Страница 2 из 12
Вале не хотелось лежать. Она бегала кругом, собирала цветы… Теперь приходилось одной сидеть дома. Она заплакала. И некому спросить, о чём она плачет.
Уже солнце больше не заглядывало в комнату. В огороде на грядки легла тень от берёзы.
— А откуда приходит тень?
О многом надо спросить Вале, а кого спросишь?
Наконец заскрипела и отворилась дверь.
— Мама, мамуля! Не оставляй меня больше одну!
Но маме не до неё. Она суетится у печки, варит что-то, и некогда ей отвечать на бесчисленные вопросы дочки.
Вот и отец вернулся. Он устал.
— Отдохни! — сказала ему Дуня..
А он, как прежде, посадил девочку на плечи и ходит с нею. Хотел подбросить, — едва не уронил.
— Тяжёлая ты стала, дочка!
— А может, ты без работы силы потерял?
Он засмеялся на слова жены. И Валя почувствовала, что в доме у них стало как прежде.
Глава вторая
Валя любила «пачкать бумагу», как говорила мать. Девочку всегда обижали такие слова.
Обычно она показывала рисунки отцу. Глядя на каракули дочки и не желая огорчить её, он восхищался чудесным домом и садом. Постепенно рисунки ребёнка становились осмысленнее. Димитрий уже обращал внимание девочки на недостатки:
— Почему же я стою совсем близко от тебя — и маленький? А мама далеко, в огороде. Зачем ты сделала её такой большой? Так же не бывает, дочка!
— Почему так не бывает?
Димитрий не мог объяснить. Он сам мало учился. А как хотелось учиться! Его взяли из четвёртого класса приходского училища и сразу отдали на завод в Мотовилиху.
— Тебя, доченька, я буду учить! И Валентина Столбова станет… Кем же ты станешь?
Валентина Столбова не задумываясь ответила:
— Трубочистом, папа.
Дуня засмеялась:
— Вот и учи! Немногого хочет наша дочь!
— А почему же ты мечтаешь стать трубочистом? — допрашивал Димитрий.
— Он по крышам ходит. Оттуда всё видно. И высоко-высоко. Я как птица буду!
— Летать хочешь? — сказал Димитрий серьёзно. — Это хорошо!
Постепенно Валя привыкла оставаться одна на целый день. Чтоб скорее проходило время, она приберёт в доме, поиграет с Мурзиком, а потом вытащит бумагу, карандаш и высматривает, что бы ей нарисовать.
— Берёзу! — решила она.
Вся коротенькая жизнь девочки протекала дома или на огороде около дерева. Соседей вблизи не было, и Вале редко приходилось видеть детей. Ленивый, неповоротливый кот Мурзик да белоствольная берёза — вот и все Валины друзья.
Мурзик по ночам всегда спал у неё в ногах. Зимой его тёплая шёрстка так хорошо согревала. Летом девочка ночевала в сенях на сене, и Мурзик тут же с ней. Он оберегал свою маленькую хозяйку от мышей и крыс.
Днём Мурзик любил нежиться под берёзой. Он валялся в траве, грелся на солнышке. Пробовал ловить птиц, но за ними не угнаться! Куда легче охотиться за полевыми мышами. На соседнем поле их было много. Мурзик ходил туда обедать и ужинать. Возвращался толстый, отяжелевший, и сразу ложился спать где-нибудь вблизи от Вали.
Вот и сегодня он залез к ней на колени. Девочка сидела у окна и смотрела на берёзу, такую знакомую и милую. Но как чёрным карандашом сделать белый ствол? Сколько она ни старалась, — ничего не выходило. Уже вся бумага была исчерчена, и огрызок карандаша кончался, а ствол всё оставался чёрным! С досадой Валя начала чёркать по бумаге и вдруг заметила, что между зачернённым белое выступает особенно ярко.
«Как ствол берёзы!» — подумала она. Попробовала ещё раз, и опять белая полоска ствола выделилась на тёмном фоне.
Бумаги больше не осталось. Вот и мама пришла! Валя побежала к ней. Рисунок бросила. Даже отцу сегодня не покажет, — такая грязь получилась!
На следующий день, оставшись одна, Валя снова принялась рисовать берёзу. Она уже не могла, не хотела отступить от своей цели. И ствол вышел у неё настоящий, белоснежный, даже немножко закруглённый. Нечаянно, затушёвывая фон, она положила тень и на него.
