Последний суд

Флавия рассказала про выставку и неожиданное увольнение Бессона.

— Ах, да, припоминаю. Тут я руку приложил. Услышав, что он принят на работу в музей, я посоветовал директору не оставлять его без присмотра. Для убедительности показал собранное на него досье. Конечно, все это абсолютно бездоказательно, я сам прекрасно понимаю, но по крайней мере я их предупредил.

— Мне сказали, что Бессон арестован. И кажется, его арест спровоцировал нашего незнакомца со шрамом на активные действия.

Жанэ покачал головой:

— Увы, к нам его арест не имеет никакого отношения.

— Точно? — с сомнением посмотрела на него Флавия. Вопрос слегка рассердил Жанэ.

— Ну разумеется. Мы так редко кого-то арестовываем, что я всегда об этом знаю. Тем более если бы это был Бессон. Ну как, у тебя еще остались вопросы?

— Да, относительно человека со шрамом.

Жанэ опять покачал головой.

— Понятия не имею, кто он. Если тебе не жаль потратить день, можешь посмотреть фотографии преступников…

— Нет, кто бы он ни был, он не похож на обычного вора.

— Возможно. Ты думаешь, это он — убийца?

— Во всяком случае, его кандидатура первой приходит на ум. Но изловить его будет непросто — уж очень он ловок и хитер.

— Почему ты так думаешь?

— Его осведомленность поражает. Например, он знал, что Аргайл поедет на вокзал. В Риме он узнал, где живет Мюллер, нашел Эллмана и Аргайла. Договорился о встрече с Аргайлом, но так и не появился. Почему? Возможно, он узнал о засаде. Непонятно, откуда он черпает все эти сведения,

— Тут я даже предполагать ничего не могу. Что-нибудь еще?

— Гартунг. Жюль Гартунг.

— Ну, это старая история.

— Я знаю, но Жюль Гартунг — отец Мюллера.

— Это вопрос не моей компетенции. То есть я слышал кое-что… кажется, он был военным преступником, верно?

— Да, кажется, так.

— Я тогда был совсем молодой. К тому же приехал с Востока; в Париж впервые попал в конце пятидесятых. Боюсь, тут мне нечего тебе рассказать.

— Он был евреем. Может быть, существует какой-нибудь архив, где сохранились документы о депортации? Или какая-нибудь другая организация, где велись записи?

— Попробуй наведаться в еврейский центр в Мараисе. У них там горы документов военного периода. Я могу позвонить им, предупредить о твоем приходе. Или, если хочешь, отправлю туда кого-нибудь из своих ребят. Но я все же советую тебе вернуться домой. Зачем ты будешь тратить время на то, что могут сделать мои ребята?

— Нет, в архив я поеду сама. Возможно, это ничего не даст, но кто знает?

Она попрощалась, сказав, что вечером позвонит и расскажет о результатах. Жанэ пообещал собрать к этому времени нужную ей информацию.

«Странно, что он так настойчиво выпроваживал меня в Рим», — подумала Флавия, оказавшись на улице.

ГЛАВА 12

— Ну и где ты пропадала весь день? — спросил Джонатан.

Когда он вернулся в гостиницу от Бессона, Флавии не было. Оставив на столе записку, что у Бессона ничего выяснить не удалось, он ушел. Пришла Флавия и снова ушла. Они встретились только после семи, и Флавия первым делом расспросила Аргайла о результатах встреч с Жантильи и Бессоном.

— А как дела у тебя? — сказал Джонатан, закончив рассказ.

— Я встретилась с Жанэ, а потом прошвырнулась по магазинам.

У нее было на редкость хорошее настроение.

— Что ты сделала?!

— Прошвырнулась по магазинам: я уже полгода хожу в одном и том же. Еще зашла в парикмахерскую. Так что, я думаю, наши достижения примерно одинаковы. Секундочку.

Вернее было бы сказать: «Подожди минут пятнадцать», потому что именно столько она пробыла в ванной комнате. Даже Аргайл, не сильно разбиравшийся в подобных вещах, был поражен ее перевоплощением.

— Боже милостивый!

— И это все, что ты можешь сказать? — спросила она, поворачиваясь перед ним и любуясь своим отражением в зеркале.

— Ты такая красивая.

