Страница 7 из 25
Тяжелее всех смерть Афанасия Николаевича переносила его жена медицинская сестра Елена Терентьевна.
Ныне именем капитана А. Н. Трушкина названа средняя школа в селе Васильевна, Липецкой области. Добрым словом вспоминают горьковчане своего земляка Александра Ивановича Соловьева, отдавшего жизнь за Родину. Сын Валерий и дочь Валентина гордятся своим отцом - крылатым защитником советской земли.
У штурмана этого экипажа старшего лейтенанта Пасиченко Трофима Платоновича бой над Касторной окончился иначе.
Едва раскрылся парашют, штурман всем телом ударился о землю. Когда пришел в сознание, услышал стрельбу, которая все более и более отдалялась. Пасиченко медленно поднялся, осмотрелся. Кругом была заснеженная степь, светила холодная луна. Сильно болела ушибленная грудь, трудно было дышать. Превозмогая боль в ногах, пошел по степи. Под утро услышал лай собак. Показались темные домики села. Перелез через ограду, постучал в старенькую избенку. В дверях - старик. Пасиченко попросил укрыть его до утра.
Утомленный бессонницей, штурман уснул. А когда от сильного толчка открыл глаза, перед ним стояли три гитлеровца с направленными в его грудь автоматами. Он поднялся, вышел из-за печки, куда был спрятан хозяином. Старик стоял у двери. Видно, неожиданно нагрянули немцы, не успел вовремя предупредить раненого летчика.
В комендатуре села Кирилово-Самарино Т. П. Пасиченко увидел летчика-истребителя, назвавшего себя Галочкиным. Обоим связали руки, вывели на улицу. Старший лейтенант оглянулся - сзади шли четыре гитлеровца с оружием наготове, у двоих лопаты...
В морозной ночи раздалось несколько выстрелов. Прошитые пулями, летчики упали. Гитлеровцы подошли, осветили их лица фонарями, сняли меховые унты, верхнюю одежду. За ноги стащили в яму, забросали мерзлыми комьями земли и поспешно ушли.
Стало тихо. И вдруг могила расстрелянных зашевелилась. Это раненый Пасиченко выбирался наверх. Вот он встал и попробовал идти. Босые ноги утопали в сугробе. Он упал. На снегу остались кровавые пятна. Отдышавшись, Пасиченко снова встал и побрел к линии фронта, к своим... В овраге снял рубашку, разорвал, одним клочком перевязал пробитую вражеской пулей шею, другим - ноги.
На рассвете он увидел поселок, по улицам которого бегали очумелые гитлеровцы. Пасиченко зашел в сарай, зарылся в солому. Обмороженный и ослабевший от потери крови, он был в том состоянии, когда теплящийся в теле огонек жизни вот-вот погаснет. Потом в забытьи услышал раскатистое "ура". Собрав последние силы, выполз на улицу. Идти ужо не мог: ноги, как колодки, перестали подчиняться ему. Перед глазами все закружилось, и он упал.
В санбате танкового батальона офицера привели в чувство. На второй день самолетом его отправили в полковой лазарет. Ему, воскресшему из мертвых, снова довелось увидеть своих. У койки стоял командир его эскадрильи майор Кацюржинский. Они вместе преподавали в авиаучилище, вместе выехали на фронт, участвовали в боях под Москвой. Судьба связала их неразрывными узами дружбы. И теперь командир эскадрильи, увидев забинтованного штурмана, не сдержал слез.
Каждый день в лазарет приходили однополчане, приносили гостинцы, письма, приветы, желали выздоровления. Но Пасиченко угрожала гангрена. Врачи решили ампутировать ноги. Однако хирург уфимского госпиталя Бехтис ограничился ампутацией пяток.
Через год Трофим Платонович Пасиченко на костылях вышел из вагона пассажирского поезда, прибывшего в Оренбург. Здесь, на улице Челюскинцев, жила его семья...
* * *
29 января 1943 года войска 60-й армии, которой командовал генерал И. Д. Черняховский, овладели станцией и городом Касторная. В ту пору мы, авиаторы, услышали широко распространенную песню, которую исполнял армейский ансамбль песни и пляски:
Атакой грозной, борьбой упорной
Вернули счастье мы Касторной.
Идет от Дона, преград не зная,
Шестидесятая родная.
