Перемена погоды

Яковлев Юрий

Перемена погоды

Юрий Яковлевич Яковлев

ПЕРЕМЕНА ПОГОДЫ

ПЕРВЫЕ ОТКРЫТИЯ

- Пойдем в лес. На лыжах.

- Погода не лыжная. Посмотри, как метет.

- Ну и пусть метет.

- Наверное, и лыжни не видно.

- Мы проложим новую. Я пойду впереди. Одевайся.

- Может быть, отложим на завтра?

- Я пойду доставать лыжи, а ты одевайся.

- Ладно.

Сын настоял на своем. Он пошел за лыжами, а отец нехотя стал натягивать ботинки. Они были жесткими, холодными и никак не налезали на толстые шерстяные носки. Потом он долго шнуровал их, словно специально тянул время: не хотел выходить на мороз.

А сын уже достал лыжи, оделся и стоял рядом, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

- Готов?

- Как будто.

- Ну, идем, идем...

В такую погоду выйти из тепла на улицу - все равно что окунуться в холодную воду: от резкой перемены температуры захватывает дух и познабливает. Отец жмурил глаза, отворачивался от пронизывающего ветра, и сын настороженно посматривал, боясь, что он раздумает и вернется домой. Но отец уже опустился на колено и прилаживал к ботинку лыжу.

- Тебе помочь?

- Не надо. Очень тугое крепление... выбрали погодку...

- Пошли?

Отец хмурился, а сын терпеливо ждал.

Наконец они двинулись. Мальчик шел впереди. Он прокладывал лыжню, как ледокольный буксир прокладывает во льду фарватер тяжелым судам. Он торопился и делал много лишних движений.

А отец, пока не разогрелась кровь и не прошла одышка, тяжело переваливался с одной лыжи на другую.

- Ничего, что метет! - через плечо крикнул сын. - Так даже интереснее.

Отец ничего не ответил. Он берег дыхание. Метель била с правой стороны, и от ее ледяного прикосновения немел подбородок. И надо было в такую погоду тащиться в лес!

Отец скользил на лыжах опустив голову, чтобы защитить лицо от колючей холодной пыли. Он видел только две блестящие полоски - две лыжни, проложенные сыном. А когда время от времени распрямлялся, то перед его глазами возникала вытянутая, слегка сутулая фигура сына, запорошенная снегом, раскачивающаяся, неутомимая. Казалось, не останови его, и мальчик, не переводя дыхания, пойдет напролом через леса и поля, заваленные сугробами.

Временами, чтобы убедиться, что отец не отстал, сын оглядывался - и тогда из-под ресниц, на которые налипли снежинки, весело сверкали глаза.

Так они дошли до оврага. Сын сделал остановку и дождался отца.

Он сказал:

- Ты здесь не съезжай. Там, левее, есть пологий спуск.

- А ты?

- Я-то съеду здесь.

Отец посмотрел на сына и вспомнил, как совсем недавно, лет пять назад, он учил его ходить на лыжах и выбирал невысокие горки, чтобы мальчик не упал и не расшибся. Тогда сын спорил: "Я не маленький!" - и требовал, чтобы его повели на большую гору.

А сейчас этот малыш вытянулся, над верхней губой появился темный пушок, и он говорит отцу: "Там, левее, есть пологий спуск".

Что же ответить сейчас сыну? "Я не старый?" Или еще чтолибо в этом роде?

Отец про себя усмехнулся, и ему стало весело и покойно от неожиданной опеки сына. Он почувствовал во всем теле легкость, и захотелось непременно съехать с крутой горы. Руки нажали на палки, туловище подалось вперед - и его сразу закружил белый ошеломляющий водоворот снега. Глаза сами зажмурились, руки вытянулись вперед. Он потерял ориентировку и в следующее мгновение уже не мог удержаться на ногах. Упал. И сразу рядом с ним вырос сын.

- Ты ушибся?

- Ничего... Все в порядке.

Он помог отцу подняться и стал отряхивать его варежкой.

- Зачем ты съехал здесь?

- А что?

- Я же говорил: там, левее, спуск пологий... Ну, пойдем дальше.

Отец почувствовал боль в ноге, на которую упал. Но он не хотел, чтобы сын заметил это, и торопливо сказал:

- Да-да, пошли. Иди вперед.

