Страница 31 из 34
Надо отметить, что нацистская Германия не стала первой страной, которая приняла закон о насильственной стерилизации. Он уже существовал во многих штатах США… И тем не менее национал-социалисты развивали эту идею с бо́льшим рвением, чем кто бы то ни было. По Закону о предотвращении рождения потомства с генетическими заболеваниями в детстве принудительной стерилизации подвергся Пауль Эггерт, живший в Рейнской области. Генетических заболеваний у Пауля не было, но с точки зрения апологетов расовой гигиены он являлся нежелательным членом общества. Семья была неблагополучной. Отец Пауля сильно пил. В детстве мальчику приходилось попрошайничать, а если он возвращался домой без денег, папаша его избивал. Со временем, как рассказывает Эггерт, местным жителям надоело на все это смотреть16. Его забрали у родителей и поместили в специальный приют в Дортмунде, где вскоре сделали операцию, сказав, что удаляют грыжу. О том, что на самом деле его стерилизовали, Пауль Эггерт узнал только после войны.
Идея национал-социализма в данном случае заключалась в том, что реализация Закона о предотвращении рождения потомства с генетическими заболеваниями избавит будущие поколения немцев от бремени, как называл это сам Гитлер, заботы о самых никчемных гражданах. Об этом же – документальный фильм «Жертвы прошлого» (Opfer der Vergangenheit), снятый в 1937 году. Лента, которую показывали во всех кинотеатрах Германии, пропагандировала необходимость умерщвления людей с отклонениями в умственном развитии. В комментарии к ней были названы две причины, по которым поступать нужно именно так. Во-первых, сохранять таким людям жизнь значит выступать против закона Творца о естественном отборе и порядке (!), а во-вторых, деньгам, потраченным на заботу о таких людях, можно найти лучшее применение, помогая сильным и здоровым детям17.
Некоторые немецкие врачи эту жестокую идею одобрили, а психиатр Карл Кнаб еще в 1935 году писал, что в немецких лечебницах содержатся не только идиоты самого низшего уровня развития, но и, как он выразился, душевные развалины, и от них, как от балласта, на который тем не менее тратятся деньги, следует избавляться – безболезненно умерщвляя. Это оправданно, отметил доктор Кнаб, с финансовой точки зрения в контексте борьбы нации за свое существование18.
На премьере фильма «Жертвы прошлого» выступил Герхард Вагнер – председатель Национал-социалистического союза врачей. Он лучше, чем кто бы то ни было, знал взгляды фюрера относительно этого вопроса, поскольку Гитлер уже в 1935 году говорил Вагнеру, что в ходе будущей войны им следует запланировать уничтожение людей с тяжелыми психическими заболеваниями19. Тут важно отметить уверенность фюрера в том, что грядущая война даст ему возможность реализовать столь радикальные меры – и не в последнюю очередь потому, что в это время также можно будет организовать массовое уничтожение евреев.
Принудительная стерилизация проводилась в Германии масштабно: ей подверглись от 300 000 до 400 000 человек20. Безусловно, это не могло не привести к кардинальному изменению мышления представителей медицинской профессии. Отныне забота врачей о здоровье их пациентов становилось отнюдь не единственной… Если доктор считал, что в рамках нового закона человек подлежит стерилизации, никакие возражения не принимались. Того, что сегодня называется конфликтом интересов, Герхард Вагнер здесь не видел, поскольку полагал, что первоочередной заботой врачей должно быть благополучие государства21. В результате нацисты заявили, что на врачах теперь лежит еще бо́льшая ответственность – оказывать помощь не отдельным нуждающимся в ней людям, а всему народу (Volkskörper). Только так может быть создано этническое государство22.
