Страница 12 из 53
Представляет интерес публикация А. С. Смыкалиным «забытых» Судебников 1589 и 1606–1607 гг., прежние издания которых давно стали библиографической редкостью. Издание, предпринятое А. С. Смыкалиным, несомненно, восполняет определенный пробел, но оно, как и «Памятники права Древней Руси» под редакцией Р. Л. Хачатурова, только перепечатывает в сокращенном виде тексты памятников и комментарии к ним, содержащиеся в IV томе «Памятников…» и Судебниках XV–XVI вв., изданных АН СССР в 1952 г. Никаких самостоятельных и новых изысканий или привлечения работ, вышедших по данной теме, оба эти издания не содержат, но сам факт публикации редких памятников права следует оценить положительно. При издании А. С. Смыкалиным Судебника 1589 г. и Сводного Судебника 1606–1607 гг. можно было бы учесть открытый В. Д. Назаровым новый список Сводного Судебника (впервые)[72] и опубликованную в 2000 г. интересную статью В. А. Глухова, рассмотревшего институты уголовного права и систему наказаний по Судебнику 1606–1607 гг. Им проведено сравнение Судебника 1606–1607 гг. с предшествующими Судебниками, на основании которого выявлены все новеллы в области уголовного права, процесса и применения наказаний, содержащиеся в Сводном Судебнике [73]. Э. В. Георгиевский проанализировал наказательную политику в Судебнике 1589 г. сравнительно с Судебниками 1497 и 1550 гг., кстати, подтвердив практику применения этого Судебника в северорусских землях[74].
Существенный вклад в публикацию нормативного материала и произведений средневековых мыслителей был внесен изданием «Антология мировой правовой мысли», в том IV которой вошли публикации источников права и правовой мысли Средневековья с XI и по XVII в. включительно[75]. Издание подготовлено юристами-историками. Достоинствами этой Антологии является публикация правовых документов (договоров, договорных грамот, постановлений и распоряжений князей, приговоров, указов, судебников, международных договоров) в сочетании с политико-правовыми доктринами, в которых разрабатывались вопросы, касающиеся организации верховной власти (формы правления) и способов ее законной реализации, образа ее носителя, а также содержания правовых норм, их применения судебными организациями, т. е. непосредственно процесса реализации правосудия.
В этом же ряду изданий находится и выпущенный издательством «Мысль» шеститомник, представляющий собой собрание судебных документов от «начала формирования судебной власти и до ее состояния в Российской Федерации»[76].
Следует отметить, что юристы – историки права в 1990—2000-х гг. активизировали внимание к средневековой истории русского права и процессу правоприменения. Так, В. А. Роговым было издано несколько работ по истории уголовного права и репрессий в Русском государстве XV–XVII вв.[77]
Рассмотрение состояния темы на момент исследования привело В. А. Рогова к заключению, что в советский и современный периоды монографические работы в юридической науке по этой теме отсутствуют. В работе В. А. Рогова «Уголовное право и карательная политика в Русском государстве XV–XVII вв.» было отмечено, что затрагиваемые в ней проблемы, касающиеся уголовного права и политики репрессий по отношению к Судебникам 1589 и 1606–1607 гг., не анализировались вообще ни в дореволюционной., ни в советской, ни в современной историке-правовой науке. Упоминания, содержащиеся в отдельных статьях, подчинены классовому анализу и явно преувеличивают репрессивный характер наказаний этих кодексов права. В определенной мере это касается и трудов по Соборному уложению. Так, В. А. Рогов отметил, что в работе К. Ф. Софроненко повторяется тезис о том, что «все цели наказания сводятся к устрашению»[78].
В работе В. А. Рогова (1992) содержится обзор отзывов иностранцев относительно существовавших в России кодексов права и репрессивной политики государства. На них часто ссылались исследователи, но систематический обзор именно по уголовно-правовой тематике был сделан впервые. В. А. Рогов также одним из первых выступил с опровержением тезиса о «необузданной жестокости» российского феодального права, обратив внимание на присущее в то время «карательной политике элементов здравого смысла, политического такта и большой доли терпимости». Проведенное им сравнение карательных санкций русского средневекового права с санкциями западных государств подтвердило выдвинутый им тезис.
Продуктивной в исследованиях В. А. Рогова является попытка выяснения влияния общественного мнения, получившего наиболее адекватное выражение в политических трактатах и публицистических произведениях мыслителей и публицистов, на законодателей и непосредственно на практику применения наказаний. Однако полного освещения эта тема у него не получила[79]. Им не исследованы в этой работе санкции, содержащиеся в Судебниках 1589 и 1606–1607 гг., анализ которых мог бы полностью подтвердить выдвинутые им же самим предположения относительно репрессивной политики государства. К сожалению, в литературе до настоящего времени имеет хождение заключение, что в этих Судебниках «имеет свое логическое продолжение принцип устрашения, заложенный еще в Судебниках 1497 и 1550 гг.» [80].
