Страница 15 из 16
– Не позволяй ей прикасаться к себе, Справедливейший! – прокричал Юстинус. – Ведьма околдует тебя! Пей полынь, как я тебе велел, и втирай в виски уксус!
– Это тебе полынь пить надо! – усмехнулась Гаркана. – Желчь у тебя разлилась, и печень на полживота выросла! Вон жёлтый весь уже, посмотри на себя! Пей полынь, она тебе кровь очистит, а то задохнёшься скоро от своего яда!
– Да как ты смеешь, ведьма?! – завопил посрамлённый дохтур. – Справедливейший, она…
– Замолчь, Юстинус! – лязгнул металлом голос Инквизитора. – Как ты сможешь мне помочь, Гаркана?
– Дай мне твою руку, – попросила она, – дай, не бойся меня, Инквизитор. Правую свою руку дай мне, – и протянула через стол маленькую ладошку с тонкими пальцами.
Торвальд Лоренцо, дивясь сам своей нерешительности, подал ей руку с большим серебряным кольцом-печатью на указательном пальце.
– Это сними, – велела Гаркана, указав на кольцо, – вон, ему дай, – она кивнула на Юстинуса, – он счастлив будет. Давно на него глаз свой жадный положил. Пусть покуда подержит.
– Я вырву тебе язык раскалёнными клещами, ведьма, – трясясь от бессильной ярости, пообещал Юстинус Мор.
– Возьми, – Торвальд Лоренцо снял с пальца кольцо с печатью закона и протянул его своему помощнику.
Всё, что сказала Гаркана о Юстинусе, для него новостью не было. Удивительно, откуда это было известно ей, до сего дня его не знавшей.
– Дай мне руку, Инквизитор, – Гаркана взяла в свои ладони его большую сильную руку и принялась массировать кончиками пальцев, сильно надавливая и резко отпуская, – на наших ладонях написаны наши судьбы, – объяснила она, – и вся жизнь тут, и всё здоровье тут. Есть такие места на руке, они за голову отвечают. Посмотри, Инквизитор, вот здесь, и здесь, и здесь, – показала она, – запомни. И в следующий раз, когда боль придёт, ты возьми одну руку в другую и разминай пальцами, вот так.
Она действовала привычно, ловко, прикосновения её были сильными, но бережными, нежными, и боль стала таять, потекла прочь. Инквизитор расслабился и не сумел сдержать вырвавшийся из его груди вздох облегчения. Гаркана посмотрела на него и улыбнулась, и будто солнцем брызнула, заискрилась вся, глаза заблестели, ямочки обозначились на щеках в крапинках веснушек.
– Полегче тебе, Справедливейший? – спросила она и счастливо засмеялась.
А потом обошла стол и стала позади Инквизитора, потянула его за плечи к каменной спинке кресла, положила руки ему на голову. Сильно сжала виски, потёрла, опять сжала, помассировала кончиками пальцев, руки спустились вниз, к ушам, потёрли мочки, подавили хрящики повыше.
– Ухо, Инквизитор, похоже на младенца в утробе матери в самом начале беременности, – пояснила Гаркана, – и если вот здесь разминать, то тут как бы голова…
– Откуда невинная девушка может знать, как выглядит младенец в утробе? – заскрежетал зубами Юстинус. – Сторонись её, Справедливейший, ибо горе, горе тебе она принесёт!
– Замолчь, сказал! – рявкнул Торвальд Лоренцо. – Кого ты поучаешь? Забыл место своё?!
– Ну, вот, – Гаркана сняла руки с головы Инквизитора и отошла от стола, – найди себе другое жилище, и пей валерьяну и мяту, чтобы сон твой был спокоен и крепок. Ну что, ушла боль-то?
– Ушла! – вершитель Закона смотрел на неё, как на чудо. Лёд в его глазах расплавился, и в них сияло спокойное умиротворение. – Не знаю, как благодарить тебя, лекарка Гаркана.
– Гляди-ка! – она показала Инквизитору свои ладони. Руки покраснели и распухли. – Вот где твоя болезнь! Я забрала её. Теперь воду надо! Смыть прочь! Теперь ты мне помоги.
Торвальд Лоренцо легко встал, прошёл в пыточный угол, принёс оттуда кувшин с водой, полил на руки Гаркане, слушая, как она бормочет заговор, прося воду забрать прочь с собою болезнь.
