Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 43 из 45



Ухнув, Алекса рухнула на колени, и вновь поднялась. А поднимаясь, услышала в своей голове голос Сергея:

– Возьми мою силу! Возьми ее всю без остатка и присоедини к своей! Прошу! Мои раны заживают слишком медленно, и я не могу встать рядом с тобой с мечом, но еще способен поддержать тебя ментальной силой!

– Хорошо, - ответила вампирша.

В тот же миг она выпростала тонкий лучик своей силы и коснулась ею силы Сергея, она тотчас откликнулась и потекла в Алексу, наполняя, сливаясь с ее силой, многократно ее усиливая.

Воспрянувшая, освеженная, выставив эту двойную силу на острие своего меча, Алекса кинулась на Кадамуна. Она чувствовала неукротимый огонь в своих жилах. На этот раз она была быстрее, и отсекла ему голову чистым, ровным ударом. Но не прошло и пяти секунд, как голова вновь возвратилась на свое законное место. Потом Алекса едва успела поставить щит, как на нее обрушился шторм силы Кадамуна, похожий на ливень невероятно острых лезвий, готовых изрезать все и вся на куски.

Ожидая, пока заживет нога, Лазель наблюдал за битвой Алексы. Та отсекала от Кадмуна кусок за куском: руку, голову, но он тотчас восстанавливался. И за каждый удачный удар вампирша расплачивалась собственной кровью. И ее раны заживали куда медленнее. Лазель видел глубокую рану на ее спине, множество царапин, порез вдоль ребер.

Силы были не равны. Он понимал это лучше, чем кто бы то ни было. Стало очевидно, что их план полностью провалился. Хотя сама Алекса, похоже, отказывалась это признать и настроена сражаться до самого конца, каков бы он ни был.

Лазель невыносимо больно было смотреть на Алексу: всю истерзанную, но атакующую снова и снова. И вместе с этой болью в нем расцветала решимость. В конце-концов он поклялся не думать о ритуале, а не совершать его.

Нога уже зажила, и можно было приступать. Он глубоко вздохнул, отметая все сомнения и страхи прочь, сосредотачиваясь на главном. Благо кусты скрывали его и его намерения от всех остальных. Лазель достал кинжал и резким движением вспорол себе левую руку. Для начала нужна была просто кровь.

Встав на колени и позволяя крови течь прямо перед собой, Лазель зашептал первую часть заклятья. С первым словом его ровным кругом окружил ветер. Потом его кровь раздалась в стороны, обозначив такой же ровный круг, с восьмиконечной звездой внутри, в центре которой находился знак его рода. Казалось, что он пульсирует, ожидая или призывая чего-то.

Лазель замолчал. Все было готово, оставалось дело за главным. Он еще раз бросил взгляд на отчаянно сражающуюся Алексу, потом быстро расстегнул рубашку и приставил кинжал к груди, как раз там, где билось сердце. Его рука почти не дрогнула, вспарывая собственную грудину.

От боли потемнело в глазах, но Лазель изо всех сил постарался не обращать на это внимания. Выронив кинжал, он запустил руку в страшную рану, нащупав собственное сердце. Очередная волна боли смыла все изменения, снова вернув Лазель в женское тело. Но она ожидала нечто подобное. К тому же времени было слишком мало, чтобы отвлекаться на мелочи.

Этот парк казался Николь совершенно бесконечным. Хотя не раз и не два она ловила себя на мысли, что, вероятно, ходит по кругу. Вампирша уже не могла сказать, сколько часов так бродит. Она не могла почувствовать ни магистра города, ни остальных, и это сильно беспокоило. А до рассвета оставалось часа три, не больше.

Вдруг Николь услышала какой-то шум. Точно, это был звон мечей! Выхватив из чехла обрез, она кинулась туда, на этот звон.

Вот, сквозь деревья она уже видела Алексу. Та отчаянно сражалась с каким-то черноволосым вампиром. Наверное, это и был Кадамун. Николь выстрелила в него, встав рядом с магистром города. В груди Проклятого образовалась дыра где-то с два кулака, которая моментально заросла.

– Черт! - выругалась Николь.

– Ты как раз вовремя, - кивнула Алекса, вытирая рукавом лоб.

