Страница 16 из 28
– Да. Бригада творческого содружества действует неплохо, – сказал профессор.
Глава пятая
Последний стенд
Вот и последний стенд на пути изготовления турбины… Стенд сборки. Он в конце "цеха-километра", как иногда называют это остекленное здание, полную длину которого удается увидеть лишь в солнечный летний день. В остальное время, несмотря на линию фонарей, даль цеха теряется в голубой дымке.
Стенд сборки – это просторная площадь, вымощенная побуревшими от времени торцами. Тут и там, как озерца в темных берегах, сверкают металлические площадки. На этих площадках, закрепленных на мощных подземных фундаментах, и располагаются бригады сборщиков.
Все, что мы до сих пор видели в цехе, было лишь подготовкой к завершающему акту труда – акту рождения турбины. Сотни и тысячи деталей, войдя в виде грубых заготовок в цех, обрабатываются на различных станках; если надо – подвергаются сварке, если надо – закаляются в термической печи и, наконец, с точными гранями, отшлифованные до блеска или покрашенные, идут на сборку.
Но это еще не все детали. В Бригаде творческого содружества объединились многочисленные заводы и научные учреждения различных районов страны. Теперь каждый слал в Ленинград либо вновь сконструированный аппарат, либо прибор – новинки изобретательного ума тысяч людей; и все это – тоже для турбины, для ее усовершенствования.
Как тут не позавидуешь сборщику! К нему в руки попадают лишь разрозненные клеточки будущего организма. Только на стенде сборки клеточки-детали впервые в своей жизни встречаются. Сборщик соединяет их, как бы сращивает: он вдыхает душу в организм, который называется новой машиной!
Несведущему человеку может показаться, что дело у сборщика простое: знай ворочай гаечным ключом – крепи деталь к детали!
Нет, это не так. Это не разобранный на зиму велосипед, который при помощи ключа в самом деле ничего не стоит собрать. Петр Кружалов говорил, что сборщик средневолжской должен иметь "фигурные мозги", и это не было хвастовством перед девушкой. Турбина оказалась настолько сложной для проектирования, что из рук конструкторов вышел, по правде говоря, только ее "черновик".
Это обнаружилось на сборке. Детали турбины встретились, а срастаться не пожелали. Так что сборщикам уже на стенде пришлось подправлять конструкторов, даже требовать замены некоторых неудачных деталей другими.
Но легко об этом рассказывать, а каково было людям!
Торжественный митинг… Первый болт в первую турбину на сборке был заведен под музыку. Все газеты откликнулись на это событие. А сборка-то и не пошла…
Ребята пали духом – и к мастеру, к Василию Евтихиевичу.
Василий Евтихиевич Махов вышел к ребятам из будочки своей конторки. Это был тот самый старый мастер-коммунист, любитель насаждать плодовые сады, который когда-то на партийном собрании заговорил об Измаиле, бросил клич: "Все за учебу, по-суворовски! "
Теперь, выйдя к сборщикам, он скомандовал:
– Ну-ка, толпа, развернись в линию, хочу каждого видеть в лицо персонально!
Ребята встали полукругом. Мастер поглядел на каждого и сморщил нос:
– Ну и кислые же у вас физиономии! Будто яблока-дичка вкусили. Брр!…
Физиономии сразу заулыбались.
Кое-кто на шутку ответил шуткой. Но в словах мастера прорвался гнев:
– Кто же вы такие, ребята, не пойму… Чудо-богатыри, что идут на Измаил, или же беглецы из-под Измаила?
Начался шумный и бестолковый разговор, с объяснениями, с обидами.
– К порядку! – закричал мастер, перекрывая гомон. Потом сказал с загадочной усмешкой: – В обеденный перерыв расскажу я вам сказочку… Соберемся у надолб.
Сказка, рассказанная старым сборщиком
Надолбы – это, как известно, тумбы на шоссейных дорогах, устанавливаемые для безопасности движения: там, где насыпи ограждены надолбами, повозка или машина не свалится под откос. Бывают и надолбы – препятствия против танков.
