Прошедшая вечность

Багровое лезвие ударило, словно обретя свои собственные волю и сознание; а Новый Бог Хедин внезапно ощутил на себе восьмизрачковый взгляд; он тут, Дух Познания, без него, конечно же, эта схватка не могла обойтись.

Смотри, смотри, если не нашёл себе другого занятия; смерть целого мира для тебя, Дракон, лишь забавная сценка. Сколько их было, сколько их будет – Хедин наизусть помнил всё, что мог сказать ему Орлангур.

Спаситель не пошевелился, когда меч тёмного пурпура рубанул Его наискось. Он лишь смотрел в упор на Хедина – или в то место чёрного вихря, где, наверное, считал, должны пребывать его глаза.

Хрусткий лёд пополз вверх по алому клинку, тая, шипя и испаряясь. Время остановило свой бег.

А в сознание Познавшего Тьму хлынул поток бессвязных на первый взгляд видений.

Вот череда согбенных спин – люди длинной цепочкой плетутся к низкому тёмному входу, видимо, в катакомбы, где их ждёт страшная участь, «хуже смерти», как любят писать в магических трактатах. Ибо там, во тьме, таятся сущности, рвущие плоть и выпивающие душу, и только так, великими жертвами, можно удержать их под землёй.

Вот дымящиеся на окровавленном жертвеннике куски мяса – вырванное из груди человеческое сердце.

А в глубине храма по мрамору растеклась зеленоватая чешуйчатая тварь – кто-то из Древних Богов, принимающий кровавые подношения и, опять же, поглощающий души.

Души, души, души – во множестве; они текут к ненасытным пастям чудовищ, пришедших из тьмы веков; к высоко вознёсшимся чародеям, возомнившим себя равными богам; к облепленному, словно мухами, чёрными шевелящимися точками демонов Великому Древу, домену Соборного Духа, сокрытого Демогоргона; стоп, откуда он, Хедин, знает, что чёрная сыпь на исполинском сером призраке дерева – это именно демоны?!

Упорядоченное теряет души, пытался уверить его Спаситель. Оно теряет их в том виде, как они были созданы, квинтэссенцией живого существа; души становятся добычей, едой, строительным материалом, топливом. Мудрые привыкли верить, что они – неуничтожимы, ну, или почти неуничтожимы. Но даже многочисленные «царства мёртвых» при самых разных мирах, что инкапсулировали души, вырывали их из великого потока перерождений, и где порой всё заканчивалось распадом, прахом, превращением в ничто, не наносили, получается, такого урона.

Да, именно «урона», утверждали видения Спасителя. Души распадались, обращались в нечто совершенно иное, во множество форм и обличий, и поглотившие их творили потом великое зло.

Но – приходил Спаситель, и всё изменялось. Души уходили к Нему, насовсем. Потом Он двигался к другому миру, проделывая то же самое. Души оставались в Нём.

И это было, как Он считал, правильно.

Последнее, не будучи сказано или произнесено, возникло словно само собой. Спаситель не использовал слов, Он ни к кому не обращался с речами, лишь воплощаясь в разных мирах.

…Меч Хедина рассёк пустоту. Спаситель был здесь – и в то же время где-то бесконечно далеко. Он уходил, а Познавший Тьму наяву видел пыльную дорогу, оливковые рощи и синеющее совсем рядом море. Оставался лишь след пустоты, великой пустоты Его, куда уходили души, бесконечной дороги, за которой…

Ещё один мир? Мир с пыльной дорогой, оливковыми рощами и жарким солнцем над головой печального путника?

Каждый ангел, каждый слуга Спасителя был дорогой туда, дверьми, вратами. Вратами в непредставимое даже Новым Богом.

Но сейчас Он уходил. Пыльная дорога словно накладывалась поверх миражей Межреальности; Спаситель удалялся, но…

Оставалась наброшенная им удавка.

Мир, где Хедин, Познавший Тьму, дерзнул встать на Его пути, должен заплатить, и притом самую высокую цену.

Может, оно всё и не так; может, с точки зрения Спасителя, именно таким способом можно «спасти» очередные мириады живых душ; не важно. Хедин был здесь, чтобы разрубить Им затянутый узел, всё остальное – вторично.