— Я не просто красивая, молодой человек. Я великолепная. Бесподобная. Сногсшибательная. Вот, попала на распродажу и не смогла удержаться.

Она полюбовалась собой еще немного.

— Сто лет не носила короткое, черное и обтягивающее. А зря — нельзя лишать мир такого удовольствия. Как тебе туфли?

— Очень симпатичные.

— Тебе нужно научиться говорить комплименты, — сухо бросила она, продолжая вертеться перед зеркалом. — Я не так часто надеваю что-то красивое, но когда надеваю, мне хотелось бы слышать что-нибудь более оригинальное. В следующий раз попробуй сказать: «Изумительно». Или «Чудесно». В общем, что-нибудь в этом духе.

— Хорошо. А какая связь между твоими приобретениями и тем, что я не смог разговорить Бессона?

— Такая, что мне нужно было встретиться с ним самой. Я хотела спросить его насчет ареста: был он арестован или нет? Кстати, предупреждаю: сегодня вечером я хочу выйти в свет.

— Без меня?

— Разумеется, без тебя. Я не хочу, чтобы ты напрягал свою ногу.

Аргайл надулся.

— Это что: так важно?

— Может быть, и нет, но у нас оборвалась еще одна нить. Никто не звонил Эллману из Парижа: я только что говорила с Жанэ. Теперь он хочет связаться со швейцарцами и попросить их тоже поработать в этом направлении. Но пока Бессон остается нашей единственной зацепкой.

— Надеюсь, ты будешь осторожна? Хочешь, я незаметно пойду за тобой?

— Ты не умеешь ходить незаметно. Если Бессон увидит тебя, все будет безнадежно испорчено. Не волнуйся, со мной ничего не случится. Да, пожалуй, мне нужно почаще покупать себе красивые вещи, — сказала она задумчиво, надев новое пальто и в который раз убедившись, что выглядит замечательно.

Она затворила за собой дверь, оставив его в одиночестве и тревожных мыслях.

Когда Флавия вернулась в гостиницу, ее радужное настроение успело напрочь испариться. Она вошла в номер, включила свет и рухнула на табуретку у окна.

Джонатан после долгого, унылого и тревожного вечера крепко спал. Ему казалось, что он проспал всего десять минут, но, взглянув на часы, он ахнул:

— Боже милостивый! Уже час ночи.

— Знаю.

Аргайл молча смотрел на ее взлохмаченные, волосы, измятое платье и грязные босые ноги. Несмотря на потрепанный вид, чувствовалось, что Флавия полна сил и энергии.

— Что с тобой произошло? У тебя такой вид, словно тебя волоком тащили по земле.

— Ты почти угадал. И главное, я сама виновата. Черт побери!

Он сел, встряхнулся и посмотрел на нее внимательнее.

— Ты выглядишь ужасно. Я пойду пущу тебе воду.

Флавия кивнула. Аргайл поплелся в ванную, а Флавия подскочила к маленькому холодильнику в поисках чего-нибудь подкрепляющего.

— Я целый день на одной минералке, — пожаловалась она. — Боялась утратить ясность мысли.

Когда вода в ванной набралась, Флавия упала в нее, издав протяжный стон облегчения, а Джонатан пристроился на унитазе, приготовившись слушать отчет о приключениях своей неугомонной подруги.

— Начиналось все как в сказке, — приступила к рассказу Флавия. — Я приехала к дому Бессона, выяснила, что он дома, и стала ждать. Около девяти он вышел из подъезда, один, и направился в ближайший ресторан. Я даже не ожидала, что мне представится такая блестящая возможность, и, конечно, последовала за ним. В ресторане я дала на лапу официанту, и он усадил меня за соседний столик.

Оказавшись в непосредственной близости от объекта, я начала бросать на него знойные взгляды, потягивая свой аперитив. Через десять минут я продолжала делать то же самое за его столиком.

Он не только выразил готовность оплатить мой счет, но и старался быть приятным собеседником, — назидательно сказала Флавия. — Я в жизни своей не слышала столько комплиментов за один вечер.

Джонатан сдавленно хмыкнул.

— Тебе тоже не мешало бы иногда говорить их, — посмотрела на него Флавия. — Это производит необыкновенно приятное впечатление.

Он снова хмыкнул.