Страница 2 из 16
Немецкая ладья шла четко на костер, уже можно было разглядеть и гребцов, и гербы, и стоявшего на носу высокого человека в длинном плаще. Истинный немец! Патлы – до плеч, нос – как у хищной птицы.
В это же самое время, совсем недалеко от ребят, из узкой лодочки выбрались на берег двое. Один – судя по виду – господин, другой – слуга. Господин, статный, с открытым светлым лицом – богатый купец или даже боярин – в мягких кожаных сапогах без каблука, в летней верхней тунике – свите – добротного лазоревого сукна с аксамитовыми клиньями-вставками по подолу. На голове – круглая шапка, отороченная беличьим мехом, свита же наборным пояском подпоясана. Необычный пояс – «татарский», на серебряных бляшках – затейливая арабская вязь. Во всем Пскове мало у кого такой поясок сыщется.
Слуга же выглядел, как слуга. С неприметным лицом и пегой бородою, небольшого роста, плечистый, жилистый и, видимо, очень сильный. Одет просто – кожаные поршни с онучами, длинная холщовая рубаха, порты. На поясе – нож длинный, а у господина – кинжал.
Пройдя камышами, оба выбрались на берег, господин приказал слуге тотчас разжечь костер.
– Да поторапливайся. Как бы мы не опоздали!
– Не опоздаем, господине, – криво ухмыльнулся слуга. – А они, ежели что – подождут. Утром, по солнышку, как раз и выйдут к пристани. Никто и не подумает ничего.
– Давай, давай, разжигай, – господин нервно дернул шеей.
Слуга исчез в кустах, захрустел хворостом… и вдруг выбрался обратно, без дров, но с крайне озабоченным видом:
– Кто-то уже разложил костер! Здесь, невдалеке… рядом. Верно, рыбаки… Опасно это… да-а…
– Рыбаки? Этого еще не хватало! – раздраженно сплюнул хозяин. – Откуда они здесь взялись? Обычно ведь куда ближе к городу ловят. Ладно… пойди, посмотри… Хотя нет. Вместе пойдем. Глянем.
Брошенный в костер хворост быстро догорал, и Микитка опять послал Кольшу за дровишками. Шмыгай Нос повиновался с явной неохотою, уж больно хотелось посмотреть на купцов и, пользуясь случаем, что-нибудь выпросить. Однако, если поторопиться, то еще можно успеть… Да и вообще – если уж причалят, так сразу-то не отвалят. Однако же могут и не причалить. Просто подойдут поближе да спросят путь. Ну, чтоб на мели не напороться. Так бывает, отобьются от каравана – и на тебе. Тогда могут и ребят попросить провести ладейку. Почему бы и нет? Дадут по пфеннигу… Славно! Тот пфенниг, что под навозной кучей, и этот – уже два пфеннига. А два – это не один…
Пока погруженный в сладостные предчувствия Кольша шарился по кустам, его сотоварищи с любопытством глазели на приближающуюся ладью. Даже приветливо помахали руками. Крючконосый в ответ кивнул, улыбнулся… что-то сказал гребцам. Судно замедлило ход, осторожно поворачиваясь к берегу бортом.
В этот момент позади отроков послышались чьи-то легкие шаги. Верно, Колька принес дрова… что-то быстро…
Микитка обернулся…
– Ой! Господине…
– Господине!!! – братовья крикнули хором, видать… узнали. – А мы тут – рыбу. И вот – ладья.
– Рыба – это хорошо. И много вы тут поймали?
Господин – по виду, боярин! – переглянулся со своим слугой. Взгляд этот почему-то очень не понравился Микитке… Слишком уж быстрый, жесткий, звериный… словно все уж давно решено, осталось лишь сделать.
И сделали!
Лось Еремеев нагнулся, показать гостям рыбу…
Ловко вытащив кинжал, боярин ударил его в спину, прямо под сердце! В то же время приземистый угрюмый слуга воткнул острый клинок в грудь второму братцу, Кабану! Все это быстро, проворно – Овруч не успел моргнуть и глазом. А когда моргнул, кинулся было бежать… И словил нож в шею! Прямо на бегу! Что-то ударило, ожгло – словно «жикнула» гадюка. Потемнело в глазах, качнулось светло-синее небо, высокая трава поднялась в полный рост… и все померкло. Навсегда. Во веки веков.
Сделав пару шагов, слуга нагнулся и, вытащив нож, вытер его об одежду убитого, после чего обернулся к хозяину, посмотрел, словно преданный пес:
– Может, в реку их?
– Зачем? Чтоб всплыли на пристани? Пусть уж гниют здесь. Оттащи в лес да забросай ветками. А там – лисы, волки, медведь.
