Снежный Ворон

- Не нужно говорить дальше. – вклинился в разговор Виктор, - вы ищите козла отпущения, вот и пришли ко мне. Я же единственный, кто выжил в той мясорубке, да и еще не такой как вы. Вольняга. Идеальная кандидатура, чтобы свалить все грехи и остаться с чистой совестью.

Офицер замолчал, сдерживаясь от нарастающего внутри гнева. Как он посмел?! Этот вольняга! Случайность природы! Родовая отрыжка! Как он смел упрекать его в чем-то?

- Не надо ерничать, капитан, нам велено разобраться без оглядки на ваше происхождение.

Говорил уже второй офицер, подошедший в последний момент, когда первый был готов взорваться проклятиями.

- Что же вы хотите услышать?

- Правду.

- Какую? Ту, что уже написана в ваших отчетах? Бросьте, офицер, я прослужил всю свою сознательную жизнь и знаю как это происходит.

Мужчины переглянулись и один из них, тот, что разговаривал с Виктором первый, вышел из медицинской палаты.

- Хотите разговора без условностей? Хорошо. Вы мне неприятны, капитан. Неприятны как таракан человеку. Как гнойный нарыв на причинном месте. Только обязанности по расследованию этого дела заставляют меня все еще находиться здесь и разговаривать с вами. Будем честны, и вы не питаете ко мне большой любви, так зачем весь этот разговор? Неужто мне хочется тратить свое драгоценное время на такого как вы. Будь я в тот момент возле вас, видя как вы умираете, пытаясь сохранить в себе последние остатки тепла, ни за что и никогда не взялся бы вам помочь. Вольнягам больше нет места в этом мире. Наступила новая эпоха, и вы в ней лишний. Так что давайте не будем тратить попусту силы на обоюдные оскорбления и закончим начатое.

Затем он слегка отклонился, чтобы поправить выпавший галстук. За дверью послышались шаги, но никто не вошел.

- И что дальше? – спросил Виктор.

- Я хочу знать, что произошло с группой в тот момент.

Его тон не изменился, от него веяло холодом и презрением к собеседнику.

- Нас ждали – это все, что я могу сказать точно. Дальше бой был похож на бойню. Мы держались столько, сколько могли.

- Командир группы, Шульц, вы видели ее?

- Да, - коротко ответил Виктор, - она попала под перекрестный огонь и не смогла отойти для перегруппировки.

- Дальше.

- Дальше взрыв. Сдетонировал боекомплект. «Гладиатор» вскрыло как будто гигантским консервным ножом. Металлическое нутро разлетелось в стороны, а кабину оторвало со страшной силой.

Офицер немного помолчал. В следующую секунду в палату вошел второй и о чем-то спросил своего коллегу. Виктор слышал лишь приглушенные голоса и разобрать точно, о чем разговаривали два вернорожденных у самого выхода, не смог. Потом кое-что прояснилось.

- Мы нашли могилу Катарины, - заявил офицер, приближаясь к старому капитану. – поисковый отряд наткнулся на нее неподалеку от места гибели «Гладиатора». По-видимому кто-то похоронил ее, все сделано чинно, вырыта могила, тело завернуто в парашютную ткань.

Потом вернорожденный наклонился к бледному лицу Виктора и прошептал на ухо.

- Только не нужно говорить, что это были не вы, капитан. Других живых мы там не нашли.

Виктор закашлял. Ему хотелось сказать всю правду, но, когда слова вот-вот должны были выстрелить из легких, кашель донимал его еще сильнее. Офицер сидел на краю больничной койки, дожидаясь момента для следующего вопроса. Второй ожидал у дверей, пока не вышел из помещения, следуя за вошедшим солдатом.

- Говорите все, что знаете, капитан. Для нее теперь уже не важно, что скажут другие.

- Она была сильной, - ответил Виктор.

- Ошибаетесь. Она была лучшей. В своей сиб-группе ей не было равных. Расскажите как она встретила свой конец? Это важно для нас, вернорожденных. Все заносится в личные дела и после идет на рассмотрение. Вам сложно понять как для нас это необходимо, но поступки таких как мы самым тщательным образом анализируются, чтобы в будущем подобрать более лучшую комбинацию из генов мужчины и женщины. Все, вплоть до реакции на самую безобидную шутку идет в расчет. Какой она была в тот момент?

