Госпожа Смерть

Он покинул это место… место, которое существовало только в его воображении.

Его ограбили в темных переулках Танимуры. Он сражался с кровожадными шелки, и видел, как убивают его товарищей по плаванию, уверенный, что тоже погибнет той ночью. Но он выжил после того как «Идущий по волнам» потерпел кораблекрушение на неизвестном берегу. Он оставил Кайрию ради этого, оставил твердые кулаки отца и пьяные крики, оставил своих родных. И котята…

Бэннон содрогнулся от своих воспоминаний. Отмахнувшись от высоких, хрупких стеблей пампасной травы, юноша обогнул пригорок и нырнул в шелестящие заросли кипариса, предлагающие убежище от ветра. Даже со всеми страшными испытаниями все это было лучше, чем Кайрия. Гораздо лучше.

Исследуя дальше, он вошел в лес. Тут же услышал звон ручья, текущего меж сосен к великолепной круглой заводи с гладким песчаным дном. Юноша увидел серебристых маленьких рыбок, мелькающих в воде и избегающих его тени. Бэннон опустился на колени в траву и цветы на краю пруда и зачерпнул горсть холодной, чистой воды, испробовав ее. Пресная вода!

Он изучал стремительных рыбок, но те были слишком малы, чтобы утруждаться: горсткой таких едва насытишься, даже если суметь их наловить. Вода, однако, была чистой и восхитительной на вкус. Юноша наполнил свой бурдюк и снова нырнул в сосны и эвкалипт, выйдя на нескончаемый ветер.

Теперь, стряхнув свои темные воспоминания, Бэннон почувствовал легкость в ногах и продолжил свою разведку. Да, он перенес страшные трудности, но он сделает все как нельзя лучше. Он напомнил себе, что покинул Кайрию в намерении искать приключения, — и нашел их. Маленькая, укрытая тенью часть у него внутри признавала, что сбежал он со своего острова в потрясении и отрицании того, что произошло… но он снова прогнал эти мысли, моргнул, и взглянул на мир со светлой стороны. Бэннон еще раз вдохнул полной грудью.

— Я не убегаю — я исследую! — сказал он вслух достаточно громко, чтобы убедить себя. Он был в незнакомой стране, но с великим волшебником в качестве наставника, человеком, который учил его истории и владению мечом. И еще есть таинственная и прекрасная колдунья Никки, которая все больше и больше вторгалась в его мысли. Бэннон не мог ей не увлечься.

Бродя по травянистым мысам, он направился назад, к краю утеса, чтобы посмотреть, как накатывают волны. Юноша задавался вопросом, кем была Никки, и что движет ею. Думает ли она о нем тоже? Бэннон задумался над тем, что ему сделать, чтобы Никки его заметила, и считала его достойным спутником, а не просто кем-то мимолетным.

Бэннон заглянул за край и заметил нечто, похожее на яркий петушиный хвост, мелькающий в воздухе. Вспышка цвета привлекла его внимание, зажатая на склоне мшистого песчаника, и он опустился на колени, чтобы рассмотреть скопление необычных цветов, растущих в пределах вытянутой руки. Соцветия были с самым ярким, самым насыщенным фиолетовым цветом, виденным им когда-либо, с прожилками алого и брызгами желтых тычинок в центре. У них были толстые мясистые стебли и зеленые, клиновидные листья.

Красивые цветы подкинули ему идею — превосходную идею. Красивые цветы для красивой женщины!

Бэннон вытянулся, протягивая руку за край, и собрал букет из четырех соцветий. Это был маленький жест, но, возможно, Никки будет благодарна, и обратит на него внимание.

Молодой человек поскакал по траве обратно, ища своих спутников, и выдохся, пока их догонял. Бриз раздувал его рыжие волосы, когда он поспешил к Никки.

Протягивая ей цветы, юноша вдруг растерял все учтивые слова — их словно вырвал из уст ветер — и осталось лишь выпалить:

— Я нашел их для тебя.

Никки нахмурилась с проблеском раздражения, но, когда взглянула на цветы, ее лицо выказало интерес. Она прищурила свои голубые глаза и протянула руку, чтобы взять лишь один цветок из букета. Никки проявила особую осторожность, коснувшись стебля кончиками пальцев.

