Страница 8 из 9
– Городскую еду они уже пробовали! – возразила Женя. – Надо их деревенской попотчевать. Да, я забыла сказать. Отец Федор зайдет!
Услыхав про отца Федора Надежда Никитична сразу успокоилась. Она крепко доверяла бывшему священнику и надеялась, что он не позволит ее облапошить.
Разговор о потраченных на Бусика двух рублях Женя благоразумно решила отложить на более позднее время, надеясь, что за хозяйственной суетой Надежда Никитична забудет расспросить о городских покупках подробнее.
18
При жизни отца Жени, Александра Семеновича, Арсеньевы жили зажиточно. В их двухэтажном доме верх был отведен под спальни, кабинет Александра Семеновича и библиотеку, а нижний этаж планировался под приемы. Там был роскошный зал, уставленный тяжеловесной немецкой мебелью, с белым роялем, с мозаичным паркетом.
Со временем мебель обветшала, паркет рассохся, и только праздничные блики на крышке рояля напоминали о временах, когда в этом зале устраивались вечера камерной музыки.
По случаю приезда гостей стол Надежда Никитична решила накрыть стол в большой столовой. (В обычные дни хозяева обедали в маленькой комнате неподалеку от кухни).
На кухне мигом закипела работа: щипали птицу, жарили молочного поросенка, растирали горчицу на провансальском масле для соуса. Из погреба тащили домашнее вино и городскую водку Рябушинского.
19
Женя не участвовала в общей суматохе. Она переоделась, оставила удивительно сонливого Бусика в корзине с вязанием, окликнула своего любимца – пса Кертона и ушла гулять в парк. Когда-то разбитый по всем правилам английский парк зарос лопухами и чертополохом. Периодически Надежда Никитична выгоняла дворню наводить порядок, но последний такой набег был пару месяцев назад, и лужайки давно уже потеряли ухоженный вид. Окрестные крестьяне втихомолку пасли коз на окраинах, и противные животные кое-где повредили деревья.
Женя направлялась к пруду. Пруд по ее настоянию регулярно чистили, в нем водилась рыба, и на восточной стороне его стояла купальня. Правда, ночью Женя ею не пользовалась. Она дожидалась, пока в доме все заснут, брала собаку и уходила купаться. Нагревшаяся за день вода еще не успевала остыть к полуночи. Женя погружалась в воду и плыла, глядя на звезды, к середине пруда. Кертон тревожно взлаивал на берегу, потом не выдерживал, бросался в воду, и плыл к хозяйке. Женя поворачивала к берегу, но выходить не спешила. Вода была теплее, чем ночной воздух. Женя полулежала в воде, слушала, как шумно обследовал прибрежные заросли Кертон и думала о далеком океане, О таинственных глубинах, где живут неведомые твари, о стройных чайных клиперах, почти перепархивающих с волны на волну со своим драгоценным грузом. О моряках, щеголяющих в белоснежных кителях и непременно курящих табак в изогнутых трубках.
На картинках в толстом журнале Женя видела кораблекрушения, вулканы и полеты на воздушных шарах. Россия тогда зачитывалась переводными романами о путешествиях, и Женя привезла себе из города целую стопку таких романов.
Сейчас Женя прошла к мосткам, где была привязана лодка, влезла в лодку и бездумно уставилась в зеленоватую воду. Кертон не пошел вслед за хозяйкой, а полакал воды из пруда и растянулся на мостках, подставив солнцу серый с черными крапинами бок.
Сквозь прозрачную толщу воды было видно, как в водорослях шныряют крошечные рыбки. Женя перегнулась через борт, упавшая на воду тень спугнула водяных жителей, и они мгновенно исчезли. Какое-то время только одинокая лягушка, распластавшаяся на поверхности, таращила глаза на возмутительницу спокойствия. На борт лодки села крупная синяя стрекоза, развела в стороны серебристые крылья и замерла.
Тихо вокруг, только ветерок еле слышно посвистывал в кронах деревьев да сонно вздыхал Кертон. Округа дремала, маленькие волны бесконечно сменяя друг друга, стремились к берегу, покачивая лодку. Не выспавшаяся ночью Женя почувствовала, как опускаются веки, и погрузилась в блаженную полудрему.