Сборщики окрестили "надолбами" болты для средневолжской турбины. И в этом прозвище не было преувеличения: не болт – а тумба, на которой можно расположиться посидеть.
Мастер Василий Евтихиевич, пообещав рассказать сказку, пригласил ребят к "надолбам". Место это он выбрал не без умысла.
Дело в том, что на ребят особенно грозное впечатление произвели болты. Пока мостовые краны сажали на стенд втулку, лопасти и другие крупнейшие части будущей турбины, – сборщики не проявляли особенного беспокойства: детали знакомые, каждый успел повидать их еще на станочной обработке. Но когда кран подал связку тумб, которые в документе были названы болтами, ребята растерялись… Вес каждого болтища восемьдесят килограммов – пять пудов. А ведь его надо поднять с земли, вставить в отверстие на турбине и затянуть гайкой. Работа для штангиста! Так что же – при сборочном стенде открывать школу тяжелой атлетики?
Уселись. Мастер кивнул на болты:
– Усаживайтесь, товарищи. Тумбочки удобные.
Боязно с непривычки. Помялись, но сели. Ни стульев у Махова, ни табуреток – все убрал.
Василий Евтихиевич уточнил:
– Когда на заводе распоряжался еще хозяин, делали мы среди прочей всякой всячины каркасы для церковных куполов. Видать, доходная была статья для хозяйского кармана. Ну, а революция, отменив хозяйский карман, отменила, конечно, и церковные заказы. Одним словом, руки у рабочих чесались на новенькое…
Продолжая рассказ, Василий Евтихиевич напомнил, что в России водяных турбин не строили, поэтому и специалистов не нашлось. Секретами этих машин владели только шведы, немцы, американцы и англичане. А русским внушали, что в их варварской стране за такие мудреные машины и браться не следует. Ума, мод, не хватит. Покупайте, платите денежки!
– Ну, а мы – коммунисты, так что спесью нас не возьмешь! – сказал Махов. – Давай-ка, решили, вместо отмененных куполов обмозгуем да соорудим заморскую машину!
Первая советская турбина была не стальной – до этого тогдашняя техника не дотянула, – а из чугунных отливок. Готовили ее по заказу Окуловской бумажной фабрики, что близ Новгорода.
Когда мастер упомянул, что народу на стенде вертелось побольше, чем сейчас, а собирали турбину год, послышались восклицания:
– Год!… А на волжскую дают три месяца. Что же это за окуловская такая? Видать, громозднющая была?
Мастер усмехнулся, достал из нагрудного кармана складной метр и растянул перед собой:
– Вот диаметр рабочего колеса у окуловской. Точная мера!
Изумление, хохот.
– А мощность? – закричали. – Мощность какая? Тысяч, наверное, десять, не больше?
Мастер назвал мощность: 450 киловатт.
Ребята притихли. Бывает, что предмет настолько жалок, что даже смеяться над ним совестно.
Лишь кто-то присвистнул:
– Вот так прадедушка!…
– Прабабушка! – поправили его.
Взращенные на сборке советских турбин мирового класса, ребята продолжали недоумевать:
– Но почему же все-таки год, Василий Евтихиевич?
– А собирали да разбирали. Потом опять собирали и снова разбирали… Чертежей ведь господа иностранцы нам на стол не положили. Вот и нащупывали параметры турбины почти что вслепую… А транспорт разве такой был в цехе? Свой горб – он тебе и подъемный кран и автокар… Но особо я измаялся, ребята, когда обтесывал детали под названием дубовые поленья. Дерево трудное, топор берет плохо…
Оказалось, что для окуловской турбины не нашлось электрического генератора: опять заграничная штучка! Вот и пришлось вращение турбины передавать бумагоделательным машинам напрямую – посредством шестерен с дубовыми зубьями.
Ребята долго молчали, раздумывая над сказкой-былью. А Василий Евтихиевич встал, надел кепку и, весело посвистывая, отправился в свою конторку. "Пусть знают, как революция технику делала! Небось теперь перестанут трусить, штурмом пойдут на волжскую!"