Лабиринт

Однако ей не пришлось ничего делать: мужчина сам ткнулся в проход, видимо, устав ждать, и тут же поинтересовался, скользнув по ней взглядом:

— Что случилось?

— Там… мне показалось… кто-то стонал.

Дракон, не говоря ни слова, обогнул её, завернул за угол и негромко выругался. Люси бросилась за ним, почти сразу пожалев о своём порыве: на полу в луже крови лежал человек. Откуда-то из глубины коридора к нему тянулся широкий, влажно поблёскивающий тёмно-бордовый след — у бедняги не было сил идти и он полз, пока не потерял сознание, издав предварительно тот самый стон, который она услышала.

Между тем её спутник присел рядом с несчастным на корточки; проверив пульс, аккуратно перевернул раненого на спину, сказал негромко, будто разговаривая с самим собой:

— И кто же ты у нас будешь? Физиономия твоя уж больно знакомая…

Эти слова заставили Люси, преодолевая подступившую к горлу тошноту, присмотреться к незнакомцу. Но осунувшееся, землистого цвета лицо ничем не помогло в опознании. В отличие от насыщенно-красных, некогда поднятых в хищный ирокез, а сейчас безвольно болтающихся волос. Столь яркую примету сложно забыть.

— Кажется, он стоял в колбе справа от меня.

Дракон, ободрённый подсказкой, продолжил осмотр, попутно делясь и своими наблюдениями:

— Точно, он самый. Петух, если не ошибаюсь. Сейчас проверим, — мужчина наклонился, пошарил руками по шее раненого, недовольно констатировал: — Карты нет. Кто-то решил пособирать трофеи? — и обращаясь к бессознательному телу на полу, почти сочувственно: — Что же ты здесь забыл? Мальчишка ведь ещё…

В этот момент парень пришёл в себя. Увидев склонившегося над ним человека, он дёрнулся, захрипел, попытался отползти. Дракон выставил перед собой открытые ладони, показывая, что у него нет оружия, успокаивающе зашептал, приподнимая край пропитанной кровью футболки:

— Тш-ш-ш, тихо, тихо. Я просто посмотрю.

Увиденное ему явно не понравилось: губы плотно сжались, между бровями залегла глубокая складка, он весь словно подобрался, как спортсмен перед решительным рывком. Эта серьёзность и сыграла с Люси злую шутку: она оказалась совершенно не готова к тому, что произошло дальше, потому что ничто в действиях её спутника не указывало на возможность подобного исхода.

Раненый снова завозился, попытался им что-то сказать, но смог лишь сипло, натужно выдохнуть; лицо его, и без того бледное, помертвело, на губах запузырилась кровавая пена. Дракон, чуть помедлив, придвинулся к нему ближе, попросил, поглаживая по лбу, как ребёнка, которого желают успокоить:

— Потерпи немного. Сейчас… я всё сделаю, — одной рукой прикрыл парню глаза, а другой, вытащив из-за пазухи нож, резким и точным движением перерезал ему горло. Несчастный дёрнулся, но почти тут же обмяк, став похожим на тряпичную куклу.

Люси замерла, смотря широко открытыми глазами на распластанное у её ног тело. У неё не хватило сил ни отшатнуться, ни закричать — столь неожиданным и страшным было случившееся: только что один человек совершенно хладнокровно убил другого, без причины и объяснения своего порыва. Голос из комнаты с колбами сказал, что они могут делать всё для победы, но такое… Так безжалостно обойтись с тем, кто (вполне очевидно) не смог бы оказать ни малейшего сопротивления, не говоря уже о том, чтобы стать достойным соперником.

— Зачем?.. — выдохнула она, едва шевеля губами. — Что вам сделал этот мальчик? Он же… он совсем беспомощный. Это жестоко.

— Жестоко оставлять его здесь одного мучительно и долго умирать от ран, — холодно отозвался Дракон, спокойно вытирая нож об одежду убитого. — Парень не жилец, поэтому милосерднее было прервать его страдания.

— Откуда вы знаете?! — голос неожиданно сорвался на крик, напугав саму Люси. Её затрясло — так, что застучали зубы; пришлось обхватить себя руками, но поднимающийся откуда-то из глубины естества иррациональный, животный страх рвался наружу короткими истеричными всхлипами.