Что-то говорила вода, воркотала о чем-то сокровенном, бесхитростном, как идущий по сучку муравей. О чем-то древнем, родившимся задолго до Жени, но понятном.
20
Убаюканная говором воды Женя не сразу поняла, что слышит человеческие голоса.
– …Темный здесь народ, запуганный. Слово против помещика сказать бояться. Всем управляющий вертит, что хочет, то и делает!
– Давно пора под корень! – поддержал его второй голос. Разбуженный Кертон недовольно заворчал, Женя подняла голову и увидела идущих берегом людей. Один, постарше, в обычной деревенской одежде, второй, по всему видно городской – в костюме-тройке, из кармана жилета свешивалась массивная часовая цепочка. Тот, что постарше, с окладистой по-мужицки бородой, молодой – с аккуратно подстриженной бородкой и светлыми серыми глазами. Идущие тоже заметили Женю, но реакция у них была разная – мужик насупился, а городской его приятель приветливо взмахнул рукой:
– Не спите на солнце, барышня!
Женя не спала. Волшебство одиночества нарушилось, и она вспомнила, что пора возвращаться. Двое уже поворачивали на ведущую в деревню тропинку, Кертон лениво гавкнул им вслед, встал, отряхнулся и вопросительно уставился на хозяйку. Женя поднялась, качнув лодку, ступила на мостки, и в этот миг вода вздыбилась! Полупрозрачная зеленоватая фигура седого старика приподнялась над бортом лодки, сурово глянула на оторопевшую Женю и вновь погрузилась в воду. Кертон зашелся истерическим лаем так, что уходящие оглянулись.
При виде совершенно белого лица Жени, молодой что-то сказал пожилому и быстрыми шагами вернулся. Деревенский нехотя двинулся за ним. Кертон все еще лаял, с визгом, захлебываясь, не отрывал взгляда от воды. Обычно высоко задранный хвост его в этот раз был зажат между задними лапами.
– Что случилось, барышня? – голос молодого был искренне участлив.
Как ни испугана была Женя, но говорить о том, что видела на самом деле, она не хотела.
– Что-то очень большое, в воде…
Молодой подошел к самому краю мостков, перескочил в лодку, которая все еще качалась, всмотрелся.
– Я ничего не вижу!
– Сом это! – хмуро сказал его приятель. – Сом озорничает. У нас сомы уток под воду утаскивают!
– Ничего не вижу! – повторил молодой и вернулся на мостки. – Может и сом. Вы откуда, барышня?
– Оттуда, – Женя неопределенно махнула рукой в сторону смутно белеющего за деревьями дома.
– Вас проводить?
– Не нужно, – медленно, с расстановкой ответили Женя, все еще находясь под впечатлением встречи с водяным.
– Я – Юрий Викторович Зимин, студент из Петербурга, а вы верно из имения Арсеньевых?
– Я – Евгения Александровна Арсеньева, дочь той помещицы, которую вы собираетесь извести под корень.
Зимин ничуть не смутился, поняв, что разговор был услышан.
– Смотря какой корень! Не бойтесь, мы не так кровожадны, и с барышнями не воюем.
– А я и не боюсь! – Женя посмотрела на свисающую из кармана цепочку. – Скажите, пожалуйста, который час?
Зимин вынул из кармана часы, откинул крышку.
– Четвертый! Вас, верно, дома уже заждались? Вы всегда гуляете в одиночестве?
– Это наш парк, еще не поздно, и я не одна, а с собакой.
– С этой?! – Зимин пренебрежительно посмотрел на Кертона. – Да он своей тени боится!
– Это – нормальная собака! Он свое дело знает.
– Не похоже. А если бы я был разбойник и захотел бы вас обидеть… – Зимин не договорил, потому что, желая подчеркнуть свои слова, он неосторожно протянул руку, почти коснувшись плеча Жени, Кертон прыгнул, всей массой ударил обидчика в грудь, и человек вместе с собакою полетали в пруд.
– Ах, ты!.. – приятель Зимина потянулся за валяющейся в траве палкой, но Женя пинком ноги отбросила ее далеко в сторону.
– Кертон, ко мне!
Мокрый пес, шумно работая лапами, поплыл к берегу. Зимин, чудом не ударившийся о нос лодки, барахтался у мостков, его сердитый приятель протянул ему руку и помог взобраться на мостки.