Печать позора

Мистер Оливер Палмер.

Глава 12. Николас

Пятница. Я, как обычно в этот день, сижу в углу бара «Только пьяные». Сам бар, девки, выпивка меня не привлекают. О моём негативном отношении к алкоголю знают все, о его причинах – лишь немногие. Рядом Маркус. Он полулежит на сидении, и кажется, спит. Ему пофиг.

Я жду её.

Каждую пятницу она выходит на сцену. Её не видно, лишь силуэт, но одного голоса достаточно, чтобы узнать эту девушку. Сомнений нет. Я слышал, как она поёт тогда, на берегу.

Это Жаклин Томсон. Большеглазый ангел. Девушка, которую я хотел сломать. Хотел, чтобы и она и её семейка почувствовали то же, что чувствую я всю свою грёбаную жизнь. За всё надо платить. Боль за боль. Страдания за страдания. Я думал, что глядя на её унижение, моя дерьмовая жизнь станет легче. Но вот кровь…

Крови не должно было быть. Всё вышло из-под контроля. Сара вышла из-под контроля. Чёрт, я не хотел, чтобы её били.

Да, я – сволочь. Но мне нечего терять. Мои богатенькие родители заняты лишь собой. Отец – зарабатыванием своих миллиардов и тратой их на своих шлюх, мамаша – бутылкой. Два года назад я был вне себя. Я не мог понять – за что мне такая жизнь? Почему у кого-то счастливая семья, в которой все друг друга любят, а у меня - эти люди, которые даже имя моё вспоминают с трудом.

Тотальное одиночество.

Я хотел, чтобы Жаклин испытала это на себе.

Единственный человек, который всегда рядом – это Маркус. Но не оттого, что мы такие офигенные друзья. Мы просто соседи, наши семьи похожи. Мы объединились, чтобы не казаться одиночками. Так у нас нет необходимости впускать посторонних в наши жизни.

Сегодня что-то изменилось. На сцену вышла не Жаклин. Это точно. Скорее всего, та бойкая иностранка. Она выходит, плавно виляя своей округлой попой. Жаки ходит не так. Она не двигает своими бёдрами так сильно, скорее немного робко покачивает.

Девушка ставит штатив для микрофона посередине, сама походит к краю. Маркус напрягся, видимо, тоже узнал её. У него с этой иностранкой какие-то отношения, но он их скрывает. Я несколько раз видел, как Марк зажимал Яну в тёмном уголке.

Заиграла музыка. Кажется, это Imagine Dragons – Believer.

Хм, в женском исполнении не могу себе представить эту песню. Но затем я слышу голос Жаклин, по телу рассыпаются мурашки. Она выходит на сцену, медленно движется к штативу, исполняя куплет. Её подруга тоже не стоит на месте, она танцует. Очень соблазнительно, надо признать, и откровенно. Даже местами слишком. Марк аж вскочил с места. Еще бы, я бы тоже злился, если бы на девушку, которую я хотел, пускали слюнки все пьяные мужики бара.

Но не я. Я смотрю только на Жаки. Её стройное тело медленно двигалось, покачиваясь в такт мелодии. Даже в тени видны длинные, стройные ноги Жаклин, мягкий изгиб тела. Голос притягивал к себе, завораживая. И я двигался. Всё ближе и ближе. К ней.

Жаки подошла к центру сцены, вставила микрофон в штатив и резко дернула его на себя, при этом распустив волосы. Она выдохнула будто из глубины души:

- -«Боль!

Ты заставил меня, заставил меня верить, верить.

Боль!

Ты сломал меня, но я собрала себя заново, я научилась верить, верить.

Боль!

Пусть летят пули, пусть обрушиваются дождем,

Моя жизнь, моя любовь, мой драйв - все пришло ко мне от...

Боли!

Ты заставил меня, заставил меня верить, верить»

Её волосы разлетались в разные стороны, при каждом повороте головы. Я замер. Эти слова адресованы мне? Это я заставил её поверить, а потом сломал?

Да, это точно про меня.

В сердце ноющая боль. В горле появился огромный ком. Эта я та сволочь, что воспользовался ею, а потом швырнул на растерзание самой деспотичной твари нашей школы.

Могу ли я оправдать себя? Нет, я даже не собираюсь пытаться. Я хотел видеть её боль, и увидел. Только где оно - облегчение?

Два года назад я считал, что эта справедливая расплата. Но то, что недавно заявила моя аморальная мамаша, перевернуло всё с ног голову. Я поверил ей, а она соврала мне в сотый раз. Я считал себя слишком умным, во мне бушевал гнев, и я наломал таких дров, что теперь невозможно исправить.

