Страница 7 из 13
Смотря на это избитое личико, ощущая нежность её прикосновений, слыша любимый голос, Эдуард отчётливо понял, что теперь в его жизни всё изменилось. Теперь он не будет принадлежать самому себе. Две судьбы тесно сплелись в одну жизнь, которая тянулась к солнцу и требовала своей порции счастья.
Вдруг в их разговор грубо вмешался звук истерично завывающей сирены. Он ревел и приближался вместе с огромной пожарной машиной, освещающей себе дорогу красно-синими огнями. Пожарники на полной скорости пронеслись по дороге в сторону цирка. Только сейчас Эдуард и Лилия заметили беснующееся пламя пожара над тем местом, где был цирк.
– Пожар. Пламя. Вот какое пламя вы нагадали мне? – прошептал Эдуард.
Со стороны пустыря, где бушевал пожар, послышался топот конских копыт. Звук нарастал, и на берегу, освещаемом луной, появились бегущие галопом лошади. Группа лошадей скакала в сторону Эдуарда и Лилии.
– Мамочки! Это братья! Они нашли нас, – вскрикнула Лилия.
Они забежали за валун, и вовремя, потому что в это время табун пронёсся в двадцати метрах от них. Лошади были без наездников. Только на первой лошади, в авангарде группы, сидел низко пригнувшийся человек.
– Если это был один из твоих братьев, то у него очень хорошие лошади, – сказал Эдуард, провожая взглядом уносящихся в ночь лошадей.
– Нет, это не мой брат. Но я его где-то видела.
– К чёрту его. Скорее, у нас мало времени.
С этими словами Эдуард взял Лилию за руку и быстро зашагал прочь. Они прошли по тропинке мимо парапета, выбрались на другую улицу и побежали по направлению к гостинице.
– Лилия, у вас паспорт с собой?
– У меня его никогда не было.
– Плохо. Придётся договариваться с проводником.
– Эдик…
– Что?
– Перестань меня называть на «вы». Ненавижу, когда мне выкают.
…«Советские поезда – самые поездатые поезда в мире!» – этот народный лозунг был злой усмешкой в пику разбушевавшемуся советскому агитпропу. В каждом министерстве или любом другом государственном учреждении сидели такие восторженные оптимисты, которые то ли сами верили, то ли надеялись, что народ поверит в то, что в Советском Союзе всё самое лучшее! Нет, в великой стране, конечно же, было чем гордиться, но когда повод для гордости под бдительным присмотром спускался сверху, он начинал отдавать партийными духами «Красная Москва» и казённостью правительственных коридоров. Периодически на свет появлялся свежий лозунг с обязательным словом «самый», призванный донести до людей очередную радостную истину. К примеру, лозунг «Советские курорты – самые лучшие курорты в мире» должен был успокоить людей, к которым ненароком могла забрести в голову предательская мысль, что на свете могут быть и другие курорты. «Советский народ – самый счастливый народ в мире» – этот лозунг должен был охватить ещё большую массу людей, которая не могла себе позволить на своём примере проверить подлинность лозунга про курорты. И вдогонку следовал лозунг, призванный закрепить достигнутый успех: «Советский Союз – самая лучшая страна в мире». Из-за слишком частого употребления в государственных посылах слова «самый» такие правдивые лозунги, как «Наш Шерлок Холмс – самый лучший Шерлок Холмс в мире» или «Советский Союз – самая читающая страна в мире», терялись в громогласном оптимистическом хаосе. В безмерном количестве плакатов и лозунгов, подстерегающих советского человека за каждым углом, сама собой появлялась мысль, что впору было создавать новую государственную структуру под названием «Министерство по делам Оптимистического Максимализма».
…Стук колёс поезда «Сочи – Москва» задавал ритм течению жизни пассажиров. Вагон плавно покачивался на уходящих за горизонт рельсах и скрипел каждым стальным болтиком своей железной души. В знойном воздухе седьмого купе немым укором всему министерству путей сообщения служил вид наглухо закрытой форточки. Никакие физические усилия не могли сдвинуть с места упрямую створку, задвинутую каким-то добросовестным и, судя по всему, очень сильным работником проводниковой братии. Кто это сделал, никто не знал, что не мешало каждому, кому посчастливилось ехать в этом купе, вспоминать его с особым трёхэтажным удовольствием. Жара была такая, что сидеть при закрытых дверях было невозможно. За окошком весело мелькали ночные огни. Из соседнего купе доносился богатырский храп.
