Детские сердечки

Мне повезло, Палыч заяву в полицию катать не стал, ограничившись выговором и лишением премии. Директор сам его обозвал идиотом, когда узнал причину произошедшего. И распорядился не переносить очередной, а оформить двухнедельный без содержания, позволив не появляться на работе целых шесть недель.

Напарник, с которым я занимался установкой пластиковых окон, от известия об уезде, тоже оказался не в восторге. Мрачно переварив перспективу горбатиться одному, он сухо пожелал удачи и бросил трубку. И только после этого, я оказался по настоящему свободным, чтобы без хвостов мчаться к бывшей жене, не уберегшей мою дочь.

Осло встретил тяжелыми свинцовыми тучами, казалось, что давят не облака, а бетонная плита. Ко всему прочему, добавлялся мелкий, но настойчивый дождь, от которого моментально промокла куртка. Кутаясь в капюшон, я дождался автобус, расплатился за проезд фиолетовой стокроновой купюрой и устроился у окна, в которое бессмысленно и пялился всю дорогу.

Дождь размывал всё сущее, окружающее меня. Он впитывал свет, игриво одаривая отблесками на стекле, струился и тёк, завлекая душу в глубокие воды Ахерона. Огни проезжающих автомобилей, яркие вывески магазинов, броские пятна уличных фонарей – всё сливалось и смешивалось в каплях серого и темного дождя, и даже сгущающиеся сумерки воспринимались, как выпитый им до дна день.

Вновь этот холодный электрический свет… Ветер врывался в складки одежды, но я уверенно шел от остановки в сторону нужной улицы. Я бывал здесь в прошлом году, и этого достаточно. Даже с закрытыми глазами я сумею добраться до дома, где жила моя дочь…

Дочь. Моя маленькая Дашенька, волею судьбы увезенная на другой конец Земли. Да, твоя мама нашла себе иностранного мужа, такое случается, но я не нашел себе другую дочь. И не найду.

Позади осталась одна улица, вторая, и я, пройдя несколько переулков и тупиков, наконец, оказался там, где нужно. Чуть в горку вдоль мощенного булыжником тротуара тянутся пять частных домов, как будто сжатых весельчаком троллем в один. Там где кончался первый, тут же начинался другой, и не важна разница ни в цвете и архитектуре. Желтый дом плавно перетекал в синий, тот, в свою очередь, в зеленый, ну а уже тот в красный. Именно последний мне и нужен.

Всю дорогу я гнал от себя эти мысли, думал о чем угодно, но только не об этом. И вот, стоя на пороге перед массивной деревянной дверью, я понял, что боюсь. Боюсь узнать – как она умерла. До дрожи в зубах боюсь.

Глава 3

Дверь долго не открывали, а звонок к моему удивлению не работал, поэтому пришлось длительное время просто долбить кулаком. И не зря. Через долгие двадцать минут вход внутрь дома был открыт.

Какая-то помятая Лена, в грязном синем халате на голое тело, непонимающе глядела на меня сквозь растрепанные черные волосы.

– Вы кто? – спросила она заплетающимся языком.

– Ты что, сдурела?

– А, Витька, заходи! – неожиданно весело заявила она, пропуская в дом. – Какими судьбами?

– Рехнулась? Сама вчера звонила, что Даша умерла, и ты её похоронила.

– Ах да, – бывшая жена как-то сразу сникла, уставившись бесцветным взглядом в одну точку.

Некогда первейшая красавица района, с годами она поблекла. Сеточка морщин стала покрывать её прекрасное лицо, сейчас заметно опухшее и осунувшиеся под грузом проблем. Тело страдало чрезмерной худобой, что для Лены было не характерно, а с её комплекцией и грудью четвертого размера, и вовсе казалось невозможны. По крайней мере, я так считал до сегодняшнего дня. Да и сама грудь под халатом обвисла, и это у человека, который даже родную дочь ей кормить не захотел, лишь бы не потерять красивые упругие формы. Такие метаморфозы не происходят за несколько дней.

– Так ты зачем пришел? – вновь начала она.

– Что с Дашей? Не тяни душу!

– С Дашей? Даша умерла… – Лена, не глядя, уселась на полку для обуви возле входной двери, на которой в беспорядке валялась непарные ботинки и кроссовки. – А ты не знал?

– Ты совсем из ума выжила? – но бывшая жена меня не слышала. Обхватив голову руками, она начала поскуливать.