Дорога Спасителя уходила в неведомое, куда за ним не мог последовать даже Новый Бог; но, даже если б и смог, сперва требовалось отыскать петлю, наброшенную на магические потоки.

Но почему именно «петлю»? От того, что это самое простое, легче всего вообразимое? Ну-ка, Познавший Тьму, ты ведь знаешь, как устроены закрытые миры; и если Он проделал тут нечто подобное…

Межреальность послушно раскрывалась, Хедин искал потоки животворной силы и не находил их – а Междумирье вокруг умирало, со всеми своими обитателями, оказавшимися в смертельной западне.

Дальше, дальше, ещё дальше!

Однако – уже близко до оставленного им воинства; что, если и они очутились в том же мешке?

Мысль обожгла; чёрный вихрь прожигал ткань Межреальности, рвал умирающее, рассеивал успевшее умереть; добивал обречённое. Так скальпель лекаря отделяет поражённое гангреной, чтобы спасти раненого; Хедин искал границу пузыря, потому что не мог же Он остановить вообще всю магию в пределах всего Упорядоченного!..

И вот, наконец, она – граница; подобно зверю, издалека чующему долгожданный водопой, Познавший Тьму ощущал движение силы; она текла, невозбранно, свободно, вольно; и только сейчас он понял, сколько же пришлось отдать ему самому.

Ему, Новому Богу, которому, казалось бы, ничто не могло грозить ни в закрытом мире, ни даже в мире, отрезанном от любого присутствия магии!..

Вихрь ощутимо замедлялся, подобно усталому бегуну, что едва передвигает ноги. Ну вот – заветная черта уже позади…

Хедина окатил поток животворной силы, пронзил, накрыл с головой.

Ловушка осталась позади, и вокруг уже привычная живая Межреальность. Новый Бог Хедин может вернуться к себе прежнему, и ничто не будет напоминать, что совсем недавно его плоть горела и плавилась, не выдерживая жара Пламени Неуничтожимого.

Но что же заставило потоки силы изменить течение своё?

Познавший Тьму знал, что времени у него совсем немного.

Он растягивался стремительным лучом, устремляясь к тому месту, где течение магии разделялось, где в её струи словно бы рухнул исполинский валун.

Отыскать оказалось нетрудно, особенно тому, кто ощущает токи силы всем существом и собственной сутью; да и спрятать такое просто невозможно.

Спаситель знал, что Хедин кинется оттаскивать этот камень. Выигрывал время? – едва ли. Оружие ему нипочём. Скорее просто хотел показать, на что Он и в самом деле способен.

Но это имеет смысл, если дальше следуют переговоры. Если их нет, то все демонстрации бессмысленны. А переговоры Спаситель не вёл и не ведёт.

Конечно, никакого «камня» в действительности не оказалось. Вместо «валуна» – вздыбившаяся складка Междумирья. Свёрнуто, стянуто так, что действительно режет струи великой живой реки, разводя их в стороны; Познавший Тьму никогда не видел ничего подобного. Немного – очень немного – напоминает окрестности закрытых от магии миров; что ж, даже богу приходится учиться новому, порой – на ходу.

Быть может, он и измыслил бы элегантное, тонкое заклятие. Разложил бы препятствие на компоненты, подобрал бы ключ для каждого излома, но сейчас времени на это уже не осталось.

За спиной бога Хедина умирал целый мир, а впереди зловеще маячил отброшенный Закон Равновесия.

У Познавшего Тьму всегда был выбор. В самом начале пути, когда жизнь казалась простой и ясной и он знал, на чьей стороне достойно стоять; и потом, когда всё сделалось куда сложнее, когда текли причудливые, изощрённые беседы с Отцом Дружин, Старым Хрофтом, в его лесном убежище; когда воздвигались первые шпили Ночной Империи и первые ученики Истинного Мага Хедина шли на приступ вражьих твердынь.

Выбор был всегда, в этом крылась суть Поколения, но, сделавшись Новым Богом, он утратил эту свободу. Её заменил долг, «тяжёлый, словно гора». И он, Хедин, даже не мог закончить эту пословицу подобно простым смертным: «…но смерть легче легчайшего пуха».

Пик из вздыбленной, вывернутой Межреальности, тем не менее упрямо противился всем усилиям Познавшего Тьму, словно и в самом деле воздвигнутый из крепчайшего камня.