Страница 3 из 11
Но ответить отказом на прочувствованную и трогательную речь художественного руководителя театра было невозможно.
– Хорошо, я постараюсь сделать, что смогу, – ответил он. – Но пока у меня практически нет информации. То, что вы сообщили, дает только самое общее представление о деле. Я могу поговорить с этой вашей знакомой? Ирина, если не ошибаюсь?
– О! – вновь эмоционально воскликнул Валерий Алексеевич. – Я знал! Я знал, что вы не откажете. Вот оно – настоящее благородство. Благородство и великодушие. Готовность помочь слабому, тому, кто попал в беду. Поговорить с Ириной? Да, я думаю, это возможно. Вернее, даже необходимо. Кто лучше ее сможет рассказать о всех обстоятельствах? Но если вы не возражаете, я сначала созвонюсь с ней и договорюсь о времени встречи. Объясню обстоятельства, скажу, что вы действуете в ее интересах. Ирина сейчас в плачевном состоянии, думаю, вы и сами понимаете это. Просто так зайти к ней пообщаться, наверное, будет неправильно.
– Да, разумеется. Я оставлю вам телефон. Когда договоритесь с ней, сообщите мне.
– О! Благодарю! Благодарю за понимание! Кстати, если это чем-то поможет, я могу дать вам телефон адвоката. Защитника, который работал с Андреем. Кажется, это тоже неплохой человек. Грамотный юрист, с большим опытом. Андрей очень хорошо о нем отзывался. После ареста, кроме жены, посещать его разрешили только адвокату, поэтому Андрей и дал мне его номер телефона, на случай чего-то срочного и непредвиденного.
– Да, это может пригодиться. Давайте, я запишу.
– Сейчас, одну минуту. – Худрук быстро перелистал страницы объемистого блокнота, лежавшего на столе, и проговорил: – Вот, пожалуйста. Заруцкий Павел Егорович. Записывайте.
Зафиксировав номер адвоката и продиктовав свой, Гуров стал прощаться.
– Приятно, очень приятно было познакомиться с вами, – двумя руками пожимая его руку, произнес Валерий Алексеевич. – Маше просто повезло, что у нее такой муж. Сразу видно – действительно надежная опора. Каменная стена, за которой ничего не страшно. – Продолжая рассыпаться в комплиментах и благодарностях, он проводил Гурова до двери. – Итак – до связи. Как только поговорю с Ириной, я сразу же вам позвоню.
– Хорошо. До свидания.
Вернувшись в гримерку, полковник застал супругу уже одну.
– Что-то вы засиделись, – поднимаясь ему навстречу, заметила Мария. – Девочки уже давно ушли. Сижу, скучаю.
– Говорливый очень этот твой худрук оказался. По поводу самой сути дела ему, похоже, и неизвестно почти ничего, а уж рассказывал… сколько, интересно? – Гуров взглянул на часы: – Ого! Два часа почти.
– Вот-вот, я и говорю – засиделись. Но ты, по крайней мере, понял, что дело там действительно из ряда вон выходящее? Ведь это, по сути, убийство.
– Думаю, ты торопишься с выводами. Все это необходимо еще уточнить.
– Да что тут уточнять? И без уточнений все яснее ясного, – не хуже своего худрука разволновалась Мария. – Ясно, что ему подсунули что-то. Какой-то препарат. Сейчас ведь все доступно, любые лекарства, только денег заплати. Так что дело там нечисто, наверняка все это подстроено. Вот помяни мое слово – не пройдет и двух дней, как выяснится, что это настоящее убийство, а вовсе не какой-то там обычный сердечный приступ.
– Может быть, может быть, – слегка усмехаясь этой «прозорливости» и не желая спорить, произнес Лев. – Только ты упускаешь из виду один пустячок. Убить человека – серьезное преступление, и, чтобы совершить его, нужен серьезный мотив. Здесь я его пока не вижу. Скорее даже наоборот. Если этот Андрей совершил в своей жизни какие-то проступки, он уже был за них серьезно наказан. Он сидел под арестом, в отношении его велось очень неприятное расследование, по сути, сводящее на нет профессиональные достижения всей жизни. В каком-то смысле это и есть убийство. Пускай не физическое. Но нравственные поражения иногда не менее тяжки. И лично мне очень трудно представить, кому и чем мог он досадить, находясь в такой крайне незавидной ситуации. И не просто досадить, а испортить настроение настолько, что его захотели убить. Лишенный всего, чем он мог помешать? Переживания твоих друзей понятны, но как следователь, с профессиональной точки зрения, я не вижу здесь оснований подозревать, что дело «нечисто».
