Страница 2 из 4
Свитер и правда был дурацкий. Янка могла и что получше найти, а не эту зеленую хрень с розовыми уточками. Немудрено, что Лизка взбесилась. Игрушки и книжки по комнате расшвыряла, забилась на кресло с ногами, любимого медведя к себе прижала. Белобрысый хвостик набок сбился, глазенки сверкают.
Я, решив, что дитятко -- существо глупое и сердобольное, завела шарманку про одноногую собачку:
-- Дедушка Мороз, -- говорю, -- старенький уже, видит плохо, вот адреса и перепутал... Одна очень бедная девочка просила у него свитер, потому что мерзнет... а ты просила планшет... так вот и получилось, что планшет он отправил той девочке, а тебе -- ее свитер... А теперь мы не можем все переиграть... Не можем отнять у девочки подарок...
Лизка посмотрела на меня исподлобья. Мне показалось, она сейчас меня разорвет.
-- Но Дедушка поручил твоей крестной фее уладить эту ситуацию... так что при возможности она передаст тебе другой планшет...
-- Моей крестной фее? А это вообще кто?
-- Ну как кто? Ясное дело -- я.
-- Ты? Ты лысая. Разве бывают лысые феи?
Что эта малявка себе позволяет? Но на такие случаи всегда есть контраргумент, проверенный веками:
-- Откуда ты знаешь, как выглядят феи? Ты как будто хоть одну фею в жизни видела!
-- Конечно, не видела! -- Лизка аж подскочила в кресле. -- Потому что в жизни нет фей! Они же только в мультиках!
-- А дед мороз типа в жизни есть, да?! -- не выдержала я. -- И как тебе, восьмилетней, можно сказать, почти взрослой девице, не стыдно делать вид, что ты веришь во всякую фигню?
Лизка уткнулась носом в медведя и зарыдала.
-- Я хочу планше-е-ет...
-- Ну ни реви, не реви... Я хоть и не фея, но так и быть, если будешь себя нормально вести, а не бычить из-за всякой ерунды... на днюху, может, и получишь планшет... Может. Получишь.
-- Эта дебильная идея с дедом морозом испортила настроение куче народу, -- втирала я потом Янке. -- Система, устроенная по принципу: проси, что хочешь, но я дам тебе то, что сам посчитаю нужным, -- это издевательство над человеком. Смысл тогда просить? Я поэтому и от религии отошла...
-- Татка, ты герой! А у них в классе всем сказали: пишите письмо Дедушке Морозу, просите, что хотите... Я и не подумала...
-- Планшет можно сейчас недорого взять, раз уж вышла такая фигня. Я ж типа пообещала уже.
-- Да она забудет!.. У нее же день рождения в июле!
-- Не-ет, она не забудет, -- я покачала головой. -- И не надейся. Да пофиг. Я куплю, пусть порадуется. Мне когда-то родители тамагочи не подарили. Так я потом с первой стипендии его себе купила. Была одна такая дура на потоке -- с тамагочи, который на парах пищал... А когда он сдох, я натурально ревела, как дебилка! Лучше бы в детстве отмучилась...
Лизка, по-прежнему прижимая к себе медведя, заглянула на кухню, где сидели мы с Янкой:
-- Тата... а если и правда есть девочка, которая мерзнет...и будет рада этому свитеру...-- в ее голосе, как камешек в ботинке, покалывало сомнение, -- можно его ей отдать? Просто так...
И вот тут я заржала как конь и поняла: эта мелкая зараза -- вот прямо я.
А Янка, звеня тарелками, бухтела, что свитер хороший, продавщица на рынке сказала, что раскупаются они влет, но если Лизка так хочет, то можно его отправить в детский дом.
Планшет я купила. За что получила звание крестной феи, лысой феи. Хотя я не лысая, а просто очень коротко стригусь, но что с мелкой возьмешь?
По правде говоря, я думала, что Лизка стала вредничать потому, что Янка накануне Нового года выгнала Леню, с которым они прожили лет пять, что ли. Янка приревновала его к какой-то аспирантке и выставила за дверь со словами:
-- Мама была права: тебе только квартира моя и нужна!
Леня, очень полный, неуклюжий, нелепый, вернулся в свою комнату в общаге, хоть я и уговаривала Янку простить его.
-- Ян, в самом деле, ну он же тебя всегда любил!
-- Разлюбил, значит!
-- Ян, Лизке нужен отец!