Бэннон ожидал, что колдунья улыбнется в восторге или кивнет с благодарностью. Он не мог вспомнить, видел ли он когда-нибудь ее искреннюю улыбку.

— Где ты их нашел? — требовательно спросила она.

— На обрыве, — указал юноша. — Они росли из трещины в скале.

— Эти цветы очень редкие. Я могла бы использовать их много раз. — Она окинула взглядом Натана.

Глаза волшебника расширились, едва тот взглянул на букет.

— Ты знаешь, что это такое, Бэннон Фармер?

— Симпатичные цветочки?

— Цветы смерти[1], — сказала Никки, изучая один цветок в руке.

Бэннон в растерянности посмотрел на остальные.

— Цветы смерти, — повторила она. — Одно из опаснейших растений в мире. Их чрезвычайно сложно найти, и они являют собой большую ценность. Ассасины заплатили бы царский выкуп за эти четыре. Но их гораздо больше, чем нужно. — Она подняла стебель в руке. — Одного будет более чем достаточно.

— Что… Что ты имеешь в виду? — Глядя на фиолетово-алые цветы, он почувствовал, как его кожа покрывается мурашками.

— Ты желаешь погубить целый город, мой мальчик? — спросил Натан. — Или, быть может, всего одну деревню?

Бэннон моргнул, все еще пытаясь понять значение их слов.

— Вы имеете в виду, что они… ядовитые?

Лицо Никки сгладилось в завораживающей ухмылке, когда она покатала толстый стебель пальцами, не касаясь срезанного конца.

— Цветок смерти имеет множество применений. Из лепестков можно сделать чернила, настолько смертоносные, что любая жертва, которая читает послание, написанное ими, умрет мучительной и долгой смертью. Потребление даже одного семени вызовет ужасные мучения, сравнимые с проглатыванием стеклянных осколков, затем их изрыганием, и проглатыванием их снова и снова.

Живот Бэннона скрутился в узел.

— Я… я не думал…

Никки продолжала:

— Настойки, экстракты и зелья могут быть сделаны из всех частей этого цветка. Алхимики и лекари императора Джеганя проверяли различные смеси на своих пленниках. — Она вскинула брови. — В этих экспериментах погибло около пяти тысяч человек. Лагеря для испытуемых стали известны как «Места криков». Император Джегань ставил свой шатер поблизости, чтобы засыпать, слушая эту «музыку».

Бэннон почувствовал слабость. Он стоял, дрожа, и смотрел на цветы в своей руке, боясь пошевелить пальцами.

— Даже прикосновение сока к коже приведет к сыпи и лопающимся фурункулам. — Никки посмотрела на цветок, который держала сама, явно впечатленная, хотя совсем не так, как того хотел Бэннон. — Я тебе очень благодарна. Никогда не знаешь, когда могут потребоваться подобные меры. — Она аккуратно завернула цветок в обрывок ткани и засунула его в свой тюк. — Я осталась довольна, чтобы ты знал.

В замешательстве и страхе, что его ладони и руки вот-вот покроются язвами или взбухшими нарывами лишили юношу дара речи. Он обернулся и стрелой помчался навстречу ветру в сторону сосен, в намерении добраться до пруда и ручья. Добежав до заросшего берега, сразу бросил цветы смерти в водоем, так далеко, насколько мог, затем опустился на колени и погрузил руки в пруд, зарыв пальцы в песок. Он вычищал и скреб ладони, пальцы, запястья и руки. В отчаянии Бэннон пытался вспомнить любое место, куда касался цветок смерти. Набрав воду в ладони, юноша собрался облить лицо, но не осмелился поднести руки ко рту или глазам.

Даже когда его ладони выглядели чистыми, он погружал их в песок, вычищая снова и снова. Молодой человек тер ладони уже много раз подряд, пока не стала стираться кожа на пальцах, не порозовели ладони и не заболели костяшки. Наконец, Бэннон отступил, тяжело дыша, все еще опасаясь, что яд попал внутрь.

Он сглотнул. Что еще можно сделать? Здесь противоядия не найти… если оно вообще существует.

Сердце бешено колотилось, пульс мчался наперегонки, и он изо всех сил пытался обрести самообладание. Наконец, юноша оставил пруд и побежал, чтобы догнать Никки и Натана.

1

В оригинале Deathrise flowers. Перевод на самом деле не цветы смерти, но так звучит проще.