- Достойной, - ответил Виктор, - Она хорошо держалась, даже понимая, что ее ожидает.

- Еще.

- Я никогда не видел ничего подобного в глазах женщины. Это нельзя назвать храбростью в привычном смысле, скорее упертость.

- Мне кажется вы лжете, капитан.

Офицер внезапно улыбнулся, поднимаясь на ноги.

- По правде говоря и я вам солгал. Катарина была самым слабым в своей группе, а, когда мы доверили ей управление боевым подразделением, эта слабость только сильнее проявилась. Нам нужно было получить больше информации, как слабости родителей проявляются на детях, и вскоре все стало очевидно. Однако для подтверждения нужен был эксперимент на ком-то кто мог бы дать самый отчетливый результат. И Катарина подошла как никто. Мы знали, что она страдала из-за своего происхождения. Из-за отсутствия общения с природными родителями, от строгости, в которой жила и воспитывалась долгие годы. Ее внутренняя борьба была имитацией, чтобы не выделяться среди других сибов. Презрение к себе зрело и росло в ней как опухоль и вскоре дало свой негативный эффект.

Офицер отвернулся от Виктора, глядя в горевший монитор компьютера.

- Сколько раз она приходила к вам? Не упирайтесь, я знаю, что это происходило время от времени.

- Откуда такая уверенность?

- Ну, скажем так, мы наблюдали за ней слишком долго и могли предугадывать поступки. Она искала поддержки. Воспитание вернорожденных включает в себя замкнутый круг, где общение с более низкой кастой, - он вдруг замолчал, - точнее, с теми, кто не входит в круг детей-сибов, был строго запрещен. Любопытство – самый опасный противник, с которым мы встречаемся почти каждый день.

Виктор посмотрел в сторону, на панель медицинских приборов, где медленно «пикали» показания, выводя на монитор всю информацию о его состоянии. Потом вернулся к разговору с офицером.

- Да, она была у меня.

- О чем вы говорили?

- Это так важно? Она ведь мертва.

- Тем более. Теперь вскрывшаяся правда не сыграет для нее никакого негативного эффекта.

- А для меня? – Виктор немного приподнялся на локтях, - Что будет со мной?

- Если все расскажите – ничего. Начнете юлить, я докажу вашу связь с командиром вернорожденных и тогда вам не поздоровится. }Дезгра.

Последнее слово он выговорил нарочито громок, чтобы Виктор услышал его как можно лучше. Так называли ритуал, в ходе которого провинившегося признавали виновным. Дезертирство, трусость, паника, отказ подчиняться приказу. Виктора можно было обвинить во всем этом и быть уверенным, что суд признает его таковым.

Офицер дал ему время подумать. Несколько минут молча стоял у дверей, наблюдая как проносится мимо него нескончаемый людской поток, поднятый по тревоге и бежавший к своим местам. Затем, закрыл слегка приоткрытую дверь и подошел почти вплотную к лежавшему капитану.

- Я слушаю вас, Виктор. Время вышло и мне нужны ответы.

- Боюсь, вы ничего не услышите. Я все сказал.

- Значит, вы отрицаете, что имели связь с Катариной?

- Больше говорить ничего не буду.

Офицер выпрямился, злобно ухмыльнувшись, как будто готовясь к чему-то очень страшному и приятному одновременно. Потом развернулся и направился к выходу, где задержался на несколько секунд, чтобы бросить напоследок несколько слов.

- Вы пожалеете, что отказались нам помочь.

Потом все немного успокоилось. Но это было лишь временно. Затишье перед бурей, которую Виктор ощущал всем своим телом. Через два дня он выписался и тут же встретился с Кураевым, который к этому моменту ждал его у дверей в свой кабинет.

Они долго говорили, обсуждая ситуацию на Цирцее, рассуждали над тем, как тяжело идут бои и с каким трудом Клану удается вести боевые действия, буквально прокладывая себе путь из тел погибших пилотов. Многое из этого было известно Кураеву, как офицеру снабжения, но вскоре он решил заговорить и о нем.

- Я слышал, что командование на Цирцее всерьез взялось за тебя, старик. Ты контактировал с командиром вернорожденных. Это же смертный приговор.