Аусвельмские охотники

Было бы шикарной идеей вскипятить чайник, но оба слишком устали, и им было лень. Лень было даже разговаривать. Кайс опять уткнулся в книжку, а Эрна, чуть согревшись, начала задремывать.

Свет в дежурке был странный, скрадывающий подробности. Они оба увлеклись чтением: Эрна лежала на боку, подоткнув под себя подушку, а Кайс сидел тут же, на лежанке, у нее в ногах. Его бедро оказалось так близко от ее босых пальцев, которые никак не желали согреваться. И тогда Эрна, повозившись, как бы ненароком чуть придвинула ноги к нему поближе. Один из ее больших пальцев уже коснулся его штанины. И тогда вдруг… он тоже чуть шевельнулся, переменил позу. Он придвинулся ближе.

Все было так странно. Почти ничего не видно вокруг. Кажется, здесь находился и кто-то третий, и скорее всего, это был Паер, но он сидел тихо и оставался почти незаметен. Тишина стояла почти невероятная, звенящая, плотная. Эрна смотрела в книгу, но не видела букв. Она млела от этого прикосновения к его бедру своих босых ступней, которые понемногу начали отогреваться. Такое странное прикосновение. Такое ничего не значащее. Такое интимное.

А потом он сдвинулся снова. Как бы невзначай немного сполз ниже, и его острый локоть подгреб под себя обе ее ступни. И еще плотнее прижал их к ноге.

Эрна вздрогнула и резко приподнялась на локте. Кайс оглянулся на нее с недоумением. Он сидел в кресле, где и устроился с самого начала. И Паер тоже находился на своем месте, на стуле у стеллажей. И никакого тумана, никакого необычного освещения. Приснилось. Просто дурацкий сон. Эрна выдохнула с облегчением.

– Кошмар приснился? – улыбнулся Кайс.

Да уж. Кошмар. Эрна помотала головой, отгоняя последние сонные ощущения. Настолько отчетливые сны бывают редко. Такие наполненные тактильными впечатлениями, до дрожи достоверные.

– Нет, ничего особенного, – пробормотала она. – Чаю хочется.

Отбросив одеяло, она прошлепала к столу, наполнила чайник, установила его на плитке кипятильника и устроилась на табурете, уложив локти на столешницу. И тут же недавний сон принялся крадучись выбираться изнутри ее существа, из самой глубины души, куда она пыталась его загнать. Прямо под ребрами, казалось, разгорался пожар, от него заполыхали и щеки. Зато по коже бежали мурашки, словно она нырнула в ледяную воду. Как же это было… отчетливо!

А ведь она поверила. Поверила, что это происходит на самом деле. И даже почти не удивлялась, казалось, все так и должно было однажды получиться. Ее движение к нему. И его ответное движение навстречу. Это было чудесно, но правильно. Правильно без тени сомнения.

Закипевший чайник заставил ее вздрогнуть. Эрна подскочила и сдернула его с подставки. Оглянулась на Кайса. Спросить? Вот так просто взять и спросить его, как бы он поступил, сделай она такое на самом деле. Ох! Нет, только не это! Эрна поспешно ухватилась за заварочный чайник.

– Чай вскипел, – буркнула она. – Пойдем пить.

***

С этим нужно было что-то делать. Теперь уже Эрна отчетливо понимала, что влипла, и не могла больше себя обманывать. Чем-то он приманил ее, этот нелепый, самый лучший в мире тип, возможно, той самой колбасой, как она подозревала. Как мало оказалось нужно: кто-то принял ее, как она есть, она и растаяла. Все его достоинства, истинные или мнимые, играли здесь роль второстепенную.

Нельзя сказать, что это была самая первая ее любовь. Были, конечно, и раньше мальчики, которые нравились. Но это было… не всерьез, что ли. Они были детьми, они не могли принимать серьезных решений. Да и Эрна предпочитала любоваться ими издалека, не предпринимая попыток покорить их сердца. Ощущение собственной чужеродности всегда останавливало ее в самом начале. Все равно никто не захочет дружить с оборотнем, так стоит ли и пытаться?