— Я — знаю, — веско обронил Дракон, убирая оружие запазуху. Шагнув в сторону своей нервно вздрагивающей спутницы, он негромко хмыкнул и резко ударил её по лицу. Люси качнулась назад, прижав к покрасневшей щеке ладонь, но больше не произнесла ни звука, хватая ртом воздух. — Успокоилась? — иронично уточнил мужчина и грубо подтолкнул её к выходу. — Тогда вперёд.

Шли они молча. Люси с трудом передвигала непослушные, словно деревянные, ноги. В голове было пусто, звонко, как после сильного чихания. Как она могла совершить такую большую глупость — довериться первому встречному? Пусть он и не набросился на неё, и щедро делился припасами. Что ей было известно об этом человеке? Он даже имени своего не назвал, а на её робкую попытку представиться отмахнулся: «Мне это не интересно». Люси предпочитала сначала получше узнать нового знакомого, а уже потом составлять о нём мнение. Но в этот раз всё случилось с точностью до наоборот! И в итоге она оказалась один на один с убийцей. В памяти невольно всплыло худенькое, остроносое личико Миллианны, её отрешённый взгляд и короткие, с вечными цыпками пальцы, безотчетно теребящие волосы, когда сокамерница рассказывала о совершённом преступлении. «Вот зачем те мальчишки мучили котёнка? — вопрошала она в пустоту. — Это же плохо. И я просила их перестать, но они меня не послушались. Поэтому я поступила правильно. Я знаю, что правильно, знаю». Милли снова и снова повторяла эти слова, как заклинание, бессвязную мантру, кажется, уже не совсем понимая, что они означают. Вскоре Люси возненавидела их, страдальчески морщась каждый раз, как снова слышала — столько убеждённости в своей правоте в них было. «Я — знаю». С какой лёгкостью человек берёт на себя функцию Бога, решая, кому и как отправиться в мир иной! И при этом подчас совершенно не сожалея о содеянном. После аварии Люси часто снились кошмары, из-за которых она просыпалась в холодном поту, а потом лежала без сна до утра, пытаясь отогнать стоящую перед глазами картину разлинованного дождём моста и наколотого на прут арматуры, словно бабочка на булавку, довольно скалящегося трупа. После этих снов она лишалась аппетита на целый день, уныло ковырялась в тарелке, с трудом сдерживая подступавшую к горлу тошноту. В отличие от неё Миллианна безмятежно спала по ночам и с удовольствием уплетала в столовой нехитрую снедь. Люси не осуждала её, но понимала, что она сама, в отличие от кошатницы, вряд ли сможет относиться к произошедшему с ней даже в половину спокойнее.

Своего спутника, с которым Люси провела всего несколько часов, она практически не знала — сложно составить мнение о человеке, с которым за всё время перекинулся лишь парой скупых фраз. Но его страшный поступок говорил сам за себя, и уверенность в том, что при случае он бросит её, если не поступит с ней так же, как с тем парнем, крепла с каждым шагом. Смотря в широкую спину шедшего впереди Дракона, Люси уже не ощущала даже той иллюзии безопасности, что ещё совсем недавно создавало присутствие этого мужчины рядом с ней. Теперь она боялась его — до такой степени, что оставшийся путь решила проделать самостоятельно. Как и не предупреждать Дракона об этом. Кто знает, как он отреагирует на это сообщение: обрадуется или, наоборот, впадёт в ярость, а, может, лишь равнодушно пожмёт плечами? Проверять свои версии Люси не хотелось; уйти по-английски, не прощаясь и не благодаря (хотя это и было невежливо), казалось ей наилучшим выходом. Поэтому она сначала просто немного приотстала, замедлив шаг, а потом и вовсе остановилась, с досадой осознав, что совершенно не продумала свои дальнейшие действия. Прямой, как стрела, коридор без ответвлений, где можно было бы спрятаться, оказался не лучшим местом для побега. Возвращаться туда, где остался убитый Петух — далеко и страшно. Оставались только двери с левой стороны. Те самые, которые так старательно избегал Дракон. Но особого выбора не было, а отступать от задуманного Люси не собиралась. Внутренне обмирая, она потянула на себя ближайшую дверь. Ничего не произошло. Первый шаг дался ещё с трудом, последующие — гораздо легче. Но насладиться свободой не получилось — кто-то схватил её за плечи, толкнул к стене, вжимая лицом в шершавую поверхность, и навалился сверху, обдавая несвежим дыханием. От неожиданности и боли в ушибленном о стену колене Люси вскрикнула, и ей поспешно зажали рот, предварительно развернув и сунув под нос огромный тесак. Зато теперь она могла (насколько позволяла ситуация) рассмотреть нападавшего.