Его кровавый проект

Двое работников смеялись от всей души, но суровый взгляд егеря заставил их замолчать.

Лицо лорда Миддлтона густо побагровело, уж не знаю – то ли от горного воздуха, то ли от ярости. Трое джентльменов изумленно уставились на меня. Я вообразил, что егерь заставит меня бежать в долину, чтобы гости могли пострелять по мне вместо сорванной мной охоты, но ничего подобного не случилось. Лорд Миддлтон шагнул вперед и спросил егеря, как меня зовут.

– Это Родрик Макрей, сын Джона Макрея из Калдуи, – ответил тот.

Лорд Миддлтон кивнул и сказал:

– Позаботьтесь о том, чтобы его больше не нанимали в поместье.

Потом он повернулся и извинился перед своими гостями. Если б мне предоставили такую возможность, я сделал бы то же самое, но меня отослали с горы вниз, напомнив, что я должен забрать сундук и вернуть его на кухни. Я встал, благодарный лорду Миддлтону за столь мягкое наказание.

Когда я покидал отряд, Арчибальд Росс отвел взгляд, не желая быть товарищем такого слабоумного, как я.

Вернувшись тем вечером домой, я ничего не сказал о случившемся в горах. На следующее утро я ушел из дома с двумя картофелинами в кармане, как будто ничего плохого не произошло, и весь день слонялся среди озер на Карне. Когда вечером я вернулся, отец уже получил весть о моем преступлении, и я получил заслуженное и основательное битье.

Спустя некоторое время после случая с бараном пронесся слух, что Лаклан Брод посетил фактора. Неясно, откуда пошел этот слух. Несколько жителей Эпплкросса заявили, что видели, как Брод шел в сторону дома фактора, но само по себе это вряд ли могло считаться доказательством. Было неслыханным, чтобы человек посетил фактора по собственному желанию, а если кого-то туда вызывали, извещение доставлялось через констебля, но Калум Финлейсон не доставлял никаких извещений. Мой отец мрачно пробормотал, что, скорее всего, источником слухов был сам Лаклан Брод. В любом случае благодаря многократным повторениям история стала восприниматься как факт.

Что я знаю наверняка, так это то, что вскоре после предполагаемого визита к фактору вызвали самого Калума Финлейсона. Срок его пребывания в должности констебля через несколько месяцев подходил к концу, и, что случалось очень нечасто, он успешно отбыл назначенное время на нежеланном посту, не оттолкнув от себя соседей.

Как фактотум[26] фактора, констебль находится в незавидном положении. Если ему не удается следить за порядком в округе, он навлекает на себя ярость фактора, а если слишком рьяно печется о соблюдении условий аренды, от него отворачивается община. Мистер Финлейсон успешно избежал последнего, спокойно привлекая внимание к любому проступку за струпачом, вместо того, чтобы при первой же возможности спешить к фактору. Подобным же образом он везде, где только можно, поощрял арендаторов самостоятельно разрешать споры, а если требовался арбитраж, Финлейсон, по общему мнению, неизменно сохранял беспристрастие. Бо́льшая часть общины желала, чтобы он сохранил свой пост, но понимала, что лишь от его доброты зависит, согласится он на такое или нет.

После аудиенции у фактора Калум Финлейсон сообщил: ему дали знать, что он не выполняет свою роль с должным рвением. Оставалось лишь предположением, привлек ли к этому внимание Лаклан Брод, но в результате Финлейсон остаток своего срока на посту был вынужден следить за порядком гораздо строже, чем раньше. Чтобы вынудить его проявить рвение, фактор приказал взыскать определенное количество штрафов за оставшиеся месяцы службы. Если сумма не будет собрана, констеблю придется заплатить недостающее из собственного кармана. Мистера Финлейсона это ужасно расстроило.

В доме Кенни Смока состоялось собрание, на котором присутствовали большинство обитателей нашего поселка. Было решено, что для того, чтобы избавить мистера Финлейсона от обязанности взимать штрафы со своих соседей, условия аренды будут выполняться как можно скрупулезнее. Было решено также, что семьи, которые в состоянии себе такое позволить, внесут по пять шиллингов в общий фонд, чтобы собрать затребованную фактором сумму. Менее зажиточные смогут внести суммы в соответствии со своими средствами.

