Страница 1 из 30
ПЕРВЫЙ ИМПЕРАТОР
Рождение
Днем, 30 числа, месяца травника 7180 года от сотворения мира (1672г от Рождества Христова) в царском тереме села Измайловское случился переполох: царица Наталья Кирилловна Нарышкина, по прозвищу Медведиха, будучи на сносях и возвращаясь в Московский Кремль из села Коломенское, почувствовала схватки. Схватки случились внезапно и до срока: видимо растрясло дорогой, что вынудило царский обоз остановиться в Измайловском.
Царицу Наталью холопы перенести в терем и ближний боярин Артамон Матвеев тотчас послал гонца в Кремль за повитухой: при царице был придворный лекарь, немец-латинянин, но ему, иноверцу, по обычаю, никак нельзя было принимать роды у царицы и лицезреть ее наготу.
Родовые схватки не прекращались, но и роды не совершались, когда, два часа спустя, повитуха была доставлена верховым гонцом, который положил бабу поперек седла, приторочил мешок с инструментами и снадобьями и домчал знахарку до крыльца терема, где сбросил ее на руки ожидавшей челяди.
Не мешкая, повитуха кинулась за служкой в покои царицы, которая лежала в безвольной позе, слегка постанывая, когда схватки усиливались – это были ее первые роды, и она еще не знала как себя вести, чтобы роды случились без сложностей.
Повитуха распорядилась нагреть воды, принести чистые простыни и рушники, освободила царевну от одежды, помяла ей живот, осмотрела родильное место и быстро вышла из горницы в сени, где толпились холопы возле боярина Матвеева, ожидая приказов.
– Худо дело боярин, – молвила повитуха, – дитя в утробе не перевернулся и пошел ножками вперед: пока родится, может задохнуться, а то и вовсе застрянет – тогда помрут оба: и дитя и мать-царица.
Почему меня с собой не взяли, когда ехали в Коломенское? Я бы помогла дитю перевернуться в утробе, да и снадобья дала царице, чтобы облегчить роды, а теперь на все воля Божья.
– Смотри, баба, не поможешь царице, быть тебе битой плетьми, – пригрозил боярин.
– Потому и предупредила, что мало от меня зависят роды. Можете своего лекаря спросить или назначить: пусть он принимает роды и царицу приведет в смущение,– возразила повитуха и возвратилась в горницу к царице, которая орала благим матом, пытаясь вытолкнуть плод из себя.
В схватках и криках царицы прошло с час времени и, наконец, из родильного места появились ножки ребенка. Повитуха умело ухватила дитя за ножки и медленно потянула его из утробы, надеясь, что головка ребенка не оторвется от ее усилий. Так все и случилось: головка прошла узкое место и ребенок, в слизи и крови, обмотанный пуповиной, выскользнул на подготовленный рушник.
Повитуха отчистила головку дитя от слизи, помяла длинное тельце, дитя шевельнулось, вздохнуло и, наконец, вскрикнуло, оповещая весь белый свет о своем рождении.
Баба отрезала и перевязала пуповину, обмыла ребенка теплой водой, вытерла насухо и, положив на рушник, показала дитя царице, дворовым девкам, и боярину Матвееву, который, услышав детский крик, поспешил зайти в горницу.
Дитя оказалось мальчиком странного облика: маленькая головка и длинное, в аршин, узкое тельце все покрытое редкими черными волосами, которые были почти не видны на смуглой, почти коричневой коже, что вызвало удивление повитухи:
– Сколько принимаю роды, но такого черного и волосатого дитя видеть еще не приходилось. Да и головка совсем маленькая: потому и смог родиться, не повредив головы и не задохнувшись в утробе матери. Теперь будет жить, а года через три определится, не повредилась ли голова из-за долгих родов вперед ногами. Если повредилась голова, то будут у ребенка судороги и тогда ждет его падучая болезнь и припадки разума или вовсе слабоумие, как у Ивана – сына нашего царя-батюшки Алексея Михайловича от первой жены Марьи Милославской, царство ей небесное.
С этими словами повитуха положила ребенка рядом с Натальей Кирилловной, получила золотой от боярина Матвеева и прошла в соседнюю горницу отдохнуть: все остальное с роженицей и дитем должны были делать дворовые девки и мамки.