Юстинус Мор, Познана, писарь, палачи – все молча наблюдали за ними, не вмешиваясь ни словом. Инквизитор был околдован ведьмой, сомнений в этом не было.
Кончив мыть руки, Гаркана без боязни прошла в пыточный угол и подержала их у печи, над огнём. Палачи, как флюгера по ветру, повернули за ней головы и с интересом смотрели, что она делает.
– Вот и всё, – улыбаясь, она подошла к Инквизитору и показала ему сухие и чистые руки, – теперь ты отпустишь меня, Справедливейший?
Торвальд Лоренцо смотрел на неё, и злая усмешка тронула его уста.
– Почему же теперь я должен отпустить тебя, лекарка Гаркана? медленно проговорил он. – Откуда мне знать, что ты со мною сделала? Может быть, ты забрала сейчас мою жизнь, я отпущу тебя и после упаду замертво?
Серо-зелёные глаза распахнулись в изумлении.
– Что ты, Справедливейший! Моё врачевание во спасение, не во вред!
– А почему я должен верить тебе? – в голосе Инквизитора зазвенел металл. – Потому что за мгновения тебе удалось то, что неделями не удавалось моему врачевателю?
Гаркана побледнела.
– Так вот какова плата за доброе деяние! – прошептала она.
– Слишком много обвинений против тебя, лекарка, – холодно отчеканил Инквизитор, – нахождение в полночь полнолуния на Змеиной поляне, редкая красота и редкий ум для земной женщины, умение читать мысли и распознавать болезни, не осматривая больного, странное врачевание наложением рук – всё это боле похоже на колдовство! А твоё признание в том, что ты пошла бы по своей воле на Чёрную Гору Кулаберг, боле всего отягощает твои обвинения!
Юстинус Мор и Познана переглянулись и выдохнули в облегчении.
– Хвала Кроносу! – воскликнул Юстинус, истово сжимая в кулаке амулет с крестом и серпом. – Разум Справедливейшего при нём остался, не совладала с ним ведьма!
– Да вы что, ослепли все? – злые слёзы брызнули из глаз Гарканы. – Где, какую неземную красоту узрел ты в моём лице и теле, Инквизитор? Я обычная земная женщина, я не живу в каменной башне, где воздух отравлен цветущим багульником и болотным газом! Я на вольном ветру живу, в лесу, пью из родника, ем хлеб, плоды и травы, почти не вкушаю мяса, много хожу ногами, купаюсь в реке! В чём колдовство, в том, чтобы не пить вина, не жрать жирное мясо, не сношаться с грязными мужчинами, чтобы оставаться здоровой и красивой? Отпусти меня! – взмолилась она. – Ведь я забрала твою боль, я помогла тебе!
– Нет, лекарка, не так просто всё, – медленно процедил Инквизитор, – ты расскажешь суду все свои секреты врачевания, все свои ведьминские уловки. Ты во всём сознаешься, это я тебе говорю, Инквизитор Кроноса Торвальд Лоренцо! А после, получишь по заслугам, ты, коварная ведьма!
– Шакал ты подлый! – Гаркана захлебнулась слезами. – Потому ещё горит твоя голова, как в огне, что прочих, невинных на костёр бросаешь!
– Увести! – Инквизитор махнул рукой солдатам. – В чистую камеру! Дать ей хорошую сухую постель и кормить хорошо! Чтоб здорова и крепка была, пока не окончим процесс!
– Подлый, подлый шакал! – успела ещё крикнуть Гаркана, когда солдаты уводили её из зала суда.
Торвальд Лоренцо подошёл к столу и обратился к членам суда:
– Сегодня её допрашивать больше не будем. Пусть посидит в камере, подумает, быть может, благоразумие подскажет ей самой во всём сознаться. Мне тоже нужно побыть одному, посмотреть за собой, что она сделала со мною, эта ведьма.
– Справедливейший… – начал Юстинус.
– Я позову тебя, если почувствую нездоровье, – кивнул Инквизитор и вышел.
Гаркану увели под самую крышу башни, в чистую и сухую камеру. Сквозь оконце, забранное толстой решёткой, проникали солнечные лучи, можно было дотянуться и смотреть на Кронию, град Кроноса, мрачный в своём каменном великолепии. Тёплый ветерок долетал в башню, пение птиц слышалось. Там, за этими стенами была вольница-волюшка, которую у Гарканы отняли. Она упала на кучу свежей соломы, застеленную тёплой войлочной попоной, и залилась слезами.