Сын легко сдвинулся с места, словно его подхватило ветром, и заработал руками, часто, размашисто, как крыльями, и казалось, что сейчас если возьмет он хороший разгон, то оторвется от земли и полетит над темными островерхими елками.

Отец осторожно переносил центр тяжести на здоровую ногу и не столько отталкивался палками, сколько опирался на них. Двигаться ему было больно и неловко. Метель улеглась. Белая ледяная кисея запуталась в стволах деревьев и в прутьях кустарника. Ветер уже не сдувал с еловых лап белую накипь снега. В лесу наступил покой.

Может быть, и в самом деле надо было податься левее, где пологий спуск? Отец подумал об этом и рассердился на себя и на сына, который легко, будто избавившись от веса, скользит по снегу и безразличен к тому, как там сзади ковыляет отец.

Мальчик словно прочитал его мысли и остановился. И, не оглядываясь, сказал:

- Послушай.

Отец остановился и прислушался.

- Ты слышишь?

Отец покачал головой. Он не слышал ничего, кроме ударов собственного сердца.

- Развяжи тесемку у шапки, - посоветовал мальчик.

Отец снял перчатки и послушно развязал тесемки.

И вдруг его слух наполнился торопливым перезвоном множества маленьких колокольчиков. Они звонили на все лады, заглушая шорох ветра и удары сердца.

- Где это?

- На елке.

Отец прищурился и стал разглядывать высокую пирамидальную ель, перед которой стоял сын. Он увидел -в ветвях множество маленьких юрких птичек, которые перескакивали с ветки на ветку и при этом выводили короткие тонкие трели, похожие на звон колокольчиков.

- Это птенцы, - сказал сын. - Ты не помнишь, как они называются?

Отец покачал головой.

- Серые гаички. Пойдем.

- Пойдем.

Отец уже не завязывал тесемки и все прислушивался, не попадется ли еще одна такая елка. Но елки, стоявшие вдоль тропинки, были запорошенными и беззвучными. И болело колено. Он двигался опустив голову, стараясь больше скользить на здоровой ноге.

Неожиданно он заметил, что сын остановился и наблюдает за ним.

- Ты не устал? - спросил мальчик, встретившись глазами с отцом.

- Нет. А ты?

Вместо ответа мальчик тихо засмеялся. Потом он сказал:

- Постой здесь, на тропинке. Если хочешь - покури.

Он остановился, а сын свернул с тропинки и, приминая лыжами высокий пушистый снег, зашагал в глубь леса. Отец стоял, опершись на палки, и следил за сутуловатой фигурой сына, которая мелькала между стволами. Мальчик что-то искал. Потом он остановился, присел на корточки и стал разгребать руками снег.

- Ты чего ищешь? - крикнул отец. - Клад?

- Ага!.. Ты отдыхай, отдыхай.

Отец стоял, как аист, на одной ноге, а больную ногу расслабил.

Колено ныло и горело.

Через некоторое время сын появился на тропинке. Варежки он держал в зубах, а лыжные палки зажал под мышками. Покрасневшие от мороза руки были сложены корабликом. Мальчик что-то нес в них, нес бережно, как несут огонь. Он подошел к отцу и протянул руки. В ладонях лежало лиловое пятнышко.

- Что это?

- Фиалка.

Отец присмотрелся. Маленький живой цветок держался на зеленой ниточке стебля.

- Где ты откопал его?

- В снегу под елкой. Я могу еще откопать.

- Не надо. Надень варежки, у тебя замерзли руки.

- Ерунда! Бери.

Отец осторожно взял цветок. Он поднес его к глазам, а потом подышал на него, желая отогреть холодные лепестки.

- Ты никогда не собирал зимой фиалки? - спросил мальчик, натягивая рукавицы и похлопывая одной рукой по другой.

- Нет.

Сын ничего не сказал. Он подхватил палки в руки и легонько оттолкнулся. А отец стоял на месте, не зная, что ему делать с фиалкой, и не решаясь наступить на больную ногу. Ему показалось, что мальчик сейчас скроется навсегда и он останется один. И щемящее чувство на мгновение овладело им.

- Ты что, отец? - спросил мальчик, оглянувшись.

- Ничего, ничего, - торопливо ответил он. - Я сейчас... Не знаю, куда деть фиалку.