Этническое государство в данном случае означало страну, в которой власти предержащие имеют законное право вторгаться во все, что ее граждане делают. Нацисты могли изучать родословную любой семьи, определять, с кем человеку можно сочетаться браком, а с кем нельзя, решать, имеет ли он право производить потомство, и т. д. Если немка беременела и ее будущий ребенок считался расово полезным, ей запрещалось делать аборт. Люди больше не имели права не работать; в ином случае их признавали уклоняющимися от труда и подлежащими превентивному заключению. И выбирать себе друзей они теперь должны были с оглядкой, поскольку если соседи неодобрительно относились к их компании, попавших под подозрение имели право объявить асоциальными элементами, то есть весьма ненадежными членами расового сообщества.
И все-таки, несмотря на все это, большинство немцев продолжали поддерживать Гитлера. В частности, на референдуме 1934 года, посвященном объединению постов канцлера и президента, 88 процентов избирателей выразили желание, чтобы после смерти Гинденбурга главой государства стал Адольф Гитлер. На выборах 1936 года, в рамках которых также на обсуждение был вынесен вопрос о поддержке предложения Гитлера о силовом возвращении Германией Рейнской области, его поддержали более 98 процентов голосовавших. Конечно, нельзя забывать, что эти выборы проходили в недемократическом обществе, где не соблюдались никакие гарантии, характерные для выборов подлинно свободных, и использовать для реальной оценки поддержки режима эти статистические данные нельзя, но тем не менее результаты показательные. Можно понять, почему Ян Кершоу, один из ведущих специалистов по личности Адольфа Гитлера и его эпохе, на основании всех доступных свидетельств пришел к выводу, что результаты выборов 1936 года представляют собой ошеломительную демонстрацию его одобрения23. Многие немцы в 1930-е годы, несомненно, согласились бы с Эрной Кранц, которая уже после войны заявила: «Думаю, тогда было лучше, чем сейчас. Говорить так, конечно, рискованно. Но я все равно скажу»24.
Для молодой немки того времени, такой как Эрна Кранц, вопрос о позитивных и негативных аспектах жизни при Гитлере попросту не стоял. В широком смысле темные стороны режима, как мы их видим сейчас, – концентрационные лагеря, изоляция меньшинств, неугодных нацистам, и т. д. – воспринимались неотъемлемой частью происходящего. Концлагеря считались необходимыми для удаления из общества нежелательных элементов. Новые школьные программы, основанные на расовом подходе, приветствовались потому, что объясняли немецким мальчикам и девочкам, что они самые лучшие. А что касается «исключения» из жизни евреев, то, как говорит банкир Иоганнес Цан, среди определенной части населения бытовало мнение, что они в Германии «слишком далеко зашли»25. Так что если человека устраивали нацистские идеалы, а миллионы немцев они устраивали, то в рейхе 1930-х годов вполне можно было хорошо себя чувствовать. Многие из тех, к кому это относится, позже заявляли: им и в голову не приходило, что преследование евреев, официально закрепленное Нюрнбергскими законами и другими нормативными актами, способно привести к Холокосту. В известном смысле это правда. Никаких свидетельств, что у Гитлера в то время был готовый план того, от чего впоследствии содрогнется мир, нет. И тем не менее такие утверждения обманчивы. Дело в том, что главной причиной благополучного существования миллионов немцев в гитлеровской Германии стало то, что они с энтузиазмом поддерживали расистские теории, лежащие в основе учения национал-социализма. Немцы восприняли идею, что они лучше, чем другие. Соответственно, к тем, кто, как им говорили, не такой, как они, стало можно относиться как к низшим человеческим существам. Спор мог идти не о том, что другие хуже, – с этим соглашалось большинство населения Германии, а о том, как именно относиться к низшим нациям.
Что касается евреев, Нюрнбергские законы подтвердили, что в новой Германии им места нет. Евреи все больше замыкались в своих общинах. Там жизнь для многих из них оставалась терпимой. Гюнтер Рашин, подросток, живший в центре еврейской общины в Берлине, вспоминает, что у них был хороший дом и, пожалуй, не так уж много трудностей… «Мы ходили в еврейскую школу и спокойно возвращались домой»26. Его отец, во время мировой войны воевавший в германской армии, служил кантором в местной синагоге и всем говорил: «Я немецкий еврей, со мной ничего не случится».