Страница 19 из 21
Лысый развел руками.
– Погугли биткоин, Серый. Удивишься.
Братья переглянулись.
– Интересно, что он купил? – спросил Джек.
– Пойди спроси, – ответил ему Дэйв.
Джек вздохнул.
– Я видел небольшую армию телохранителей, когда выходил в туалет. Сидят на пуфиках и играют в карты. Думаю, они торговались не за партию женских трусиков. Определенно.
– Ты все слышал, – сказал Дэйв.
– Если эти ребята используют биткоин в преступных целях и это сходит им с рук, его вполне могут запретить, так ведь? Я вижу угрозу не столько в самом факте анонимных переводов, сколько в том, что государство никак не может их контролировать. А это, Дэйви, угроза национальной безопасности. Сам знаешь, как в Америке строго с этим.
– Дело в том, что систему нельзя запретить. Чтобы запретить, придется запретить Интернет, а это, как ты понимаешь, невозможно.
– Но можно максимально усложнить жизнь людям, которые будут использовать это платежное средство.
– Как? Если участников нельзя вычислить, только если они сами того не пожелают, как ты осложнишь им жизнь? Посмотри на русских, ведь не просто так они самые богатые в мире.
– Ты настойчив. Если я скажу, что не хочу обладать такой же яхтой, как у парня в джинсах, покривлю душой. Интересно, как его сюда пустили в джинсах?
– Джек… его и без джинсов бы пустили, и даже без трусов. Или ты сомневаешься?
– Я пока не пойму, какую выгоду получим мы? Не будем же мы переводить друг другу деньги туда-сюда.
– Нет, конечно. Дело в том, что народ еще не понял, что это вообще такое. Но боюсь, когда поймет, курс подскочит так, что наш с тобой общий друг будет в ярости сжимать кулаки и трясти смешными кудряшками в бессильной злобе.
– Ты, правда, веришь, что он подскочит?
– Посмотри, – Дэйв вынул из кармана пиджака лист с колонкой цифр. – Вот курс за последний год. Подумай хорошенько, тебе ни о чем это не говорит?
– Экспонента? – неуверенным тоном произнес Джек.
Дэйв улыбнулся и посмотрел вниз, на Центральный парк. В сумерках Нью-Йорк казался чарующе великолепным, вечерние огни загорались то тут, то там, Большой город готовился к бурной ночи.
– Именно, – произнес Дэйв. – Ее рождение. – Он едва заметно улыбнулся, жестом подозвал официанта: – Счет, пожалуйста.
Через несколько минут на небольшом подносе появилась кожаная папка с фирменным бланком. Официант в безукоризненном костюме замер перед столиком.
– Скажите… – обратился к нему Дэйв, – вы биткоины принимаете?
Джек в эту секунду подумал, что предложи он оплатить счет фантиками от жвачки, это прозвучало бы менее эпатажно. Лицо официанта не дрогнуло, кажется, он удивился меньше, чем Джек.
– Да, сэр. Желаете оплатить счет биткоинами?
– Хочу опробовать новую технологию, – ответил Дэйв, взглянув в сторону русских, к тому моменту уже окончивших торги.
– Наши услуги можно оплатить любым активом, имеющим стоимость, – сказал официант. – Биткоин, безусловно, ее имеет. На счете штрихкод, отсканируйте его, оплата автоматически будет произведена в нужном приложении после вашего подтверждения.
Джек, открыв рот, слушал их беседу. Когда официант отошел, он задал единственный вопрос:
– Но… откуда у тебя эти деньги?
Глава 15
Они ехали по ночной Москве, поток машин практически иссяк. Подсвеченные здания, мелькающие яркими вывесками магазинов, ресторанов, баров, ночных клубов оставались позади, но на смену им вырастали новые, и калейдоскоп этот не заканчивался многие километры.
Ларин вглядывался по обе стороны дороги, стараясь вести машину с тем безразличным спокойствием, с каким обычно едут пенсионеры на дачу или водители катафалков на кладбище – им некуда спешить, их никто не останавливает, подобное просто в голову не может прийти ни одному стражу порядка.
Конечно, не каждая проверка документов заканчивается требованием выйти из машины и тем более открыть багажник: для этого полицейским нужны веские причины.
