Мэтр и Мария

– Гениально!

– А в это время обманутые члены съемочной группы, владельцы использованной съемочной техники, все, кому не заплатили за работу, идут в органы, в суд, требуют оплаты труда. Они собрались в приемной прокуратуры, к ним выходит эталон законности Поклонская, я утрирую, и тут на экране телевизора избитый Загайнов говорит: «Весь гонорар за поединок я, благословясь, отдаю на оплату тех, кто работал над моим фильмом». В первом ряду перед рингом сидит священник Антоний, улыбается и легонько хлопает в ладоши. Двумя словами: искренне верь и Господь придет на помощь, чтобы спасти твою душу. Вот тебе и энергичная притча.

– Хэппи-энд! Как вам так удается, с ходу придумывать захватывающие сюжеты?

– Бог его знает, – ответил польщенный Дэвид Розгир.

И снова тревогу ощутил во всех членах своего тела фантазер и выдумщик. Что за предчувствие его тревожит? Иван заметил мгновенно наступившую отрешенность во взгляде его вдохновителя.

– Дэвид, что с Вами?

– Ничего, не удивляйтесь, смена температур, наверное. Так о чем мы? Надо дать понять, что все грехи, совершаемые даже в самой церкви – это все равно Божий промысел, что грешащие попы-муллы-священники-клирики все равно, грубо говоря, ведут к святости. К правильной жизни. Вот смотри…

Это Дэвид умел – возжигать огонь в Художнике. Он мог с ходу набросать несколько вариантов сцен, как мелких дровишек для розжига, а потом пусть его слушатель наваливает все остальное для большого костра.

– Вот, смотри, другой подход к теме. Какой-то приход или монастырь, не важно, какой религии. И приходит каяться преступник, к примеру, душегуб. Кается в грехах. И в мечеть приходит изверг, садист, любитель отрезать головы. И тоже сознается. И насильник приходит в кирху покаяться. К примеру, набирается семеро признавшихся грешников, причем, у каждого свой грех, ну, знаете: не убий, не прелюбодействуй… Их не выдают властям, а по взаимному согласованию конфессий говорят им: вот ваш обет – отправляйтесь в разные концы света, несите Божье слово. Но вы должны собраться через семь лет в одном месте. Если не соберетесь – окажетесь в геенне огненной. Если соберетесь – какая-то там святость снизойдет на мир и все на земле будут счастливы. О, кей?

Иван во все глаза смотрел на Дэвида.

– Вы знаете, прямо хочется встать и идти работать. Я уже вижу целые сцены. Потрясающе, какой простор для фантазии. Это же «Великолепная семерка»!.. Только про монахов.

– Да, это не должно быть скучно, нужен экшн. И через весь сценарий надо протянуть лейтмотив – мучения Христа, знаковые поступки мусульманского пророка… Допустим, один монах идет на юг, и его постоянно бьют. То хулиганы, то мусульмане. Другой сам избирает себе пытку – тащит крест через всю Россию. Третий с терновым венцом на голове шествует. То есть, страсти Христовы поделены между этими персонажами. И вот, когда они все сойдутся, возникнет образ: а ведь Иисус в одиночку испытал то, что испытали эти семеро.

– Это же, как можно развить такой замысел! – Иван радовался раздразненной своей фантазии.

– Или зайдем с другой стороны, исторической. Веками люди не могут разобраться с личностью по имени Иисус Христос или Иисус Мессия или Иисус Имашиах, если на иврите, арамейского языка не знаю. Существовал ли такой человек или Божий сын когда-то сошел на землю?

И снова чувство необъяснимой тревоги заставило Дэвида замолчать. Он положил ладони на колени, пытаясь унять дрожь.

– Вам холодно? – заметил Иван неладное в состоянии своего работодателя.

– Наверное, от ветра. Ничего. Так вот, – Розгир взял себя в руки, – одни считают, что был такой человек, проповедник Иисус, которого распяли. Человек с туманной биографией. В каких-то первоевангелиях говорилось, что он родился от нищей пряхи, уличенной в прелюбодеянии и выгнанной мужем из дома. В других, что настоящий его отец – солдат по имени Пантера. А в третьих говорится, что мать его была царских кровей, и приемный его отец тоже. Смотри, какое поле для фантазии! Как там что было, никто не знает. Я вот тебе сейчас набросаю идеи…

Да, мог Дэвид Розгир вдохновить автора и подтолкнуть к действию. Зато и получал могучие дивиденды. Все эти талантливые околокиношные ребята очень дешево стоили и несли ему золотые яйца. В Штатах за свой первый сценарий Иван получил бы полтора миллиона долларов. А в России гонорар составил сто тысяч. Рублей.