– Ты сражаешься с ним одна! Почему не позвала Юлия и наших ребят?

– А смысл? Если бы они и услышали мой зов, Кадамун не дал бы им найти нас, - фыркнула Алекса, снова ринувшись в бой.



На этот раз они с Николь атаковали Проклятого с двух сторон, но это не дало им серьезного преимущества. Его силы, казалось, не знали границ, а вот Алекса уже чувствовала себя довольно измотанной. И даже объединенные с Сергеем силы уже не давали прежнего эффекта.

Лазель слышала появление Николь, но это ничего не меняло. Ощутив трепещущую влажность собственного сердца в своей руке, она собралась с силами и духом, и дернула. Постаралась, по возможности, ограничиться одним движением.

Звук рвущихся вен и сухожилий показался Лазель просто оглушительным. От боли было не просто трудно дышать, в груди словно произошел атомный взрыв. Любой другой уже был бы при смерти. От этого и от болевого шока ее удерживала лишь невероятно сильная воля и то, что она являлась членом Совета вампиров. И все же боль свалила Лазель с ног. Она повалилась на бок, сжимая сердце в руке.

Собрав все силы в кулак, вампирша подползла поближе к центру пентаграммы. Потом протянула руку с сердцем прямо над знаком рода. Кровь капала точно в центр.

Боясь, что у нее не хватит сил долго продержаться, удерживать жизнь в своем теле, Лазель быстро зашептала заклятье, которое заканчивалось словами на древнем вампирском языке:

– Пусть ненависть остынет в этом сердце! Да свяжет кровь его с Кадамуном и заставить вернуться Проклятого в склеп. Пусть погрузиться он в сон, забыв обо всем. Да будет так!

Сердце и пентаграмма осветились ярким алым светом, рой алых искорок от которого выпростался наружу. В это время в глазах Лазель потемнело. Жизнь покидала ее.

Алекса с Николь были опять отброшены прочь. К ране на спине у магистра города прибавилась еще одна, более глубокая, у Николь был рассечен лоб. А Проклятый опять ударил по Сергею, заставив его снова неестественно выгнуться, у него изо рта хлынула кровь.

Превозмогая боль и усталость, Алекса вскочила, услышав его тихий стон. Но стоило ей занести меч, как налетел вихрь алых искр.

Кадамун остановился, будто у него кончился завод, и уставился на них. А искры стали собираться в единое целое, в один шар на уровне груди Проклятого, который обратился в знак рода Инъяиль. Тотчас такой же знак вспыхнул на его груди. И эти знаки стали совмещаться. А Кадамун покорно стоял и ждал, когда это произойдет. Его глаза как-то потухли, стали неживыми, будто два куска янтаря.

Одежда Проклятого тоже менялась. Сначала брюки и рубашка слились в одну длиннополую одежду, которая затем втянулась в знак на его груди. Он остался в кожаной набедренной повязке, когда знаки совместились. Кадамун тотчас весь осветился этим алым светом и проронил лишь одно слово:

– Ухожу.

И исчез. Растворился в снопе алых искр, которые устремились куда-то вверх, в уже сереющее перед рассветом небо. Тотчас растворилась и иллюзия, витающая над парком. У всех будто камень с плеч свалился.

Первой опомнилась Алекса. Страшная догадка поразила ее, заставив выдохнуть:

– О, Господи! Лазель!

– Что это было? - проговорил Сергей, сумев, наконец, не без труда, подняться на ноги. Боль постепенно уходила, да и в голове как-то прояснилось.

Алекса его не слушала, так как в это время нашла Лазель, лежащую без движения. Но то, что она увидела секундой позже, заставило вампиршу замереть от ужаса. В груди подруги зияла страшная рана, а в окровавленной руке она сжимала сердце. Остановившееся и остывающее. Но каким-то чудом, каким-то немыслимым чудом Лазель все еще была жива. Хотя огонь ее жизни превратился в тлеющие угли, которые неумолимо затухали.

Не обращая внимания на кровь, которая была повсюду, и на боль собственных ран, Алекса рухнула рядом с ней на колени. Осторожно, дрожащими руками, вампирша взяла вырванное сердце и поместила его обратно, в грудь Лазель, лелея крохотную надежду, что у нее еще есть шанс выжить.