Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 11

Не выдержав, он отдал Магду на охрану базы, где она и жила в клетке из двухрядной рабицы. На ночь ее с особыми предосторожностями, с какими обычно работают со львами, тиграми, крокодилами и аналогичными зубастыми неадекватами, выпускали, и можно было больше не волноваться. Иногда поутру, когда ее с не меньшей опаской загоняли обратно в клетку, находили ошметки, в которых нельзя уже было опознать, что это было когда-то. За все время только несколько лазутчиков-везунчиков сумели, к собственному счастью, добежать до охранников. (А вообще собачка не боялась выстрелов и реагировала на малейшее движение и запах любой дичи не хуже велоцираптора).

Была как-то и одна забавная ситуация, в которой Володя вынужденно стал практически аналогом братьев Запашных. Рядом с клеткой Магды был электрощиток на столбе. Электрощиток стал изображать эпилептические припадки, и вызвали электрика. Пришел дядечка в годах, хоть и не преклонных, но степенных. Ждали его возвращения обратно час, два, три, на четвертый начали уже слегка удивляться, что же могло так катастрофически полететь в щитке. Прогулочным шагом догуляли до места и только тут увидели: на абсолютно голом столбе, на высоте трех метров от земли, вцепившись в столб, как в последнюю надежду, сидел электрик. Сумка с инструментами лежала подле столба, а рядом с сумкой сидела и, периодически облизываясь, роняла слюни Магда. Причем, сидела она тоже явно давно в этой позе, судя по озерцу слюней.

Операция по спасению электрика как-то не заладилась. Как только в поле зрения появились другие люди, Магда с ревом льва-людоеда кинулась в их сторону, но почти сразу тормознула, потому что счастливый электрик начал потихоньку сползать вниз, приближаясь к точке досягаемости. Встретившись взглядом с Магдой, он, как карась при встрече со щукой, заработал активно ластами и снова поднялся до незыблемых высот. Так они тренировались еще примерно минут двадцать, пока электрик не начал уставать и взмолился уже усыпить или пристрелить это «адово отродье». Вот тогда и выяснили, что звуков выстрелов собака не боится, а производить реальный отстрел жалко. Электрика тоже, правда, жалко. Поэтому пришли к главному инженеру со словами: «Спасите человека от вашей собственности, вы ж ее укрощать умеете…».

Ситуация патовая. У электрика «дер-р-р-ж-жаться нету больше с-с-сил». Вот и пришлось параллелить процесс. Сообразить некую ловчую палку (стальную) с петлей и еще одно полено покороче, чтобы можно было в пасть засунуть и на какое-то время занять, пока упирающаяся скотина будет запихиваться внутрь и пока срочно будут заделывать дыру в рабице, которую она прогрызла, добираясь до не сильно свежего, помятого жизнью и довольно костлявого электрика. Не с первой попытки удалось сафари, а полешко вообще еле продержалось до конца заштопывания рабицы, после чего Володя изобразил что-то вроде «Па де пуасон», мгновенно и с грацией балерины со стажем в Мариинке, ретируясь вон из клети. В пределах суток вокруг первой клети выросла еще одна клетка, но уже сварная, из могучей арматуры.

А позже выяснилось: так получилось, что кто-то из ухажеров этой «самки богомола» выжил. Никто не знает, как, но в итоге кратковременного знакомства на свет появилось около шести щенят. Из них еле успели спасти трех, причем от самой же Магды, которая просто сожрала тех, кого не успели у нее забрать. Мне кажется, что этот писк, наполненный ужасом и болью, который наша Марта слышала в детстве, ей так запал в душу, что даже спустя годы она каждый раз пыталась защитить любое пищащее существо, будь то ребенок, щеня или даже кошка… Щенков решили раздать желающим, ну а Володя, естественно, выбирал первым. В большом складе, где кутятам выделили угол, он взял доску и уронил ее рядом с ними. Мальчик залился лаем, одна из девчонок спряталась в угол, а наша Марта посидела спокойно, а потом, косолапя, поковыляла в сторону Володи. Так решение и было принято. А домашний паркет вздрогнул вторично.