Ветви решила сделать тёмным. Листья тоже зачернила. По форме, правда, они оказались самые разнообразные…
— Такие бывают! — утешала она себя. Наблюдая, девочка старалась подражать увиденному. Долго и настойчиво трудилась Валя. Устала. Поиграла немного с Мурзиком и снова вернулась к рисунку.
Вечером отец спросил:
— Чем занималась сегодня, дочка?
Валя положила перед ним рисунок.
— Да это наша берёза! Как хорошо она у тебя вышла! Девочка была счастлива. Отец сам узнал! Ей не пришлось объяснять, что это ветки, а это ствол.
— Значит, можно?..
Но что «можно», она и сама не знала.
А отец всё смотрел на рисунок. Вспомнил своё детство.
— Мне тоже очень хотелось научиться рисовать. Так ничего и не вышло!
Гладя Валю по кудрявой голове, он ласково сказал:
— В получку куплю тебе цветные карандаши.
Валя не знала, что это такое, и с нетерпением ждала подарка. Ждать ей пришлось очень долго…
Однажды мать вернулась с работы домой раньше обычного. Она была чем-то подавлена и срывала на Вале своё дурное настроение. Даже приход отца не успокоил её.
— Уволили меня из прачечной! — с горечью сказала она.
— Что поделаешь, безработица! — говорил Димитрий. — Проживём и на один мой заработок. Ничего! Ты побудешь немного дома. А потом безработица кончится…
Он замолчал. Молчала и Дуня. Она сидела на лавке, опустив руки на колени.
Валя не поняла, о чём говорят, и тихонько спросила отца:
— Что такое «безработица»?
— Это значит, — нет работы.
Девочке казалось: очень хорошо, если нет работы! Значит, мама целый день будет с нею и не станет запирать её в доме одну. Почему же они такие скучные?
Валя залезла к отцу на колени. Думала, — поиграет с нею. Но он молча поставил её на пол, а мать строго сказала:
— Не мешай старшим разговаривать!
Валя вышла на крыльцо. Мурзик, спрятав под себя лапы, лежал на завалинке. Девочка примостилась рядом с ним.
Длинные густые тени легли на грядки. Листья свёклы, яркие днём, теперь казались совсем чёрными. Даже подсолнухи и те потемнели.
Как скучно всё выглядит без солнца! А там, на пустыре, еще светло.
Девочке очень хотелось побегать по траве, попрыгать в мягкий песок.
Папа всё разговаривает и не выходит сюда!
Валя заглянула домой. Отец взволнованно ходил по комнате и говорил:
— Пойми, Дуня, надо бороться за своё счастье. Покорность — она к добру не приводит. Твоего отца на заводе искалечили и даже пособия ему не назначили. Твоя мать умерла с голоду. Неужели ты такую же судьбу готовишь нашей Baлюшке? Нет, Дуня, мы так жить не хотим. Мы добьёмся своего. Пусть меня, как одного из зачинщиков, выбросят, посадят в тюрьму. Зато дети наши будут жить хорошо. — И, заметив Валю, Димитрий подошёл к ней.
— Пошли гулять.
Девочка обрадовалась. Она прыгала около него, кричала:
— Посмотри, папа, как светло там, в поле! А на нашей крыше тоже солнышко!
Димитрий оглянулся на свою хибарку. Она походила на сарай или хлев. Столбовы за ничтожную плату взяли её в аренду. Димитрию нравилось, что домик стоит на пригорке, вдали от жилья. Кругом — широко, и всякого, кто подходит, видно… И до Мотовилихи близко, но дым от заводских труб сюда не долетает.
Они спустились с пригорка. Отец сел на камень, словно поджидая кого-то. Вскоре рабочий, в синей рубахе, подошёл к нему.
— Пойди, дочка, пособирай цветы! — сказал Столбов и тихо заговорил с ним. Когда чужой человек отошёл, отец позвал Валю домой. И как быстро они пошли, почти побежали!
— Почему ты так запыхался? — спросила мать.
— Мне надо на собрание, — торопливо бросил Димитрий. Дуне хотелось расспросить мужа, но он, взяв кепку, уже бежал к воротам.