Принцесса по приказу

Екатерина Каблукова

Принцесса по приказу

Глава 1

Меня отозвали из отпуска. Павел Андреевич лично. Он позвонил мне на мобильный и не терпящим возражений голосом потребовал через час явиться в его кабинет.

- Но… я… - я растерянно посмотрела на свои старые «треники» и грязную пропотевшую майку, в которой под бдительным материнским оком полола ненавистные огурцы. На все мои предложения купить этот пупырчатый продукт сельского хозяйства на рынке мама с бабушкой махали руками и начинали расписывать прелести экологически чистых овощей собственного производства. Я с содроганием понимала, что наступит тот момент, когда они купят несколько кур и - в довершение всего - заведут козу.

- Голованова, ты меня слышишь? – начальник явно не шутил. Я критически посмотрела на свои грязные штаны и попросила:

- Павел Андреевич, дайте хоть себя в порядок приведу! Я ж на даче!

- Трудовую повинность отбываешь? – усмехнулся полковник, - Ладно, Елизавета Аркадьевна, на все про все у вас час пятнадцать. Не больше. И езжай через ЗСД, быстрее будет.

- Так ведь там еще кусок не открыли… - возразила я

- Для тебя – открыли. Я предупрежу кого надо, - он нажал клавишу отбоя.

- Лизок, кто там? – бабушка выглянула из кухни, где лепила пирожки. В свои семьдесят с небольшим, даже со следами муки на лбу, она была воплощением элегантности: прямая спина, про такую обычно говорят «царственная осанка», огромные голубые глаза, тщательно уложенные волосы цвета спелой пшеницы – бабушка регулярно посещала парикмахера, ногти покрыты красным - обязательно ярко-красным - лаком. Ее возраст выдавали лишь морщины в уголках глаз и некоторая медлительность движений, свойственная пожилым людям. Впрочем, ей эта медлительность даже шла, придавая этакую аристократичность.

Признаться, бабушке я завидовала. Мне не хватало ее спокойной уверенности в себе и элегантности, и хоть лица у меня, мамы и бабушки были схожи, фигурой я пошла в отцовскую родню, унаследовав достаточно крепкий костяк и достаточно пышные формы, с которыми постоянно боролась и проигрывала, после тренировки в фитнесс-клубе поедая пару-тройку плюшек в соседней булочной. Иногда мне даже казалось, что оба заведения – две аффилированные структуры одного хозяина, которые великолепно дополняют друг друга: после тренировки всегда хочется есть, а съев булочку, чувствуешь вину и идешь опят на тренировку.

- Все в порядке, ба! – отозвалась я, отряхивая землю с одежды, - меня просто на работу вызвали!

- Ты же в отпуске! – мама появилась в дверях с тяпкой, напомнив мне стражника с алебардой.

- Ну вот… ты же понимаешь, госслужба… - я пожала плечами, - ладно, мне еще в душ надо: не могу же я в таком виде на работу ехать.

- Бросала бы ты эту работу, - посетовала бабушка, -Ни отдохнуть, ни поехать куда.

- Ну брошу, а делать-то что? – вздохнула я, обреченно смотря на грязь под ногтями.

- Как что? Вышла бы замуж…

- Был бы тот, за кого выходить! – буркнула я.

- Так и не будет, пока ты в этом КГБ работаешь!

- ФСБ, бабуля, ФСБ.

- Ай, одно слово: органы! – отмахнулась прародительница, - Просто ужас, а не работа! С такой кто ж захочет тебя замуж взять? Хотя Сережа вон, соседский, такой мальчик хороший…

Я лишь хмыкнула: Сережа, сын соседей по даче, в свои двадцать семь действительно был хорошим мальчиком. Именно мальчиком, не мужчиной. Жил с родителями в двухкомнатной квартире, сидел менеджером в какой-то фирме и беспомощно хлопал глазами при каждом удобном случае, которых ему выпадало немало. Помнится, когда у нас из-за ветра рухнули провода, и поселок остался без света, я бегала и грозила электрикам всеми карами земными и небесными, а он все сидел и свято верил в то, что нас всех спасут.

Бабушка села на своего любимого конька, её уже было не остановить, поэтому я предпочла позорно скрыться в душе, чтобы не слышать ее причитаний, что она так и не увидит своих правнуков.