– А почему вас в школе все время подкалывают, а вы не отвечаете? – спросил Скоков. – Физрук тот же, я слышал в учительской он говорил, что вам можно еще нагрузку подкинуть, вы все равно «как тюлень в зоопарке», ни бэ ни мэ… или я вот… да и не только я, Успенский…
– Успенский… – сказал Ларин. – А что я могу ответить? Отвечу – выгонят из школы, чем я буду заниматься? Репетиторство хорошо, но это нестабильное занятие.
– Ну что-то можно ответить. Я бы не вытерпел. Надо на место таких ставить. Иначе на шею сядут.
Ларин подумал, что до конца марта ему нужно сдать стенгазету по антитеррористической пропаганде, провести открытый урок для родителей-спонсоров, подготовить авторский факультатив для неуспевающих, внести предложения в родительский комитет по ликвидации перегруженности учащихся… и еще заменить школьный звонок.
Успенский, ученик одиннадцатого «А» класса, сын одного из главных меценатов школы, шел на медаль, но с математикой у него было полное недоразумение. В разговорах с учителями Ларин быстро понял, каким способом доставались Успенскому отметки – он их просто покупал. Некоторые учителя артачились, но после разговора с Эльвирой, директором школы, быстро меняли взгляды на успеваемость и знания Успенского. В классе его недолюбливали и побаивались за вспыльчивый несносный характер, поэтому никто даже не спрашивал, откуда напротив фамилии в журнале появлялись отличные отметки, когда он даже не выходил к доске.
Ларин пришел к Эльвире после седьмого урока, она сама позвонила ему на сотовый и попросила зайти. За вторую четверть Ларин вкатил ему двойку, но он только ухмыльнулся и показал фак при всем классе.
Эльвира сказала, если он не исправит оценки за первые две четверти, обнаружив, что сильно ошибался, выставляя их, а также не перестанет ущемлять ребенка, то… скорее всего, не пройдет переаттестацию, а раз так, – «таким черствым педагогам не место в нашей школьной семье».
«Вы меня понимаете, Дмитрий Сергеевич? Вы же математики, мыслите стратегически, наперед…»
Ларин исправил оценки. Ему пришлось писать докладную записку, где он обосновал поступок «личной неприязнью к одаренному ученику». Потому что в журнале просто так черкать нельзя. Тем более итоговые оценки.
На первом же уроке третьей четверти Успенский запустил самолетик и попал ему прямо в лоб.
«Го-ол!» – заорал он на весь класс.
– Дмитрий… эээ, забыл, как вас по батюшке… Дим, будь другом, расскажи нам про этих византийских генералов, а то мы уже устали от твоих циферок! Да, ребзя?! – он встал, повернулся к классу ухмыляясь. – И про этого, евнуха, у него что, правда, все там того?
Класс загудел одобрительным эхом.
И Ларин начал рассказывать.
– Потом… прозвенел звонок, вы дернулись, вы всегда дергаетесь, когда он звенит. Народ вскочил, все побежали, вы тоже пошли, а я позади замешкался… честно говоря, вся эта история с теткой немного выбила меня из колеи… и, тогда выпала бумажка из вашего кармана. Неужели вас так прижали, что вы… поставили Успенскому, этому придурку, высший балл? – Скоков посмотрел на учителя.
Тот сидел, взявшись за руль, словно держал штурвал тихоокеанского лайнера. Его брови двигались, сжатые губы едва сдерживали готовую вырваться тираду.
– Да вы полегче, эй, – сказал Скоков. – Не надо так близко к сердцу, а то сейчас присоединимся к нашему другу в багажнике. Я же понимаю, что… у вас сложное положение. Жена, ребенок… Не знаю, чтобы я сделал на вашем месте. Наверное, убил бы кого-нибудь.
Ларин хотел ответить резким замечанием, но промолчал.
На зеркале заднего вида раскачивался дезодорант в виде разъяренного портрета Шайа ЛаБафа, надпись внизу гласила: «Just Do It».
– Ты еще слишком молодой, чтобы понять, – сказал Ларин. – Если человек рожден мудаком, воевать с ним бесполезно. Я мог пойти на принцип, но зачем? Потерять работу в наше время – не самое мудрое решение. У тебя нет семьи, появится жена, посмотрю, как ты заговоришь. А если еще и ребенок, – будешь молчать, стиснув зубы, если они к тому времени еще останутся с тобой.