Детские сердечки

Через семь с половиной минут вслед за подельниками в лавку подтянулась и цель.

Почти две минуты тяжелейшего ожидания, и вот в приоткрывшуюся дверь вышел Янек, держа за руку маленькую, лет четырех, девочку в цветастом пуховичке. Тут же подъезжает неприметная грязно-серая малолитражка. Ян впихнул в нее начавшую сопротивляться девчушку и через миг ничего не указывало на совершившийся киднепинг.

Еще через пять минут вышел Ричард и, отрешенно глядя на окружающих, прошел рядом с моим окном, буквально в метре.

Как только он скрылся из виду, начался сам спектакль. Возмущенная «мать» выскочила на улицу, беспокойно озираясь, и начала звонить куда-то по сотовому телефону.

Через пять минут подъехал полицейский автомобиль, из которого выбрались две женщины в форме, но в странных головных уборах. Я не верил глазам – на головах у полицейских черные хиджабы с клетчатой шахматной каймой по краям. Они что, совсем рехнулись?!

Пока я прихожу в себя, представительницы толерантного закона успели взять объяснения с лавочника и булочника, и мелким шагом направились в кофейню. Быстро переговорив с официанто-хозяином, они деловито подошли ко мне. Но разговора не получилось, норвежского я не знал, а их английский был настолько плох, что я вообще узнал его только с третьего раза, когда меня просили предъявить Айди.

Продемонстрировав им паспорт, я вызвал некое оживление у женщин. Эмоционально переговорив по рации, они жестами указали мне на мое же кресло и попросили не покидать его. Да я собственно и не собирался, по плану требовалось просидеть еще час-два.

Через полчаса в кофейню вошел рыженький, тщедушный мужичок, тоже в форме, и с большой кожаной папкой.

– Йозаф Комар, – представился он на очень плохом русском. – Полиция Осло. Ду ю спик инглиш?

– Йес, ай ду. Только плохо, – честно признался я. – А в чем собственно дело? Эти дочери Аллаха ничего толком не объяснили, потребовали от меня остаться тут.

– Плохо, – с ужасным польским акцентом ответил полисмен. – Что вы тут делаете?

– Пишу книгу. Я писатель.

– Прямо здесь?

– Да. А что такого? Вот Джоан Ролинг своего Поттера тоже в кофейнях писала, – воспользовался я единственным знанием о современных европейских писателях. – Вы лучше поясните, что произошло?

– Украли ребенка, – поляк что-то записывал в блокнот, вынутый из папки. – Разрешите ваши документы? – взяв мой новый паспорт в руки, он внимательно его пролистал и поинтересовался. – Ваша цель пребывания в Норвегии?

– Туризм. Специально приехал роман дописать, чтобы не мешал никто. Как вы, например, – однако Йозеф даже бровью не повел.

– Когда намереваетесь покинуть это страну?

– Завтра-послезавтра. Пока еще не решил, а что?

– Вы ничего не видели, что происходило у дверей фруктового магазина минут сорок назад? Она как раз напротив вас.

– Что-то подозрительное? – изобразил я задумчивость. – Да вроде всё как обычно. Я ничего и не понял, пока ваши коллеги не приехали.

Так, ни о чем, мы проговорили еще минут двадцать, и лишь через час после его ухода, я выполз на продуваемую всеми ветрами улицу.

Колкий снег бил в лицо, когда я медленно и размерено шагал по брусчатке до перекрестка. После поворота ветер стал бить в ухо, но всё равно было несколько легче.

Через три квартала, за очередным углом меня уже поджидал БМВ Янека.

– Ну что? Удачно? – спросил я, усаживаясь на «штурманское» место.

– Более чем, – усмехнулся Ян. – Ребенок уже за пределами Норвегии и к утру будет у своих родителей в Дании.

– Дай то бог, – прошептал я. – Хоть кому-то в этой жизни должно повезти.

Глава 11

Я ерзал на неудобном пластиковом стуле. Нет, минут десять на нем восседать вполне комфортно, но проблема в том, что под моим седалищем он уже пару часов.