Мамки унесли ребенка, Артамон Матвеев прогнал девок и остался вдвоем с царицей Натальей.
– Поздравляю тебя, голубушка, с сыном. Даст Бог вырастет и станет царем, нам на удивление.
– Какой царь, если есть старшие сыновья у Алексея Михайловича? – возразила царица, приходя в себя после долгих родов.
– У царя Алексея было пять сыновей от царицы Милославской. Троих бог уже прибрал – остались Федор и Иван,– молвил Матвеев.
– Ивана можно выставить слабоумным по его душевной простоте, а у Федора здоровье слабое – глядишь и скончается без времени, если помочь: вот твой сынок и получит царский престол, а мы при нем будем. Ладно, отдыхай, ты свое дело сделала. Теперь дитя надо вырастить, воспитать, а там видно будет, что и как сделать, чтобы стал царем, – уходя, напутствовал боярин Матвеев царицу Наталью, которую сам же и познакомил у себя дома с царем Алексеем и предложил в жены овдовевшему царю, что сразу вознесло род Нарышкиных из захудалого дворянства в столбовые бояре.
Суета в царском тереме затихла: царица родила царевича и день спустя должна вернуться в Кремль, где царь Алексей Михайлович, возвратившись с псовой охоты на волчат, наречет младенца именем, а патриарх Питирим окрестит его по православному обычаю.
Тем же днем, в сельце Орудьево, что под городом Дмитровом в 60-ти верстах от Москвы, у монастырского холопа Ивана Малого жена Дарья родила сына, потом нареченного отцом именем Федор.
Еще утром Дарья хлопотала в огороде, поливая колодезной водой грядки с репой, морковью и огурцами и не ожидая родов этим днем, но к полудню, почувствовав боль внизу живота, поняла, что наступило время освободиться ей от бремени, поскольку уже родила двоих детей: сына и дочку, имела опыт и знала, что и как ей нужно делать, чтобы роды прошли успешно.
Повитухи в их селе не было, а послать в соседний Дмитров было некого и не на что: муж Иван с детьми ушел осмотреть сенокосные угодья, чтобы в ближние дни начать покос, а если и вернется, то одарить услуги повитухи ему было нечем: все припасы закончились еще месяц назад и семья перебивалась остатками овса и квашеной капусты, которую удалось засолить прошлой осенью: благо, что после отмены царской подати на соль прошло четверть века и соль стала доступна по цене даже захудалому крестьянину.
Корова растелилась и давала молоко, которого едва хватало теленку и семье, поскольку нагулять вымя на свежей траве корова еще не успела.
Собрав чистую холстину, которую сама же и наткала зимой на ткацком станке из заготовленной Иваном пеньки, Дарья постелила холст на солому в углу избы, растопила печь, поставила чугунок с водой на огонь, подогрела воду, сняла чугунок, поставила его рядом с приготовленной постелью, разделась до рубашки и легла голая на холстину, готовясь к родам. Напрягшись животом, она ощутила резкую боль, судороги пробежали по телу и, укусив себя за руку, Дарья в несколько минут родила ребенка, словно выплюнула. Это оказался мальчик.
Не мешкая, мать отрезала пуповину, ребенок вздохнул и закричал, а Дарья освободилась от последа, стянула женское место мягким холстом, поверх надела мужние портки, обмыла ребенка, запеленала его в рядно и, облегченно вздохнув, легла на солому, положила ребенка рядом, прижала его сбоку рукой и тотчас уснула, закончив дело.
–Хорошо, что мальчик, Иван будет доволен да и пай земли нам прирежут осенью, – успела помечтать молодая мать, прежде чем сознание ее унеслось добрым сном в тот, иной мир грез, где все люди счастливы и равны перед богом и между собой.
Иван с детьми: сыном пяти лет и дочкой трехлеткой возвратившись с покоса, увидел в избе спящую Дарью, прижимающую к себе ребенка. Удивившись сноровке жены, которая еще утром и не помышляла о родах, Иван, легонько толкнув Дарью, отчего она тотчас проснулась и тихо спросил: – Кого родила-то?
– Сыночка бог послал нам, – похвалилась Дарья.