Много лет спустя я узнал, что слова этой песни написал непосредственный участник боев за Касторную, корреспондент армейской газеты, ныне член Союза журналистов СССР, полковник Иван Иванович Свиридочкин. По личному заданию командарма И. Д. Черняховского им же, оказывается, был написан "Марш 60-й армии". Я хорошо помню строки из этого широко популярного марша:
У Дона, где пушки гремели со стоном
И злобно свинцовая выла пурга,
Мы подняли ввысь боевые знамена
И грозной лавиной пошли на врага.
Припев:
Пусть эта слава боевая
Нам в битвах силы придает.
Вперед же, армия родная!
Шестидесятая, вперед!
Наши героические воины действительно шли вперед, освобождая от врага родные города и села. 3 февраля мы услышали по радио сообщение о том, что советские войска разгромили сталинградскую группировку противника, захватив огромные трофеи и пленив десятки тысяч гитлеровцев.
На торжественном вечере, посвященном этому знаменательному событию, зачитали приказ о присвоении звания младшего лейтенанта мне и моим друзьям Василию Кошелеву, Куралу Рустемову, Михаилу Сысуеву.
Огненная дуга
1
Для поддержки наземных войск в районе Курского Выступа гитлеровское командование перебросило с аэродромов Германии, Франции и Норвегии большое число самолетов. Всего их было сосредоточено здесь более 2000, или три четверти всей авиации противника, действовавшей на советско-германском фронте.
Главными объектами бомбовых ударов нашего полка стали теперь скопления войск и техники врага на подступах к Орловско-Курской дуге. К тому времени меня назначили штурманом корабля, командиром которого был лейтенант Шишигин Алексей Николаевич.
В один из весенних дней, когда кое-где на бугорках робко пробивалась зелень, а в оврагах еще таяли ноздреватые пласты снега, экипажи готовились к очередному вылету. В ожидании сигнала на взлет собрал своих подчиненных на стоянке самолетов и Шишигин.
- Полетим бомбить узловую железнодорожную станцию Брянск-второй, сказал лейтенант. - Там сосредоточено несколько зенитных батарей. В воздухе, особенно при подходе к цели, барражируют перехватчики. Высота бомбометания 3800 метров. Ночь будет лунная, поэтому воздушные стрелки должны повысить бдительность.
Командир достал из планшета карту крупного масштаба и продолжал:
- Заходить на цель будем с северо-востока. Как только штурман сбросит бомбы, с левым разворотом через партизанский лес уходим на восток.
Над аэродромом опустились сумерки. Спустя несколько минут вспыхнула сигнальная ракета. Экипаж занял свои места в самолете. Взлетев, мы взяли курс на запад.
На подходе к Орлу над черной апрельской землей мелькали трассирующие пули, взлетали ракеты, светились вспышки рвавшихся бомб и снарядов. Это была линия фронта.
Мы шли на высоте 1900 метров. Наш ТБ-3 отдал все свои силы и больше не хотел набирать ни одного метра. Далеко по горизонту рвались бомбы, огненные отсечки с каждой минутой учащались. Железнодорожный узел Брянск-2 уже бомбили летчики гвардейского полка нашей дивизии. В воздухе рвались зенитные снаряды, по небу шарили лучи вражеских прожекторов. Лупа предательски светила всем своим огромным диском.
Впереди нас летел ТБ-3. Его силуэт был виден, как днем. Когда до Брянска оставалось километров пятьдесят, в воздухе появился второй самолет. Это был фашистский бомбардировщик Ю-88. Вскоре он навязал бой нашему соседу. Вот "юнкерс" подошел на дистанцию выстрела, с борта ТБ-3 замелькали огненные трассы. "Юнкерс" рванул вправо и пустился наутек. Наш бортмеханик громко смеялся, приговаривая:
- Так его, так его, гада!
- Молодцы, ребята, не подпустили, - похвалил Шишигин.
Перед нами вырисовывался город Брянск. На железнодорожной станции рвались бомбы. Небо от разрывов зенитных снарядов как бы накалилось, сделалось оранжевым.
Над целью нас схватили ослепительные лучи прожекторов. Летчики уткнулись в приборы, в штурманской кабине сделалось совсем светло, снаряды все ближе рвались у бортов машины, осколки барабанили по обшивке. Сбросив бомбы, я встал за пулемет. Шишигин резко развернул самолет и, уменьшив скорость, бросил его вниз.