Я сам запустил этот таймер этой бомбы, и теперь она взорвёт меня же изнутри. А эта хрупкая девочка поёт, что собирает себя по кусочкам. Давай, милая, сделай это и швырни мне прямо в лицо.

Яна срывает маску со своего лица, и я только тогда замечаю, что у Жаклин такая же маска.

Что она творит?! Она поёт здесь только потому, что никто не знает, кто выходит на эту сцену каждую пятницу.

Жаки продолжает петь. Мою грудь сжимают стальные тиски. Она буквально вырывает микрофон из штатива, затем, отбрасывая эту палку в сторону, выходит на свет.

Нет, девочка, не делай это! Это же твоя отдушина. Не забирай у себя то, что даже я не решился отнять.

Очередь припева. Яна танцует возле Жаклин. Это игра. Они играют со зрителями. Мои ладони потеют. Я сжимаю кулаки в тот момент, когда Яна срывает маску с синеглазого ангела, раскрывая её секрет. Ту тайну, что она бережно хранила эти два года.

Жаки вкладывает в слова такую боль, что не просто щемит в области груди. Она проезжает по моей чёрствой душе наждачной бумагой.

Зал замирает. Да, они узнали её. Я готов рассмеяться.

Очень эффектно, ничего не скажешь.

Я стою недалеко от сцены. Она меня не замечает, но я вижу, как Жаклин бьет крупная дрожь. Такое ощущение, что она сейчас упадет, спускаясь со сцены. Я делаю несколько шагов вперед, чтобы поймать её, если что, но она справляется.

Жаки направляется в бар. Я даже зарычал. Я видел, как этот бармен поцеловал её в прошлую пятницу. Я бы размазал его по стенке, если бы меня не удержал Марк. Он всегда вёл себя спокойно и сдержано, в отличие от меня. Тогда Жаклин оттолкнула его, но я не мог быть уверен, что и сейчас она это сделает. Эта девушка полна сюрпризов.

Бармен улыбается ей, что-то говорит. Жаки приближается к нему. Слишком близко. Губы к губам. Чёрт, нет!

Но затем она также спокойно отходит. Что это было? Бармен кривится, наливая стопки. Она выпивает одну из них. Морщится, хватается за горло. Водка, наверно. Яна выпивает свою очень профессионально. Я не вижу Марка. Куда он делся? Жаклин что-то говорит им, затем разворачивается и куда-то идёт. Я следую за ней и вижу табличку «Чёрный ход».

Выхожу. Она сидит на корточках, прислонившись в стене. Ей плохо?

Здесь темно, никого нет. Только Жаки и я. На ней сегодня неимоверно сексуальный наряд. Чёрная неприлично короткая кожаная юбка, кружевной топ, высокие каблуки. Её, и без того идеальное тело, кажется ещё более совершенным.

-Я был уверен, это ты пела в тени.

Она резко встала, окинула меня взглядом, в её глазах загорелся огонёк.

-Что ж, возьми свой приз с полки, - говорит Жаки, растягивая слова.

Огрызается? Мне нравится. Я точно хочу взять свой приз. Я скрещиваю руки на груди. Привычка.

-О, я точно возьму его. Не сомневайся…

Она не даёт мне договорить:

-Мне, как-то, знаешь ли, всё равно.

Жаклин собирается уйти, но резко останавливается. Она оборачивается, её тело натянуто, как струна.

– Но, если ты все это время знал, то почему не рассказал всем?

Логичный вопрос. Я и сам не раз задавал его себе.

-Почему же? Думал, что так держишь меня в своей власти? Полностью контролируешь?

Она скрещивает руки, становясь в позу наглой стервы, ей не идёт.

-Это был твой последний козырь, правда? Ты наслаждался мыслью, что можешь окончательно уничтожить меня? Но не сделал этого. Почему? Почему не добил меня? Ведь ты же этого хотел!

В её словах я слышу ярость. Она выплёвывает слова, подобно яду.

Да, это был мой козырь. Я действительно считал, что контролирую её жизнь. Что она принадлежит мне. Но с каждым разом, когда я слышал её пение, желание рассказать становилось меньше.

Два года я живу от пятницы до пятницы. Только тогда я мог позволить себе смотреть на неё. Я оправдывал себя тем, что не вижу Жаклин. Я наблюдаю за тенью и слушаю ангельский голос. Но не Жаклин Томсон.