Впрочем, существо оказалось умным и легко поддавалось дрессировке, кроме одного момента: бывало, нападал на нее «поигрунчик», и вот тогда… Держись все живое! Крышу сносит, глаза шалые – демон непослушания во плоти. И так было до двух лет, пока она не повзрослела. Дабы «мстя» обрела свое воплощение, Марте дали возможность подрасти. Она с детства умела рыкнуть даже на ризенов так, что те отступали. Вообще, за все время Марту смогла подрать только одна овчарка, но в том случае было явное превосходство мышечной массы и неадеквата: когда гуляла эта овчарка, весь двор вымирал, и даже вороны старались не каркать.





Марта взрослела, в шутку таскала за шкирку болона Каську. Тот всячески ответно гонял ее на правах старшего. И вот, когда Марта подросла до габаритов весьма крупной лайки, был реализован план «Отмщение за грехи». Выросла Марта на загляденье. Густая плотная шерсть, которую не то что зубами – морозом не проймешь. Точь-в-точь как у мамаши: свинцово-серая, словно волчья по бокам, с более темным переходом к морде и практически черная антрацитовая на спине. Морда крупная, хотя и поменьше маминой, темно-серая, цвета мокрого асфальта, с черным носом и карими задорными глазами. Светлая пепельная грудь и передние лапы с небольшими вкраплениями пятен более темного графитного оттенка, которые особенно четко вырисовывались на остальном фоне. А уж пушистый хвост, с градиентом перехода от светло-серого к черному, – как опахало.

Вывели ее на прогулку почти в одно время с Каськой. Тот благополучно нарвался на попытку быть съеденным… И вот тут в дело вступила Марта. Не пришлось ничего говорить. Ей достаточно было просто увидеть, как на Каську кинулся ризеншнауцер. Добродушная и игривая дома, Марта вздыбила шерсть на загривке, пригнулась к земле и рванула так, что сорвала карабин с поводка. А дальше мы еле-еле смогли оторвать ее от скулящего ризеншнауцера. Не спешите жалеть бедную псинку! Годами он спокойно драл Касьяна и мои куртки, причем наш болон мог даже не тявкнуть на него, ризен просто мог заметить нас и кинуться с другого конца двора. А дальше как повезет: либо он получит в зубы сапогом, либо моя куртка снова обретет боевую проплешину. Хозяева посмеивались и с легким оттенком садизма заявляли, что заводить надо собаку, а не кошку. Ну, вот мы и завели. Больше тот ризеншнауцер спокойно не гулял. Долгожданный реванш. Теперь, стоило только Марте увидеть его или учуять – и дальше я, мама или папа летели низко, подпрыгивая на кочках по заданному вектору, вслед за грудой мышц и зубов. О, сладкая месть! И это по прошествии длительного времени попыток договориться, попросить надеть намордник на черного крокодила… А всего-то надо было – ответно завести аллигатора!

Все-таки жизнь учит нас одному неприятному закону: ты можешь быть трижды интеллигентным человеком, знать в совершенстве иностранные языки, играть на фортепиано и иметь широкий кругозор, НО в обычной жизни добро должно быть с кулаками и зубами, чтобы уметь постоять за себя. Потому что, как ни печально, в нашей замученной годами демократического угара и воровского разгула родине неверно трактуются иные понятия. Интеллигентность – как признак слабости, а воспитанность – как символ неудачи. Вот так и мы. Стали зубасты и, как ни странно, это привело только к положительному результату. Собачек крупных пород стали подбирать на поводки. Нападения на маленьких «недопырков» прекратились, потому что, как уже было сказано выше, Марта не выносила писка маленьких, тут же вступаясь за них. Как-то раз Марта в заботе о ближнем вылизала орущую мартовским благим ором кошку, чем ввела ту в состояние глубочайшей комы. Она уже прекратила обслюнявливать кошку, а та, отбивавшаяся в самом начале этого противоправного действа и смирившаяся под конец с таким унижением, с выпученными глазами продолжала раскачиваться в заданном ритме еще несколько минут.

С появлением в нашем доме ребенка обязанности Марты расширились в сторону заботы и опеки над «маленьким и неразумным существом, которое правильно передвигалось в самом начале на всех своих четырех, но периодически пыталось подняться на две лапы». Марта сначала ходила хвостом за чадом и терпела все его попытки проинспектировать, как устроены ее пасть и глаза изнутри. Когда ангельское терпение подходило к концу, собака искала место, где может оказаться вне досягаемости от ручонок; единственным таким местом оказалась ванна, как выяснилось однажды.