Чуть позже, с мокрой головой, и все еще благоухая дорогущим гелем для душа (подарок на Восьмое марта от Макса, моего, как это модно сейчас говорить, бойфренда, а попросту - любовника), я буквально прыгнула в машину и рванула по трассе, здраво рассудив, что, благодаря протекции начальства, за скорость сегодня тоже штрафовать не станут.

Павел Андреевич свое обещание сдержал: на ЗСД меня ждали и беспрепятственно пропустили по еще закрытому участку. Я понеслась по темному, еще пахнущему гудроном асфальту. Платная дорога своими белыми дугообразными фонарями напоминала мне скелет динозавра, лежащего на спине.

Наслаждаясь скоростью, я вдавила в пол педаль газа, но тут же резко затормозила, потрясенная открывшимся видом: впереди, после плавного изгиба, виднелся мост. Казалось, он находился очень высоко над темной гладью воды Финского залива. Белоснежные пилоны устремлялись куда-то ввысь, а от них веером раскидывались стальные тросы, напоминая очень правильные конусы заснеженных гор.

Ощущение высоты добавляли низкий горизонт и, как обычно, темная вода где-то там, далеко, зловеще-серая, покрытая мелкой рябью из-за ветра… Эту картину не портила даже работающая на участке техника: ярко-желтый асфальтовый каток и куча людей, суетившихся рядом.

Пользуясь своим преимуществом, я вышла из машины и подошла к краю, вглядываясь в горизонт. Здесь, как нигде в городе, чувствовался запах моря, он манил, звал за собой, обещая приключения. Хотелось бросить эту рутину и улететь, умчаться вслед за ним, куда-нибудь под знойное солнце Италии.

Телефонный звонок вывел меня из состояния транса. Я взглянула на дисплей: звонил Макс. Высокий, кудрявый, с темными волосами и темными, почти черными глазами, он был сыном какого-то бизнесмена средней руки, совершившего несколько удачных сделок в «лихие 90-е», наверняка нелегальных. Теперь его отец владел небольшой компанией, что позволяло всей семье раздуваться от важности и считать, что «девушка из органов» - не пара единственному сыну и наследнику. Поэтому Макс не слишком настойчиво предлагал бросить мне мою работу и перейти в фирму его отца, я так же лениво отказывалась, что абсолютно не портило наших нечастых встреч, как правило, к обоюдному удовольствию, заканчивавшихся у него или у меня дома. Благо, папочка одарил сына и квартирой, и машиной, а сами встречи были не слишком частыми, чтобы нас поглотил быт, и мы надоели друг другу.

Говорить не хотелось. Я нажала отбой, но очарование вида уже было нарушено, и, вздохнув, я с сожалением поехала дальше, вдавливая в пол педаль газа, чтобы успеть к назначенному Павлом Андреевичем времени.

И все равно я опоздала, понадеявшись найти парковку ближе ко входу. Естественно, все места были заняты. Прокатившись кругов пять, я с трудом втиснула машину у желто-белой оранжереи Таврического сада и помчалась по Шпалерной, радуясь, что на ногах кроссовки, а не туфли на каблуках.

Здание на Литейном проспекте, или, как его называли в народе, «Большой дом», уже с момента строительства обросло легендами. Построенное после революции на месте сгоревшего здания суда, даже внешне оно слишком выбивалось из ансамбля классической архитектуры Литейного проспекта: прямоугольное, с узкими рядами окон, облицованное гранитом, плиты которого были сняты с тогда уже или еще ленинградских кладбищ. Жители города вечно ругали здание за несуразность и нарушение архитектурного ансамбля, а еще постоянно рассказывали легенды.

Говорили, что количество подвалов в здании равно количеству этажей, и что это – самое высокое здание СССР: из его подвалов видно Магадан. Вспоминали, как, войдя в это здание, люди из него уже никогда не выходили.

Насчет Магадана не знаю, но Большой дом и правда вызывал какую-то подавленность, даже автомобили проезжали как-то чуть медленнее. Возможно, дело было в постоянном полицейском патруле около дверей, или же во въезде на Литейный мост, куда в два правых ряда сворачивали с набережной. В любом случае сейчас мне было не до философских размышлений, время начало обратный отсчет.