Между тем в Судебниках 1589 и 1606–1607 гг. санкции продолжают оставаться альтернативными и неопределенными, позволяющими судьям даже при применении статьи, содержащей санкцию, предписывающую смертную казнь, назначить другой вид наказания. В них отсутствует указание на способ применения смертной казни, а при назначении наказания в виде битья кнутом количество ударов не устанавливается, как и сроки тюремного заключения. Указания о них, как правило, весьма неопределенны: «вкинути в тюрьму» или «вкинули в тюрьму до государева указу». Следует согласиться с тем, что такая неопределенность в санкциях дает возможность уменьшить тяжесть наказания. Судья, например, мог назначить не 50 ударов, а только 5, определить тюремное заключение сроком не в 15, а в 5 лет и т. д., но могло быть и наоборот. При выборе санкции судьей приоритет явно остается «за крепкой порукой», даже если речь идет о совершении тяжких преступлений. Законодателя прежде всего интересует возможность возмещения ущерба потерпевшей стороне и предупреждение рецидива в дальнейшем со стороны осужденного лица. «Крепкая порука» обеспечивает надзор за поведением преступника, проживающего с поручителем совместно на территории одной общины. Даже если не находится желающих предоставить «поруку», то предлагается «вкинуть в тюрьму» преступника до тех пор, пока «крепкая порука» не отыщется. В случае если преступник раскаивается, наказание ему, безусловно, смягчается, во всяком случае, смертная казнь ему уже не грозит.
Барона Мейерберга, посетившего Россию в XVI в., удивила мягкость приговоров, выносимых по отношению к раскаявшимся преступникам. Его поразило, что признавшего свою вину и раскаявшегося вора, укравшего драгоценности из церкви, посадили всего на 42 дня в смирительный дом, а затем отправили в монастырь, в то время как в других странах ему бы не миновать костра[81].
В. А. Рогов в более поздней работе[82] вновь повторил свой вывод о явном преувеличении представления о жестокости наказаний в средневековом российском праве и продолжил свои изыскания в области определения влияния идеологии на реализацию законодательства о смертных казнях, связанные с выяснением категориального аппарата мышления средневекового человека. В этой работе им исследовался несколько другой аспект идеологического влияния на практику применения смертных казней, а именно «влияние народной идеологии». Постановка вопроса, безусловно, правомерна, поскольку влияние общественной (в том числе и политико-правовой) мысли весьма значительно, ибо именно мыслители и публицисты первыми выступают с критикой недостатков существующего государственно-правового устройства, аккумулируя в своих произведениях ожидания общества от законодателей, а впоследствии в своих трактатах и публицистических произведениях легитимируют происходящие перемены, выражая их одобрение или порицание.
72
См.: Назаров В. Д, Палеографический и текстологический анализ списков Сводного Судебника// Вестник МГУ. Сер. 9. 1967.
73
См.: Глухов В. А. Институты уголовного права в Сводном Судебнике 1606–1607 гг. // Безопасность уголовно-исполнительной системы. Псков, 2000. № 9 (5). С. 43–49.
74
См.: Георгиевский Э. В. К вопросу о преступном и наказуемом в эпоху Судебников XV–XVI вв. // Сибирский юридический вестник. 2004. № 3.
75
См.: Антология мировой правовой мысли XI–XIX вв. М., 1999. Т. IV.
76
См.: Кутафин О. Ж, Лебедев В. М., Семигин Г. Ю. Судебная власть в России. История и документы: в 6 т. М., 1997–2003, К сожалению, документы, касающиеся средневековой истории права, не вошли в это издание, ибо публикация документов об образовании и деятельности судебной власти начинается только с периода формирования и утверждения абсолютизма, т. е. с XVIII в.
77
См.: Рогов В. А. Уголовное право и карательная политика в Русском государстве XV–XVII вв. М., 1990; Он же. Уголовные наказания и репрессии в России. М., 1992; Он же. История уголовного права, террора и репрессий в Русском государстве XV–XVII вв. М., 1995.
78
Софроненко К. А. Соборное Уложение 1649 г. – кодекс русского феодального права. М, 1958. С, 46—51
79
См.: Рогов В. А, Уголовное право и карательная политика в Русском государстве XV–XVII вв.
80
Смыкалин А. С. История возникновения и специфика Судебника 1606–1607 гг. // Русское законодательство конца XVI–XVII вв. Екатеринбург, 2005. С. 89.
81
См.: Мейерберг А. Утверждение династии. М., 1997.С.75.
82
См.: Рогов В. А, Уголовные наказания и репрессии в России.