Страница 27 из 36
– Да, я все знаю. Но повторяю тебе, ничего не выйдет.
– Ничего не выйдет?
– Ничего.
В его голос закралась умоляющая нотка, вроде той, какая бывает слышна у Бинго Литла, когда он уговаривает букмекера взглянуть на вещи шире, масштабнее и подождать неделю, пока он отдаст долг.
– Но, Берти, ты же хорошо относишься к Нобби?
– Конечно.
– Ну конечно, хорошо, иначе ты разве купил бы ей тогда на три пенса кисленьких леденцов? И ты ведь не будешь, я надеюсь, отрицать, что мы с тобой вместе учились в школе? Конечно, не будешь. Наверное, я просто ослышался. Мне почудилось, будто ты сказал, что отказываешься принять участие.
– Нет, ты не ослышался.
– Нет?
– Нет.
– Ты отказываешься сыграть свою роль?
– Отказываюсь.
– Нет, погоди. Тут нужна полная ясность: ты действительно отклоняешь нашу просьбу и не соглашаешься сыграть в задуманном предприятии предназначенную тебе такую простую и несложную роль?
– Совершенно верно.
– И это говорит Берти Вустер?
– Он самый.
– Тот Берти Вустер, с которым я вместе учился в школе?
– Да.
Он с присвистом набрал полную грудь воздуха:
– Ну, знаешь, если бы мне кто-нибудь сказал, что так будет, я бы не поверил. Я бы, смеясь, отмахнулся. Чтобы Берти Вустер меня подвел? Да никогда в жизни. Кто угодно, но не Берти, который не только учился вместе со мною, но еще и в данную минуту вот-вот лопнет от щедрот моего стола.
Это был чувствительный удар. Не то чтобы я вправду лопался от его угощения, не так чтобы уж совсем до отвала он меня угостил, но тут с ним нельзя было не согласиться. Я даже чуть было не дрогнул перед таким доводом. Но тут же подумал про то, как дядя Перси будет дрожать, съежившись от страха в кресле, – это он-то будет дрожать? – и твердость ко мне вернулась.
– Очень сожалею, Боко.
– Я тоже. Сожалею и разочарован. Я бы сказал, сердце мое сжимается от грусти. Ну что ж, придется, как видно, пойти и принести дурную весть Нобби. Господи, как она будет плакать!
Я ощутил угрызение совести.
– Я не хочу, чтобы Нобби из-за меня плакала.
– А она будет. Ведро слез прольет.
Боко растаял во мраке, укоризненно вздыхая, а я остался один в обществе звезд.
Я стоял и разглядывал их, удивляясь, почему это Дживс решил, будто они вторят юнооким херувимам, я лично ничего такого не замечал, как вдруг они слились воедино, словно фирмы дяди Перси и Дж. Чичестера Устрицы, и превратились в яркую вспышку пламени.
Чья-то таинственная рука, незаметно подкравшаяся сзади, со всей силой шмякнула меня по затылку неким тупым инструментом, и я, громко охнув, рухнул на землю.
Глава 17
Я приподнялся и сел, потирая ушиб, и тут у меня над самым ухом раздался писклявый голос. Смотрю, рядом со мной, поглядывая на меня с сочувствием или со злорадством, в темноте не разберешь, наблюдается чертов Эдвин.
– Ух ты! – заявляет он. – Это ты, Берти?
– Еще бы, – отвечаю я суровее обычного. И без того в жизни полно неприятностей, а тут еще бойскауты бьют людей по затылку; так что я разозлился. – В чем дело? За каким чертом ты, отвратительное насекомое, шмякнул меня дубиной по голове?
– Я не дубиной. Это скаутский стек, вроде хоккейной клюшки. Очень полезная вещь.
– Когда надо кому-нибудь съездить по голове?
– Конечно! Больно было?
– Официально заявляю, что было больно, и даже очень.
– Ух ты! Извини. Я принял тебя за грабителя. Тут в саду где-то прячется грабитель, я слышал, как он возился у меня под окном. Говорю ему: «Кто там?» – а он шасть – и пропал в темноте, изрыгая страшные ругательства. Да, что-то мне сегодня не везет. До тебя я уже один раз ошибся, думал, грабитель, а оказался мой папа.
– Твой папа?
– Ну да. Откуда мне было знать, что это он? Я и не предполагал, что он бродит в саду по ночам. Вижу, кто-то смутный пригнулся к земле, словно изготовился к прыжку, ну, я подкрался сзади и…
– Ты что, съездил ему?
