Страница 13 из 20
– Вот как они нас боятся. Мы втроем, а их восемь человек сюда идет.
– Дело не в страхе, – сказал Сапрыкин. – Просто они не дураки и понимают, что едва ли нас столько, сколько стоит на виду.
– Миша с ними, – сообщил Цой.
– И все-таки я не верю, что ты не знал про бомбу и про ее местоположение, – покосился на Евгения Анатольевича Андрей.
– Если бы я знал, где эта чертова бомба, мне было бы легче ее нейтрализовать, чем стоять тут и составлять тебе, Андрюша, компанию.
– А как нейтрализовать водородную бомбу, дядя Женя? – спросил Александр.
– Да легко. Вообще, называть бомбу водородной не совсем верно. Она все-таки термоядерная. Водорода в ней нет. Есть адекватный заменитель. Дейтерид лития. Просто водород это газ, а для бомбы нужно, чтоб его агрегатное состояние представляло собой твердое вещество. Ну а обезвредить бомбу можно, уничтожив ключ детонатора, или сам детонатор. Без него вы едва ли сможете синхронизировать подрыв взрывчатого вещества настолько равномерно, чтоб этот подрыв одинаково со всех сторон давил на плутоний. Это слишком сложное устройство. Саму же бомбу неплохо было бы залить цементом или бетоном. В ней находится плутониевый триггер. По сути, атомная бомба небольшой мощности. Триггер служит для того, чтоб запустить реакцию синтеза легких элементов в более тяжелые. Взрывается плутониевый заряд, и каждая пара атомов дейтерида лития, что его окружают в бомбе, превращается в один атом гелия. При этом выделяется такое количество энергии, что… Впрочем, вы сами прекрасно помните тот день, когда такая штука взорвалась. И вы сами видите, справа от нас, остатки города, который оказался между двумя подобными физическими явлениями. Так вот. Сплав дейтерида лития может еще много и много лет лежать и не терять своих свойств. Специальная взрывчатка, которая обжимает плутониевый триггер и при взрыве вызывает критическую массу этого плутония, от которой он взрывается, тоже пролежит много лет. Но вот с самим плутониевым стрежнем совсем другая история. Он нестабилен. Каждый день, каждый час и каждую минуту от момента своего рождения, он испускает альфа-частицы, безвозвратно теряя их. Даже сейчас, пока мы болтаем. Он стареет, прямо как человек. Да, он и через сорок лет и через пятьдесят будет опасен, источая радиацию. Но к тому времени вспыльчивость своей юности он растеряет настолько, что его уже не удастся взорвать. А он в свою очередь не сможет продемонстрировать нам магию термоядерного синтеза. Так что, учитывая примерный возраст бомбы, через десять – двадцать лет она будет просто мертвецом. Опасным и заразным, но все-таки мертвецом.
– Чего только не придумают, – проворчал Андрей. – Долбаные взрослые…
– Только не надо этих ваших зубастых американских улыбок, – проворчал Михаил. – Не вздумайте им улыбаться. Сделаете только хуже.
– Странные вы, русские, – вздохнул Карл, пристально глядя вперед, на троицу людей вдали, к которым они с каждым шагом приближались. – Угрюмые. Не любите улыбаться, и когда кто-то улыбается вам…
– Мы улыбаемся, Карл. И делаем это чаще, чем ты думаешь. Мы любим улыбаться. Любим шутить. И любим, когда нам улыбаются. Но нам столько лгали… Лгали соседи, союзники, партнеры и, конечно же, враги… Нарушались международные договоры, пакты о ненападении, гарантии не расширения военных альянсов… Потом нам лгали о нашей истории. Сказали, что наша история нам лгала. Наши нервы испытывали на прочность своей ложью проповедники, реформаторы, информаторы, агитаторы, кураторы, дикторы и наши собственные власти. Улыбка для нас, Карл, – это особый уровень взаимного доверия. Она очень редко надевается на лицо, в качестве маски. Гораздо чаще она бывает искренней. Но ведь искренность надо как-то заслужить, не так ли? И в нашем понимании, если незнакомец тебе улыбается, то, скорее всего, он задумал какую-то пакость. Хочет обмануть. Так что не вздумайте им улыбаться. Будет только хуже.
– Неужели все так плохо, Майкл? Улыбка незнакомца – признак агрессии для вас?