Эдуард и Лилия сидели за столиком. В тусклом освещении купе девушка всматривалась в своё отражение в маленьком зеркальце. Здоровенный синяк под правым глазом настолько резко диссонировал с другими частями ангельского личика, что казался неудачным театральным гримом.
Девушка дотронулась до вспухшей щеки и поморщилась от боли.
– Не переживай, дорогая, через неделю всё пройдёт, – успокоил её Эдуард.
– Мне так страшно! – невпопад ответила Лилия.
– Я же сказал, что пройдёт.
– Я не этого боюсь. Раньше я не выезжала дальше Сочи, а тут Москва, неизвестность…
– Любимая, я тебя в обиду не дам. Теперь у тебя будет новый дом и новая семья. Ты веришь мне? – сказал Эдуард и пересел поближе к цыганке.
– Очень хочу верить… – прошептала Лилия, щурясь перекошенной стороной лица на Эдуарда.
За окном замелькали фонари, поезд потихоньку сбавил ход. Впереди, в неярком освещении электричества, появилась какая-то маленькая станция. В тишине ночи послышался смех проводников и весёлый мат сцепщиков, и, словно бы подтверждая малозначительность станции, состав тут же тронулся, сделав остановку лишь на две минуты.
Спустя несколько минут, к удивлению Эдуарда, купившего все места, в открытую дверь седьмого купе вошёл человек с дорожной спортивной сумкой в руках. Его широкие плечи обтягивала лёгкая парчовая куртка, а ноги – модные импортные джинсы. На запястье красовались часы «электроника 5».
– Здравствуйте, люди добрые! – весело поздоровался вошедший.
– Здравствуйте… – удивился Эдуард новому пассажиру.
– Ого, по-моему, мы уже встречались! – сказал пассажир, оказавшийся Павлом.
– Да-да, на пляже, – узнал того Эдуард.
– Точно! Надо же, какая встреча! А вы что, уже уезжаете? Короткий же у вас получился отпуск.
– Так получилось, что мне срочно нужно вернуться в Москву.
– Понимаю. Сам туда спешу.
– А это моя… ээ… спутница, Лилия.
– Очень приятно, – сказал Павел и взглянул на Лилию.
Девушка, забыв обо всём, во все свои полтора глаза смотрела на Павла. Из-за недавно приобретённой физической особенности её лицо не совсем точно передавало переживаемые чувства, отчего было непонятно, то ли она испугалась, то ли была ужасно рада видеть новоявленного соседа по купе.
– По-моему, я не совсем вовремя, – замялся Павел. – Вы тут, по-видимому, что-то… серьёзное обсуждали.
– Нет-нет… – спохватился Эдуард. – Не обращайте внимания. Лилия неудачно упала с лестницы.
И чтобы как-то перевести разговор, спросил:
– А у вас что, гастроли уже закончились?
– А вы не в курсе? Цирк же вчера вечером сгорел.
– Какой ужас! Мы видели зарево, но я и не думал, что это горит цирк! – искренне удивился Эдуард.
– Да уж, горело так, что мама не горюй.
– А жертвы есть?
– Да я, честно говоря, не в курсе. Пойду покурю, – с этими словами Павел достал сигареты и вышел из купе.
– Нет, это всё-таки возмутительно! – чуть погодя обратился Эдуард к Лилии.
– Что, дорогой? – очнулась от задумчивости девушка.
– Я же купил все места в этом купе, чтобы нас никто не смущал.
– Ну, не сердись. Всё же бывает. Может, он ошибся купе.
– Нет, я этого так не оставлю! Я сейчас же поговорю с проводником.
С этими словами Эдуард с самым решительным видом вышел из купе и пошёл искать подлого проводника. Не найдя его в своём вагоне, он решил перейти в следующий. Там за общим столом собрались несколько проводников из разных вагонов. Они отмечали чей-то день рождения.
Один из «вагоновожатых», держа в вытянутой руке гранёный стакан с прозрачной жидкостью, важно вещал: