Последний суд

Пока все в порядке. Подобные обращения не редкость. Торговцы картинами всегда стараются разузнать о попавшей к ним картине как можно больше. Женщина улыбнулась приветливее, когда поняла, что имеет дело не с клиентом, а с коллегой. Попросив минутку подождать, она скрылась за занавеской, потом выглянула и пригласила его проходить.

Несмотря на вывеску с именем братьев Розье, магазином управлял щеголеватый молодец по имени Жантильи. Взмахом руки он прервал извинения Аргайла. Чепуха. Он избавил его от скуки. Внес приятное разнообразие. С кем имею честь?

Аргайл предъявил свои рекомендации, и Жантильи внимательно прочитал их, чтобы составить представление о незнакомце. Это стандартная процедура при встрече коммерсантов, имеющих дело с картинами, — так собаки обнюхивают друг друга, определяясь, как вести себя дальше: пуститься наперегонки за мячиком или вонзить друг другу зубы в горло. Каким образом собаки отличают друзей от врагов, неизвестно; однако не менее загадочно и то, как дельцы определяют, с кем им сотрудничать, а от кого держаться подальше.

Аргайлу повезло: Жантильи однажды имел дело с Эдвардом Бирнесом, бывшим работодателем Аргайла, и остался доволен сотрудничеством.

Жантильи рассказал Аргайлу о своем опыте работы с Бирнесом, потом молодые люди обменялись сплетнями из мира искусства, затем дружно посетовали на застой в торговле. Беседа протекала в атмосфере доверия и полного взаимопонимания. Покончив со вступительной частью, они перешли к делу.

Аргайл объяснил цель своего визита: к нему в руки попала картина, о которой ему хотелось бы знать как можно больше. Судя по метке на обратной стороне картины, когда-то она выставлялась в галерее Розье. Но увы, это было очень давно.

— А насколько давно?

Аргайл предположил, что с тех пор прошло уже шестьдесят — семьдесят лет. В любом случае это было до войны.

— О-о, ну тогда сомневаюсь, смогу ли я чем-то помочь. Братья Розье продали дело тридцать лет назад и одновременно с этим уничтожили все бухгалтерские книги.

Ничего другого Аргайл и не ожидал. Некоторые коммерсанты — немолодые и очень солидные — записывают в специальные книги каждую вещь, которая проходит через их руки. Потом, когда книги начинают занимать слишком много места, от них избавляются. Иногда их передают в архивы. И крайне редко старые бухгалтерские книги продолжают пылиться в галереях.

Жантильи проявил интерес к делу Аргайла, однако тот решил ограничиться лишь тем, что уже сообщил. Он попытался описать картину, но, не видя ее воочию, галерейщик не смог ничего сказать. Тогда Джонатан высказал предположение, что некогда картина принадлежала некоему Гартунгу.

— Гартунгу? — встрепенулся Жантильи. — Что ж вы сразу не сказали?

— А вам он знаком?

— Боже милостивый, конечно. Это был очень крупный парижский коллекционер и промышленник. Правда, потом он стал опальным.

— Тогда, возможно, он покупал что-нибудь в галерее Розье?

— Наверняка. Из того, что я о нем слышал — я те времена, разумеется, не застал, — он покупал очень много и с толком. Скажу вам даже больше. Вы сами знаете, какие все в нашем бизнесе снобы: «Простые клиенты? Фи!» Мы даже не пытаемся запомнить их имена. Вот богатые и знаменитые персоны — другое дело. Этих мы обязательно запоминаем, чтобы при случае обронить в разговоре громкое имя. О Гартунге теперь никто не вспоминает из-за того, что с ним произошло… но все равно его имя будет вписано золотыми буквами в историю любителей искусства. Подождите, я посмотрю в журнале именитых клиентов.

Жантильи куда-то скрылся и через несколько мгновений появился с большим томом. Он бухнул его на стол, подняв облако пыли, раскрыл двумя руками и громко чихнул.

— Давно не доставал. Так, смотрим на «г» — Гартунг. Так. Хм.

Он водрузил на нос очки и, хмуря брови и покашливая, начал листать страницы.

— Вот, — сказал он. — Жюль Гартунг, авеню Монтень, восемнадцать. Первый раз он купил у нас картину в двадцать первом, последняя покупка сделана в тридцать девятом. Всего он купил у нас одиннадцать полотен. Не самый прибыльный клиент, однако всегда делал отличный выбор. Отличный. И человек был хороший, что бы там ни писали про него газеты.