– Нет. Я вам приоткрываю секреты менталитета. В магазинах нам улыбались продавцы, а мы улыбались им. Как правило. И это не было агрессией. Вот скажите, если бы где-то в США я уступил сидячее место в общественном транспорте женщине, она подала бы на меня в суд за дискриминацию по половому признаку?
Шериф засмеялся:
– Теоретически могла бы. Но поверьте, такой глупостью мало кто занимался.
– Вот видите. А у нас ходил такой стереотип о вас. Будто ни в коем случае нельзя женщине уступать место. А из элементарной вежливости открыть перед ней дверь, это вообще сексуальное домогательство. Но это не было обыденной нормой у вас. Так и мы. Конечно, мы улыбались и улыбаемся. Но чаще, мы улыбаемся тем, кого знаем и кому доверяем. И так же нам предпочтительны улыбки от них, а не от неизвестного нам парня, сидящего напротив, глазеющего на нас и неизвестно от чего скалящего зубы.
– Я понял, Майкл. Это как с чаевыми. Вот, казалось бы, ты пообедал в ресторане, и хочешь официанту сделать приятное. Оставляешь чаевые. У нас вообще так принято. Но если ты это сделаешь в Японии, то официант решит, что ты его оскорбляешь. Верно?
– Да, – кивнул Михаил. – Я был в Японии. Ездил на международный семинар по сейсмологии и вулканологии. Меня там первым делом предупредили, что в гостинице, в которой я жил, нельзя давать чаевых. Я даже слышал историю об одном своем коллеге из Калифорнии, за которым официант из ресторана этой гостиницы гнался почти целый квартал в Токио, чтоб вернуть тому деньги.
– Поразительно, насколько разные люди населяли этот мир, – вздохнул шериф.
– Не люди разные, на мой взгляд. Я много общался с иностранцами по долгу своей работы и поражался не разности, а как раз наоборот. Тому, насколько легко можно найти общий язык и ощутить родство между различными представителями человеческой расы. А вот культурные особенности разные. Да. Разные и интересные. И их всегда следовало учитывать. И друга из Индии, с которым вы великолепно ладите, лучше не водить в ресторан, где подают говяжьи стейки.
– У нашего доктора родители были из Индии. Но стейки он любит до сих пор, хотя о говядине мы давно не слышали, – улыбнулся Карл.
– Он же вырос в Америке. В другой культурной среде. Вон, кореец Александр Цой. И он – русский. Потому что родился и вырос здесь. В другой культурной среде, которая и сформировала его как личность. И ничего плохого в этом нет. Люди похожи настолько же, насколько они разные… Особо занятно это наблюдать в употреблении идиоматических выражений. Раньше, когда Оливия еще плохо говорила по-русски, мы чаще общались на вашем языке. И она иногда говорила странную фразу: «Пахнет крысой». Меня это, признаться, долго ставило в тупик. Я принюхивался и все искал этот запах. А Оля, оказывается, говорила о том, что подозревает что-то нехорошее. Какой-то подвох. Сейчас она об этом уже и не помнит, наверное.
Шериф рассмеялся:
– То есть, занимаясь поисками крысы и ее запаха, ты стегал дохлую лошадь?![11]
– Именно!
Теперь они смеялись вместе.
– Да, Майкл, после всего, что ты рассказал, я вдруг задумался, насколько удивительный мир взаимных открытий перед нами раскрылся бы, если б люди занимались улучшением понимания друг друга. Это как лететь на звездолете «Энтерпрайз» по галактике и исследовать ее. Не разрушать то, что трудно понять.
– Да, если бы мир мог быть чуточку лучше и разумнее, то все вместе мы могли бы построить этот звездолет.
– И нашлось бы на нем место всем. И Кирку, и Чехову, и Сулу, и Споку, и Ухуре, и Скотти…[12] – кивнул с грустью Карл.
– Мы приближаемся, – строго сказал Джонсон. – Все помнят, кто и как должен стоять? Я не хочу сейчас устраивать шоу, расставляя вас по назначенным местам, как фигурки на шахматной доске.
– Мы все помним, Рон, – закивали охранники.
11
Стегать дохлую лошадь (To flog a dead horse) – еще одна англоязычная идиома, которая означает: «заниматься бесполезным делом».
12
Персонажи оригинального сериала «Стар трек». Экипаж звездолета «Энтерпрайз».