Вместе с товарищами мы сидели в большой комнате, в том самом складе, куда несколько месяцев назад меня, испуганного и пьяного, притащил Янек. Это помещение использовалось для редких тайных встреч и брифингов, когда некоторые члены коллектива просто физически не могли вырваться из столицы Норвегии.

Вообще, как я понял, по всей стране существовал с десяток «берлог», где в случае проблем можно залечь на дно. Именно в одном из них я и провёл свои «синие» дни.

Складывалось ощущение, что вся эта деятельность приносит неплохие деньги – содержать столько недвижимости дело не дешёвое. Но при этом, живых денег я особо не видел. Так, периодически выдавали некоторые суммы на мелкие расходы, не более. Янек и Ричард уверяли, что организация находится на самообеспечении, и огромные суммы уходят на взятки и откаты, да к тому же большую сеть агентуры необходимо было поддерживать. Оказалось, что помимо нас, активных членов, существуют много сочувствующих, помогающих по мере сил.

Не верить им у меня оснований не было.

Смущало другое. Зачем я им? У них всё отлично отлажено, и прекрасно работало без меня. Люк добывает информацию. Ричард планирует. Янек и Жанна организуют наблюдение, прикрытие и осуществляют сам план. В схему я вписывался как пятая ножка к столу – вроде и не мешает, но и без неё можно обойтись.

А значит, они задумали нечто новое, то, с чем боятся сами не справиться. А может быть, не хотят пачкаться. Меня пригрели после жестокого убийства. Они знают, что грань, тормозившая обычных людей, мной пройдена. Значит – им нужна попросту «торпеда».

Самое интересное, что меня это устраивало. Я пытался прислушаться к себе, но внутреннего противоречия не ощутил. Мне, по большому счету, было всё равно. Делай что делаешь, и будь что будет, как говорили древние.

Сейчас у небольшой металлической белой доски в углу, где были маркером выведены имена и фамилии под чёрно-белыми фотографиями, прижатыми магнитами, стоял Янек и проговаривал еще раз все известные ему факты.

– Борислав Крогуч, сорока трех лет, приемными детьми занимается на профессиональной основе уже более десяти лет. Другие источники дохода не зафиксированы. – Ян говорил по памяти, хотя я знал, что в распахнутом блокноте на столе все эти данные скрупулёзно записаны. – Одновременно у него под надзором находятся от семи до пятнадцати детей. Наша проблема усложняется тем, что один раз мы уже выкрадывали у него ребенка. После того случая отмечено усиление его внимания за всеми мелочами, а особенно, за детскими передвижениями. Без присмотра дети теперь не остаются никогда.

Я оглядел присутствующих. Ричард сидел, оперившись рукой о стол и положив на кулак щеку, мутными глазами глядел куда-то в стену. Люк сидел на таком же, как у меня, пластиковом стуле в углу и, погрузившись в себя, играл массивной зажигалкой Zippo. Единственным человеком, кто хотя бы внешне выказывал хоть какое-то участие – была Жанна. Вечно недовольная, она сидела за столом, насупившись, однако внимая каждому слову Янека.

Было видно, что подобное они прослушивали уже не один десяток раз. Хотя возможно – даже и сотню.

– У кого какие мысли? – спросил Ян, после небольшой паузы по окончанию доклада. – Вот ты, Виктор.

– Этот Борислав мне не нравится. Слащавый он какой-то. Напомаженный. Одним словом – румын.

– Он не румын, – Ян подхватил блокнот и начал быстро его пролистывать. – Он болгарин.

– А какая разница? – всё же до конца шутки выдержать каменное лицо не получилось, и я залился смехом.

– Чего это он? – Янек с непонимающим видом спросил у Жанны.

– Да телевизор он пересмотрел, – угрюмо зыркнула толстуха. – Есть в России такое кино…

– Культовое кино, – перебил я.

– Культовое кино, – спокойно добавила Жанна, – Называется «Брат». Настоящая инструкция по применению вот таких же придурков, как он, – и её толстый подбородок кивнул на меня. – Две части даже сняли.

– А чегой-то я придурок? – деланно возмутился я. – Кино хорошее. Реально культовое для российского зрителя.

– А о чем оно? Я никаких «Братьев» не смотрел, – вмешался в разговор, до этого индифферентный Люк.