– Да. Хорошенько съездил.
Должен признаться, душа моя взмыла ввысь, как у Дживса, по его словам, взмывает при виде Божьей радуги. Сознание того, что дядя Перси словил седалищем жирного леща, заметно прибавило мне бодрости. Давно уже ему причиталось. Я испытал такое трепетное религиозное чувство, как иной раз бывает, когда присутствуешь при вершении Божьего суда и убеждаешься, что в этом мире все имеет свое предназначение, даже Эдвин, и польза есть от любых, вплоть до самых ничтожных, тварей.
– Он немного взбеленился из-за этого.
– Да? Не понравилось?
– Хотел мне всыпать, но Флоренс не позволила. Сказала: «Папа, не тронь его. Это было просто недоразумение». Флоренс меня любит.
Я удивленно вздернул брови. Странные вкусы у барышни, даже, я бы сказал, нездоровые.
– Так что он только велел мне немедленно отправляться в постель.
– Чего же ты не в постели?
– Я? Еще чего! Как голова?
– Паршиво.
– Болит?
– Конечно, болит.
– Шишка есть?
– Можешь не сомневаться.
– Ну, сейчас я окажу тебе первую медицинскую помощь.
– Нет, не окажешь.
– Тебе разве не нужна первая медицинская помощь?
– Не нужна. Мы уже один раз обсудили это с тобой, юный Эдвин. Мои взгляды тебе известны.
– Никто мне не дает оказать первую помощь, – пожаловался Эдвин. – Хотя мне нужна практика. А ты что здесь делаешь, Берти?
– Все меня спрашивают, что я здесь делаю, – проворчал я. – Разве я не имею права здесь находиться? У меня с этим парком родственные узы. Если непременно хочешь знать, я пришел сюда после ужина прогуляться с Боко Фитлуортом.
– Боко я не видел.
– Повезло ему.
– А вот д’Арси Чеддер, этот здесь.
– Знаю.
– Я его вызвал по телефону, так как увидел грабителя.
– Знаю.
– А знаешь, что он был помолвлен с Флоренс?
– Да.
– По-моему, это дело расстроилось. У них только что был жуткий скандал.
Мальчишка говорил беззаботно, как бы между прочим, словно сообщал какую-то малоинтересную новость, то-то его, должно быть, удивила моя реакция!
– Что-о?
– Ну да.
– Жуткий скандал?
– Ага.
– Из-за чего?
– Не знаю.
– Когда ты говоришь – жуткий, ты подразумеваешь действительно жуткий?
– Н-ну, довольно жуткий.
– С резкими выражениями?
– Сравнительно резкими.
Моя душа, которая чуть раньше, как я уже говорил, взмыла ввысь при известии о происшествии с дядиным седалищем, теперь снова пошла на понижение. Вся моя внешняя политика, если помните, была направлена на то, чтобы сохранить и упрочить сердечное согласие между этой парой, поэтому, узнав, что они обменивались резкими – пусть даже сравнительно – выражениями, я похолодел.
Видите ли, все, что я говорил по поводу Нобби в связи с тем, как она набросилась на Боко, словно маленькая собачонка пекинес, – что, мол, барышни имеют обыкновение задавать своим любимым жару просто из любви к искусству и чтобы стимулировать обмен веществ, – все это совершенно не приложимо к таким серьезным девицам, как Флоренс, и таким женихам, как Чеддер по прозвищу Сыр. Тут все дело в том, что Дживс называет психологией индивидуума. Если Флоренс с Сыром вышли на ковер и начали собачиться друг с другом, положение становится очень ненадежным.
– Хоть что-нибудь ты слышал?
– Почти ничего. Я в эту минуту заметил, что какая-то тень шевелится в темноте, подкрался и шмякнул по ней своим скаутским стеком, а это оказался ты.
И то хоть слава богу. Сначала-то я подумал, что Эдвин сидел в передних рядах на протяжении всего боя. А если он слышал только вступительные выпады, возможно, что в дальнейшем дело зашло не так далеко. Не исключено, что после его ухода верх взяли трезвые мысли, и состязающиеся стороны вовремя дали задний ход, не доведя до полного разрыва. У темпераментных влюбленных нередко так бывает: начинают с гиканьем и свистом, а потом, прислушавшись к голосу здравого рассудка, успокаиваются.