– Дэвид, а Вы сами верите в Бога?

– Хотите откровенно? Когда надо, верю и в Аллаха, и в Перуна, и в Шиву. Только бы это было во благо мне и человечеству.

– А верите, что Иисус Христос воскрес из мертвых?

– Иисус… Когда-нибудь вскроется прошлое, люди узнают, как там все было на самом деле, в Иудее под римским владычеством. Я верю в то, что Уэллс назвал машиной времени. А что? Все состоит из материи. Как она развивалась, – зафиксировано в материи, надо только уметь прочитать, просмотреть, как киноленту. Ничто никуда не девается. Как было на самом деле? Был Иисус человеком или сыном Бога? Если сыном Бога, то какого? В древности правители называли себя Богами – правитель кхмеров, император римлян, китайские правители – сплошь Боги. Сыном, какого Бога называли Иисуса? В Иудее у Бога нет имени, каждый называет его по-своему, как ему нравится. И любое обращение правильно будет, так люди считают. Называли Авва, Адонай, Элори, Эли, а еще Элохим…

Дэвид внезапно умолк. Порыв ветра, как показалось, смел куда-то солнечные лучи, и вмиг потемнело. Перед Розгиром стоял высокий и крепкий парень с ухоженной прической, с усами и легкой бородкой. В распахнутом пальто, под которым – очень дорогой костюм. На пальцах у него блестели перстни баснословной цены. Он вежливо спросил по-английски:

– Извините, вы говорите про Иисуса, приемного сына Иосифа?

Его баритон великолепно гармонировал с его внешностью и Дэвид понял, что перед ним неизвестный, но, возможно, способный, и при этом не бедный, актер. Видимо, парнишка узнал его и хочет познакомиться ради карьерного роста. Продюсер вообще-то не любил, когда к нему нагло приставали и предлагали себя. Хотелось сразу послать подальше этого человека, сказав: «Передайте портфолио ассистенту». Но профессиональные навыки или что-то еще остановили этот порыв. Дэвид сотворил на лице голливудскую улыбку:

– Сына Иосифа? Где-то беседуют и про каких-то других Иисусов?

– Конечно, нет. Можно присесть?

Крепыш дождался кивка Дэвида, который теперь предположил, что парень не актер, а сектант и сейчас предложит поговорить о Библии. Иван не понял ни слова из услышанных фраз, ибо языками не владел. Все в незнакомце выдавало его за богатого иностранца, только в наше время, разве поймешь, кто богаче – наши от скважин нефтяных, свой язык забывающие в Англиях всяких, или гости заморские.

Парень плюхнулся на скамейку рядом с Дэвидом. Доски прогнулись под его тяжестью, проскрипели, но выстояли.

– Прекрасная погода, господа, – улыбался юноша. – Хочется жить и работать.

Тут он ернически посмотрел в глаза Ивана и сказал ему по-русски:

– Хорошо работать, чтобы хорошо жить.

Это заглядывание в глаза Иван диагностировал как «нетрадиционная сексуальная ориентация». И по его спине прополз холодок от мысли: «А вдруг и Дэвид тоже, того?».

А Розгир как раз спросил как-то очень уж двусмысленно:

– Проповедуете любовь к ближнему?

– Да, и при этом исследую.

Незнакомец зажмурил глаза и заговорил потише:

– Здесь великолепно. Дышится легко. В этой местности люди массово живут где-то триста лет. Когда-то я отсюда любовался Эйфелевой башней.

«Ну вот, связался с неадекватным», – огорчился Дэвид. – «Теперь, пока отошьешь, много времени потеряешь». А у него впереди еще важная встреча.

Но парень успокоил:

– Нет, не смотрите на меня так. Я в здравом уме. Даже более чем. Той, не так уж далекой, зимой, у театра «Аквариум», где потом был первый в России кинозал, построили из дерева башню метров под сорок, полили изрядно водой, и так возникла Эйфелева башня изо льда. Наверху горела красная лампа. И изнутри подсвечивали. Представляете, зимней ночью в Санкт-Петербурге вы издалека наблюдаете парижское чудо.