Пока слуга управлялся с убитыми, баркас встал рядом с берегом. Крючконосый шкипер спрыгнул прямо в воду, на отмель, принял с борта небольшой, но увесистый мешок. Притащил, улыбнулся:
– Вот обещанное серебро, уважаемый герр!
Сказав, не удержался, похвалил:
– Лихо вы их! Быстро и действенно. Но… стоило ли? Можно было к вам на усадьбу…
Боярин дернул шеей:
– Еще римляне говорили – и стены имеют уши. Я бы добавил: а улицы – глаза. В городе мы вряд ли смогли бы встретиться незаметно. К тому же я доверяю отнюдь не всем своим слугам. Отнюдь не всем. Это – самое удобное место. И для меня, и для вас.
– Однако… – шкипер кивнул на утаскивающего трупы слугу.
– Что ж, – меланхолично скривил губы боярин. – Предусмотреть все нельзя. Но можно исправить.
– О, это очень верно, уважаемый герр! Недаром магистр так ценит вас. Очень-очень ценит!
Степан-тиун отправил часть своих людей на отмель и к омутку – пройтись с бродцом. Вдруг да отроки просто утонули? Такое вполне случиться могло, вот и в глазах самого князя эта версия выглядела самой вероятной. Ну, не в лесу же заплутали? Что им там делать, отрокам, явившимся на плес половить рыбки. Да, лодка не перевернута, стоит себе спокойно в камышах, неподалеку, на бережку – черная проплешина кострища, хворост, шалаш. В шалаше обувка – пара вполне добротных сапог, судя по размеру – на вполне взрослого парня. Рядом с кострищем, в траве – котелок и деревянная ложка.
– Ищите еще ложки, – подумав, велел высокий блондин лет тридцати с серо-стальным взглядом. Аккуратно подстриженные, но довольно длинные волосы до плеч, холеные усики, небольшая бородка, тоже холеная, на левой щеке – родинка. Красавец, какие обычно нравятся девам, к тому же – красавец богатый и облеченный властью, о чем красноречиво свидетельствовала длинная рубаха синего немецкого сукна, нарядный наборный пояс с мечом и красный княжеский плащ – корзно, застегнутый на левом плече золотой фибулой. Меч был явно боевой, не парадный – в простых ножнах, с довольно большим перекрестьем и простой рукоятью, украшенной черненым серебром без излишней вычурности. Такая уж была мода в те времена, пришедшая из крестовых походов, из Святой Земли, где создавались рыцарско-монашеские ордена, девиз которых – скромность и умеренность во всем – коснулся и оружия. Даже – княжеского, к слову сказать.
– Степан! – спускаясь к притулившейся у отмели ладейке, блондин властно позвал тиуна.
Тот подошел, поклонился – с виду обычный, ничем не примечательный мужичок, разве что с вычурной бородкой и статный, однако лицо вовсе неприметное, правда, слишком уж пристальный взгляд. Одет тиун был просто, но и добротно – верхняя суконная рубаха, сапоги, желтая – колпаком – шапка.
– Да, княже?
И верно, блондин-то был – князь! Да не просто князь – а сам Довмонт Псковский, бывший литовский кунигас Даумантас, чья слава гремела уже от Немецкого моря, Ливонии и Литвы до Новгорода и дальше. Князь… Ну, а кому еще заниматься во Пскове судом и судебными расследованиями? Конечно же князю! Защищай, суди, расследуй. А управлять – на то вече имеется. И в Пскове, и в Новгороде Великом – так. Еще Новгород посадника своего во Псков присылал, поскольку считался «старшим братом». Многих псковичей сие тяготило… и князя, кстати, тоже.
– Поедем уже, – махнув рукой, Довмонт нахмурил брови. – Вечерню нынче сам Симеон-отче вести будет. Нехорошо опоздать.
Отец Симеон был духовником князя, человеком, не так и давно крестившим закоренелого язычника Даумантаса, нареченного ныне благочестивым христианским именем Тимофей. Впрочем, Тимофеем князя мало кто звал, все называли Довмонтом.
Припекало. Стекал по спине под рубахой липкий холодный пот. Выкупаться бы! Но… опять же – пора было поторапливаться. Пока еще доберешься до хором, называемых Довмонтовым градом, пока помолишься, освобождая сердце для отеческих наставлений пастыря – вот уже и время. Честно говоря, Довмонт уже пожалел, что лично выехал на место пропажи отроков. Хватило бы и тиуна. Хватило бы… коли б этот берег не принадлежал негласно той, что так пленила князя… и чьи зеленые очи так хотелось увидеть! Увы, не увидел… но…