После собрания люди в приподнятом настроении пели и пили много виски, хотя и были вынуждены, как выразился Кенни Смок, набить карманы фактора.

Лаклан Брод и его родственники не присутствовали на собрании и позже отказались вносить деньги в фонд. Мой отец не одобрял этой задумки по той причине, что речь шла об обмане и неповиновении сильным мира сего. Тем не менее он внес шиллинг в знак своего уважения к Калуму Финлейсону.

Поскольку никто не хотел, чтобы против его имени поставили черную отметку за нарушение условий аренды, было решено, что штрафы запишут как полученные в равных долях со всех семей прихода. Таким образом, ни какую-либо семью, ни какого-либо отдельного человека не смогут выделить, чтобы наложить на них новые наказания.

Когда лето начало подходить к концу, принятый план, несмотря на трудности, связанные с лишними тратами, превратился в источник веселья. Штрафы накладывались за все более незначительные проступки. Вложенный моим отцом шиллинг был записан в счет наказания за то, что отец позволил своему петуху кукарекать в ночные часы. Кенни Смока оштрафовали за то, что тот не справился о здоровье фактора, а Мэгги Слепую, вдову из Камустеррача, – за то, что она шагнула в церковь с левой ноги.

Когда мистеру Финлейсону пришло время передать деньги фактору, тот должен был заподозрить, что здесь что-то не так, но вряд он мог обвинить своего констебля в недостаточно усердном исполнении долга.

В общем, люди были восхищены успехом плана, видя в том маленькую победу над властями, но мой отец считал, что люди не должны радоваться, отдавая свои деньги фактору, и я разделял его точку зрения.

К концу лета Лаклан Брод дал знать, что собирается выдвинуть себя на пост констебля, который вскоре освободится. Было неслыханно, чтобы кто-нибудь добровольно захотел занять такую неблагодарную должность. Даже те, кто умел радоваться власти, которую давал этот пост, были слишком хорошо с ним знакомы, чтобы его принять. Все считали, что Лаклан Брод будет наслаждаться, властвуя над своими соседями, поэтому втихомолку искали другого кандидата.

Хотя отец не был всеобщим любимцем, в общине его уважали, и однажды вечером несколько человек, в том числе и Кенни Смок, явились в наш дом, чтобы уговорить его выдвинуть свою кандидатуру. Отец спросил каждого по очереди, почему они не предложат себя, если считают, что так важно противостоять Лаклану Броду, и у каждого нашлись причины этого не делать. К тому времени, как высказался последний, отцу уже не требовалось объявлять, что он отказывается.

То, что у Лаклана Брода имелась встреча с фактором, реальная или воображаемая, заставило всех почувствовать, будто он – человек фактора, и именно поэтому никто не хотел идти против него. В конце концов единственным, кого смогли уговорить на такое, стал Мудро Петух, слабоумный, живший в хижине на Ард-Дабе и, как говорят, питавшийся лишь моллюсками и совенсом – грубой кашей из овсяной шелухи и отрубей.

Голосование состоялось в доме пастора в Камустерраче. В назначенный вечер там собрались мужчины трех деревень, засунув шапки в карманы курток или сжав их перед собой.

Преподобный Гэлбрейт приветствовал каждого входящего, задавая общие вопросы насчет его семьи и отмечая любое недавнее отсутствие в церкви. Атмосфера в комнате царила подавленная.

Фактор встал между двумя кандидатами и коротко обратился к собравшимся. Он поблагодарил их за присутствие и напомнил о важной роли констебля в успешном управлении поместьем. Он не порекомендовал ни одного из людей, отметив только их общественную активность и выразив уверенность, что люди выберут самого способного кандидата. Преподобный Гэлбрейт воспользовался возможностью пригласить людей к молитве.

26

Фактотум – доверенное лицо. – Прим. пер.