– А вот увидишь, – настаивала на своем Мария. – Помяни мое слово.
– Ладно, ладно. Помяну, – улыбнулся Лев, открывая перед женой дверцу машины. – Садись, поедем. А то за всеми этими разговорами мы, похоже, домой и к утру не доберемся.
Усадив жену, он устроился на водительском месте, с удовольствием думая о том, что этот длинный день наконец-то заканчивается, и даже не подозревая, что «помянуть» слова жены ему предстоит уже на следующее утро.
Помня о данном обещании, Гуров собирался, не откладывая в долгий ящик, сразу после планерки навести справки о том, кто занимается делом Андрея Тимашова. Но новость, которую «под занавес» сообщил генерал Орлов, заставила скорректировать планы.
– …и в заключение попрошу полковника Гурова присоединиться к группе следователя Кирилина, – деловито проговорил генерал. – Знаю, что вы, Лев Иванович, и без того загружены работой, но у нас все загружены. В деле возникли новые обстоятельства, которыми я и попросил бы вас заняться, специально для того, чтобы основной состав мог продолжить работу по главным фактам, не отвлекаясь на сопутствующие. Пойдете, так сказать, в виде «усиления». Со всеми подробностями вас ознакомит Иван Демидович, после совещания можете обратиться к нему, он введет вас в курс дела.
– Слушаюсь, – слегка ошарашенный этой неожиданностью, проговорил Гуров.
Он не имел ни малейшего представления, какое именно дело вел Кирилин, не говоря уже о каких-то «новых обстоятельствах», по которым предстояло работать лично ему. То, что Орлов не только не предупредил заранее об этом новом поручении, но даже ни полусловом не намекнул, удивило полковника.
В подобных случаях генерал обычно проводил некую предварительную беседу с глазу на глаз, сообщал, какое задание намеревается поручить, и, хотя бы для вида, интересовался загруженностью полковника и тем, насколько готов он это новое задание принять.
В этот же раз Орлов просто поставил его перед фактом.
«Что за притча? – думал Лев, невнимательно слушая финальные распоряжения начальства относительно коллег. – Может, я в чем-нибудь провинился, сам того не подозревая? Или обидел? Почему со мной даже поговорить не захотели? А если я не в силах буду помочь «группе следователя Кирилина»? Почему он так уверен? И что вообще происходит? Ничего не понимаю».
Вскоре все его недоумения разрешились.
– Лев Иванович, задержись на минуту, – коротко бросил Орлов, когда подчиненные встали из-за стола и начали выходить из кабинета.
Гуров остановился, вопросительно глядя на генерала. Когда в кабинете никого не осталось, кроме их двоих, тот заговорил:
– По поводу этого дела, которое Кирилин ведет. Там все подробности выяснились неожиданно, буквально вчера вечером только. Мне самому лишь сегодня утром доложили. Так что заранее тебя предупредить не смог, пришлось ориентироваться уже в рабочем порядке. Дело неприятное, из разряда, так сказать, «внутренних». Злоупотребления в собственных рядах. Все довольно запутано и неоднозначно. Кирилин со всей бригадой бьется, но результаты пока, скажем так, промежуточные. А у тебя задача другая. Там один из «фигурантов» неожиданно умер. Сердечный приступ. Сначала подумали было, что здоровье подвело. Но на вскрытии обнаружили в крови лошадиную дозу порпранолола. Это – лекарство для сердечников. В терапевтических дозах лечит, а передозировка может спровоцировать сердечную недостаточность и даже вызвать остановку сердца. По-видимому, в этот раз так и произошло. Хотя не совсем понятно, по какому поводу эта передозировка случилась. Вот это и предстоит тебе выяснить.
– Сердечный приступ? – механически переспросил Лев. – А как фамилия этого «фигуранта»? Случайно, не Тимашов?