– Мою девочку убили, убили… – и вдруг резко подскочив, она гневно выкрикнула, целясь ногтями мне в лицо. – А где был ты? Почему ты её не спас? Это ты во всем виноват! Это ты её убил!

Тело сработало на автомате. Резкий удар правым локтем в подбородок, и легкое, словно пушинка, тело отлетело к дальней стене, и сползло, оформившись в жалкий, пускающий сопли и слюни, стонущий комок.

Я смотрел на неё, и не верил в то, что произошло. Моя богиня, с которой сдувал пылинки, которую добивался не один год, превратилось в какое-то убогое существо. Я не смел поднять руку, даже когда она загуляла, наставляя мне ветвистые рога. Хотелось задушить, растерзать, застрелить, но тогда я сдержался и даже пальцем не тронул. Не смог. Как можно ударить её, мать твоего ребенка?

И вот сейчас я попытался прислушаться к себе. И ничего не услышал – ни скрипа раскаянья, ни грамма сожаления. На полу всхлипывал абсолютно чужой человек, на которого мне было глубоко плевать. И это осознание испугало меня. Метаморфозы настигли не только Лену…

От грустных размышлений отвлек шум спускающегося по лестнице человека. Я ожидал увидеть Олафа, нового мужа моей бывшей, и уже начал продумать оправдания, чтобы он сразу же не вызвал полицию. Но вместо норвега по лестнице спустился здоровенный, под два метра ростом, полуголый негр.

Увидев нас, чернокожий начал что-то быстро говорить на своем тарабарском наречии, при этом, не забывая размахивать руками.

– Это что за обезьяна?

Не получив ответа, я легонько пнул Лену ногой и повторил вопрос. Заметив мой жест, негр разъярился не на шутку, и уже переходя на крик, двинулся на меня.

Пытаясь схватить мою шею, он получил удар головой по носу, а после выхватил кулаком в «солнышко», «двоечку» по печени, и опрокидывающий локтем в подбородок.

Меня никто не сдерживал, да и сам я себя отпустил. Во мне плескалось океаны злобы на себя, на Ленку, на весь этот чертов мир, и, конечно же, на этого иссиня-черного человека. Оказавшись на поверженным противнике, я бил и бил его в лицо, превращавшееся в кровавое месиво. И лишь когда негр потерял сознание, я остановился.

Тяжело дыша, я сполз с него и упал на пол рядом со всё еще стонущей Леной. Пару минут пролежал без движения, закрыв глаза, и пытаясь абстрагироваться от произошедшего. Но тщетно. Реальность не отпускала.

Собравшись с духом, я поднялся на ноги, вытер окровавленные руки о спортивные штаны негра, и, ухватив бывшую жену за волосы, потащил её в сторону ванной комнаты, благо её расположение помнилось еще с предыдущего визита.

Душевая кабина была совмещена с небольшой акриловой ванной. Туда я Лену и засунул. Из держателя была извлечена душевая лейка, а маховик «Cold» выкручен на максимум. Упругие струи ледяной воды ударили по обмякшему телу, приводя его в сознание.

Лена вяло пыталась укрыться от воды руками, прячась за грязную ткань халата. Пусть. Халат намокнет и будет холодить еще сильнее, так что в себя она придёт по любому. Хотя…

Я наклонился и задрал левый рукав. Так и есть – «дорожка» заядлого героинщика. Десятки точек, образующих непроходящий синяк-гематому, прошлись по локтевому сгибу. Теперь всё более-менее ясно.

– Дорогая, и давно ты на наркоту подсела? – спросил я, направив струи на лицо.

– Тебе то что? Пошел на хрен, придурок!

– Ты давай, не уходи от ответа. Давно торчишь?

– Я сказала – пошел на хрен!

Так наш диалог продолжался минут десять, пока к нам не завалился перемазанный кровью негр. Ругаясь и хлюпая окровавленным носом, он размахивал небольшим короткоствольным револьвером, то и дело, пытаясь ткнуть им меня в живот.

– Ирдис, вали этого козла! – вдруг заверещала за спиной, почему-то по-русски Лена. – Нахрен он тут нужен!

Новоявленный Ирдис скорее всего, по интонациям понял, что от него хотят, поэтому зловеще, насколько позволило разбитое лицо, ухмыльнувшись, он ткнул ствол мне в грудь и попытался нажать на спусковой крючок.