Но теперь все иначе. Во-первых, они оба – взрослые люди. И они сами решают, как и с кем им быть дальше. Во-вторых, он тоже чужак, и он не боится и не презирает ее. Так почему бы ей не попробовать? Как он ее приручил, так же теперь и она попытается приручить его. Действовать, предпринимать хоть что-то – это лучше, чем не спать ночами, сжимаясь от чувства сладкого, но совершенно невыносимого. Это чувство обитало в самой середине ее организма, примерно на уровне желудка, и иногда становилось таким сильным, что ей хотелось свернуться в тугой комочек, а дрожь пробирала ее от макушки до пяток.

Нужна была какая-то стратегия, но Эрна понятия не имела, как очаровывать мужчин. Можно было спросить у кого-то, и она не то чтобы стеснялась, но… но какое отношение к ним двоим имеет какой-то чужой опыт? Ведь они оба – совершенно особенные. И, разумеется, у них все будет не так, как у всех.

Она хотела произвести на него впечатление. Удивить, вызвать восхищение своими способностями. Но все попытки заканчивались ничем. Эрна очень старалась, тренируясь и с Кайсом, и в одиночку, но прыгнуть выше головы все равно не удавалось. Наверное, это был ее потолок, весьма скромная «убийственная сила», которую продемонстрировал бы любой человек, в принципе способный овладеть ТУСом. Да, ее сила удара понемногу росла, но она и рядом не стояла с чудовищной мощью Кайса, охотника, ставшего легендой еще в ранней молодости. Эрна не могла поразить его ни умением, ни смелостью. Он хвалил ее успехи, но никогда в его взгляде не было даже удивления. Что уж тут говорить о восхищении.

Да, у Эрны была способность, которой не обладал даже Кайс. Удивительный нюх, дедово наследство, за него ее ценили в конторе, Гарр вызывал ее на совместную охоту, а Гауманз немного поднял жалование. Но теперь ей было этого недостаточно. Это не ее достижение, это врожденное, она ничего не сделала, чтобы заполучить это. И этого уж точно недостаточно, чтобы однажды произвести сильное впечатление на Кайса.

Между тем время текло своим чередом. Несколько раз выпал и сошел снег; он все никак не мог лечь, и на улицах города царила слякоть. Заметно потяжелели дорожные сумки охотников: одеяла и одежда стали куда теплее. В дежурке постоянно сушились чьи-нибудь куртки, было душно, и стоял запах жира, которым пропитывали ботинки. С начала осени, с тех пор, как ушел Нич, Эрна пропустила уже несколько вызовов, на которые могла бы попасть вместе с Кайсом, то по причине работы днем вместе с Гарром, то из-за превращений, когда она из принципа отпрашивалась с работы. Конечно, она знала, что Кайс вытерпит ее метаморфозы, но не хотела представать перед ним в столь неприглядном виде, так ярко демонстрирующем ее слабости.

А потом стало известно, чем занялся Нич. Не то чтобы это особенно удивило его бывших коллег, ведь он и прежде с легкостью рифмовал все подряд. Теперь же, снова обретя всю полноту чувств, он стал основоположником нового жанра – иронической баллады. В отличие от классической героической баллады он подавал все те же подвиги с изрядной долей юмора. Первой жертвой его экспериментов стал, разумеется, Кайс. Сам герой эпоса хохотал над этими сочинениями, как сумасшедший.

Нич с завидной регулярностью продолжал наведываться в контору, разузнавать свежие новости для своих песен. Эрна замечала, какие взгляды бросает на него Сиэннэ. Видимо, она воплощала в жизнь свои планы, и Эрна могла только недоумевать, как можно было предпочесть его Кайсу. Да, конечно, быстро входящий в моду бард, но все равно никакого сравнения. К тому же он младше Сиэннэ… а на сколько? Лет на пять? Или даже больше?

Однажды Эрне пришло в голову, что неплохой способ поразить воображение Кайса – это написать о нем балладу. Пусть даже не ироническую, как Нич, а обычную, героическую, но и это будет неплохо. Свое творение она для начала показала именно Ничу, и это оказалось удачным решением. Тот сказал ей совершенно однозначно, чтоб даже и не пыталась, что это не ее. Эрна, проплакав ночь в подушку, к утру согласилась с мнением эксперта. Она и сама видела, что ритм хромает, что изобразительные средства убоги, что содержание наивно. И какое счастье, что она не успела показать свои творения самому Кайсу! Увидеть на его лице недоумение или насмешку стало бы совершенно невыносимо.