— Можно мне взглянуть? — Аргайл обошел вокруг стола и наклонился над книгой.

Жантильи ткнул пальцем в середину страницы.

— Вот картина, которая вас интересует. «Июнь 1939 года. Куплен классический сюжет Жана Флоре, с доставкой на дом». И вот еще одно полотно того же художника — религиозный сюжет, доставлен по другому адресу: бульвар Сен-Жермен. Хм, не престижный район.

— Хорошо. Наверное, это была еще одна картина из цикла.

— Какого цикла?

— Картин было четыре, — живо ответил Аргайл, демонстрируя свою осведомленность. — Все на тему закона. Я думаю, другая картина тоже была из этого цикла.

— Понятно.

— Я рад, что хотя бы этот вопрос прояснился. Как вы думаете, я смогу выяснить, кому была доставлена картина на бульвар Сен-Жермен?

— Неужели это тоже имеет значение?

— Вероятно, нет. Но мне хочется знать о ней все.

Жантильи с сомнением покачал головой.

— Не представляю, как вы это узнаете. Конечно, если очень постараться, можно выяснить, кому принадлежала квартира. Но скорее всего она сдавалась внаем, и тогда фамилия владельца вам ничего не скажет. По-моему, нет никаких шансов выяснить, кто там тогда жил.

— О-о, — разочарованно протянул Аргайл, — какая досада. А Гартунг? Может, я смогу найти людей, которые были с ним знакомы?

— Все это было так давно, тем более он не из тех людей, о ком хочется вспоминать. Многие не выдержали испытания войной, но он… вы слышали эту историю?

— В общих чертах. Я знаю, что он повесился.

— Да, и правильно сделал. Перед войной он был очень популярным человеком в светских кругах. Имел жену-красавицу. Но сейчас едва ли кто признается, что приятельствовал с ним. Да и в живых скорее всего уже никого не осталось. Все давно забыто.

— Возможно, нет.

— Возможно. Но лучше забыть. Война давно закончилась, стала историей. Мало ли кто что совершил в прошлом.

Аргайл расстался с Жантильи, весьма удовлетворенный собой и результатом беседы. Следующим в списке шел Жан-Люк Бессон, встреча с которым немного поубавила окрепнувшую было веру Аргайла в свои силы.

Прежде чем направиться к нему, он вытряс из карманов всю мелочь, подсчитал ее и убедился, что на такси ему хватит.

Бессон, не спрашивая, открыл дверь. На вид ему было лет сорок, редеющие волосы он наклеил на череп, постаравшись распределить их как можно равномернее, но что неожиданно поразило Аргайла, так это открытое, добродушное выражение лица.

Англичанин представился выдуманным именем, и Бессон пригласил его в дом, хотя названная причина визита показалась ему малоубедительной.

«Кофе? Чай? Кажется, англичане предпочитают чай?»

Беззаботно болтая, он принялся готовить кофе. Аргайл молча рыскал взглядом по квартире, высматривая картины. У них с Флавией это вошло уже в привычку. Флавия поступала так потому, что работала в полиции и привыкла подозревать всех и вся, а он — потому, что картины были делом его жизни. Попадая в чужую квартиру, он не мог удержаться, чтобы не посмотреть, что приобретают люди. Конечно, это не очень воспитанно, зато часто бывает полезным.

К тому времени, как закипела вода в кофейнике, Аргайл успел пробежаться взглядом по картинам, оценить мебель, изучить дедушкины часы и приступить к коллекции фотографий в современных серебряных рамках. Ничего интересного: везде Бессон в компании незнакомых людей — скорее всего родственников.

— Я решил отдохнуть, — говорил тем временем Бессон. — Знаете, в один прекрасный день просыпаешься и понимаешь, что просто не в состоянии идти на работу.

Нет никаких сил снова обхаживать покупателей, которые полдня смотрят твои картины, а потом заявляют, что цена слишком высока, да таким тоном, словно ты собрался их грабить. А еще хуже, когда они делают вид, будто могут позволить себе все что угодно, в то время как я прекрасно знаю, что это далеко не так. По правде говоря, больше всего мне нравятся клиенты, которые честно признаются, что картина им очень нравится и, если бы у них были деньги, они бы обязательно ее купили. Но на таких не заработаешь. У вас есть своя галерея, месье Бирнес?