-- Какой еще, на хрен, отец! Она ж не от него! И даже папой его не звала!
-- Яна, ну она ж привязалась уже к нему!
-- Отвяжется.
Я только пожимала плечами. У Лизки был мобильник и немножечко мозгов -- и я была уверена, что с Леней она созванивается. Он всегда интересовался ее уроками, занятиями в кружках и успехами в колочении мальчишек на каратэ.
Я вспомнила, как Янка впервые притащила Леню к себе домой. Лизке было года четыре. Мы, взрослые, сидели на кухне за столом и живо обсуждали какие-то маловажные темы вроде политики. И тут зашла Лизка, волоча за лапу одного из своих медведей. На медведя она надела свое платье, которое было ему велико и смешно болталось.
-- Завяжи! -- она обратилась к Лене.
Тот сразу понял, о чем она: взял медведя в руки и принялся завязывать поясок от платья. Старался, неловкими пальцами со второй попытки затянул бантик. Неуверенно спросил:
-- Сойдет?
Лизка несколько секунд придирчиво осматривала результат, а потом с превеликой важностью кивнула.
Потом Янка долго донимала меня вопросами:
-- Лизка меня спросила, будет ли Леня жить с нами. Я говорю: ну, наверно, будет. А она мне: он большой, как дом. И смеется. Это к чему?
-- Думаю, он ей понравился. С домом нельзя сравнить что-то плохое, -- философски заметила я.
Был дом, да и сплыл. Так-то.
Что мне сказать девочке, которая впервые поняла, что танцевать можно перестать навсегда? И в то же время -- можно не прекращать никогда?
Тайка была черноволосая, смуглая, с сосредоточенным, каким-то теневым выражением лица. Но стоило ей рассмеяться -- и вспыхивала красота. Как вырвавшаяся из окна занавеска, развевающаяся на фоне неба -- просто занавеска, просто небо, а сердце ликует!
Тайку я любила и никогда не перестану любить, как все те, кто видел, как она смеется...
Я знала ее с детства -- так вышло, что ее мама, тетя Света, приходилась нам какой-то дальней родственницей, точно не скажу, какой. Тетя Света приезжала к нашей бабушке в деревню -- пить молоко и фотографировать. Тетя Света -- безумный энтузиаст фотографии. Тогда, в начале 90-х, у нее был пленочный фотоаппарат, черно-белый, она не признавала цветного. Она творила искусство. Снимала купающихся в пыли куриц, жующих свои тяжкие думы коров, чертоподобных коз, вечно брюзжащих индюков и всю прущую из земли зелень -- неважно, как высоко от этой самой земли зелени удавалось подняться.
А еще тетя Света передвигалась на инвалидной коляске или костылях, в зависимости от того, где как было удобнее.
-- У мамы был полиомиелит, и она могла остаться совсем неподвижной, но ей повезло, а то бы, конечно, не было бы меня, -- говорила мне серьезная Тайка. -- Мама у меня такая ма-ама...
И это действительно была такая ма-ама... Она не переставала удивлять. Никогда.
-- Мама считает, что ей можно все, она меня родила потому, что кто-то ей сказал, что калеке не стоит иметь детей! А она нашла себе мужчину -- и меня родила! И теперь командует мной, как хочет! -- Тайка иногда так полушутливо ныла. -- Мужчиной, конечно, так не покамандуешь!
Моя бабушка держала свиней. От свиного сарая к навозной куче тянулась канавка, через которую была перекинута доска. Обычно мы старались быстро проскочить это место, потому что вонь там просто сшибала с ног. Но однажды, во время очередного забега из сада во двор, мы не захотели бежать друг за дружкой -- и ломанулись на доску вдвоем. А-а-ах! И Тайка полетела в вонючую навозную жижу.
-- Ха-ха-ха! -- Я не могла удержаться от смеха -- и тут же шлепнулась в грязь с противоположной стороны.
-- Ха-ха-ха! -- теперь уже зашлась смехом Тайка. Ее перепачканное лицо все равно осветилось так, как будто на грязь плеснули золотом.
Я с притворной злостью зачерпнула ладонью грязи и швырнула в нее:
-- Получи!
-- И ты получи!
Вонь, бесившая нас в первый миг, словно сама собой унялась. Универсальный закон мироздания: когда ты по-настоящему влип в дерьмо, тебе уже не воняет. Мы подняли в свиной канаве такой радостный визг, с каким порой скакали под дождем.