Страница 29 из 41
Вскоре поезд тронулся и покатился по рельсам.
- Arbeit macht frei, - прочитал вслух надпись на железных воротах Павел, когда через четверо суток пленных выгрузили из вагонов и пригнали в концентрационный лагерь Дахау.
- Беда бедой беду затыкает, - сказал Иосиф. - В самое фашистское логово угодили мы. В такую даль нас завезли, аж под Мюнхен. Я до войны читал в газете, что в этих краях Гитлер начинал карьеру фюрера нации.
- Для бешенной собаки семь верст не крюк! - зло прошептал Павел Семенович. - А нам далеко придется до дома шлепать отсюда.
На многоярусных нарах лежать днем не разрешали. Только ночью после работы или опытов, которые проводились в концлагере Зигмундом Рашером по приказу Генриха Гиммлера над людьми.
В первый день на пленных оформили учетные карточки, сняли отпечатки пальцев, присвоили номера и переодели в полосатые одежды. Ефрейтор Лошаков получил первый номер. Иосиф - сотый, и его тщательно осмотрел врач и что-то пометил в бумагах.
- Что-то не нравится мне такое внимание к моей персоне, - сказал он Павлу. - Одних смотрел врач, других - нет. Как бы не угодить в преисподнюю. Хоть у меня остались кость да жила, а все же сила.
Иосиф Купрейчик оказался прав, и он угодил в группу военнопленных, над которыми проводились опыты изучения воздействия холода на человека. Доктор Рашер рьяно выполнял заказ национал-социалистических военных ведомств.
- Ну как, Осип, там? - спросил Павел друга, когда он вернулся на ночлег в первый день испытания холодом.
- Был бы омут, а черти найдутся. Если бы дрожать не умел, совсем бы замерз, - в обычно насмешливом голосе лейтенанта звучала смертная тоска. - Гады, издеваются над людьми, и ничего нельзя сделать.
- Держись, браток! Неволя скачет, неволя пляшет, неволя песенки поет.
- Ты, если что, сообщи моей жене Анне. Расскажи, как были в плену. Жаль, не увижу ее и сына Олега.
- Не узнаю тебя, Осип! Мы еще погуляем с тобой на воле.
- Конечно, погуляем, Павел, но на всякий случай, запомни адрес моей семьи в Ленинграде.
- Да, я и так знаю, как и ты - мой.
На следующий день Иосифа Купрейчика увели в медицинский блок, а Павла посадили с другими военнопленными в автобус и увезли в Дессау для работы на сахарном заводе. С тех пор разошлись дороги друзей по неволе.
Павла Семеновича "заклинило" на побеге. Тоска по дому и родным краям тисками сдавливало сердце, отключило здравый смысл.
Через неделю он выбрал удобный момент и выскользнул за ворота. Откуда было знать калининскому парню, что в Германии нет бескрайних лесов, где можно затеряться.
Городки, села и деревни, как рассыпавший горох на полу, густо усыпал немецкую землю, так близко друг к другу, что между ними было не больше пяти-шести километров.
Невозможно пройти мимо села незамеченным. Уже через пару часов после побега его схватили полицейские и сопроводили на место.
Павла Семеновича пороли на глазах пленных солдат. Павел, молча, вынес экзекуцию, и уже через день работал на сахарном заводе. Какой-то бес вселился в парня. Он, рискуя быть расстрелянным, тихонько менял сахар на сигареты и делился с товарищами. Жизнь, казалось, для него не представляла большой ценности.
Через месяц, когда внимание охранников к нему ослабло, Павел Семенович перемахнул через забор и побежал к лесу.
В этот раз ему не удалось даже добежать до лесного массива. Собаки, пущенные по его следу, загнали парня на дерево.
Снова Павла высекли и он опять стал работать на заводе. Видимо, немцы понимали, что война завершится поражением. Они не хотели проливать лишней крови, оставили парня живым.
Но уже через тридцать дней Павел Семенович вновь самостоятельно ушел за ворота. Через день его выловили и опять дали пятьдесят розог. На спине больше не было живого места, казалось, одни рубцы вместо кожи.
Терпение немцев лопнуло, и Павла отправили в лагерь Мосбург-на-Изаре. Но там не оказалось свободных мест, и его переправили в Мемминген, где пленника тоже не приняли.
Потом привезли в лагерь военнопленных в Нойбург-на-Дунае, где в рядах шестисот человек определили работать на постройке аэродрома.
Как уже говорилось выше, Павел Семенович Лошаков имел хорошую голову и золотые руки. Поэтому его приметил баур, который забрал парня и привез на крестьянскую усадьбу в Шелклинген. Сын хозяина погиб на восточном фронте, и он имел право на помощь властей для ведения хозяйства.
Подворье стояло на окраине села, но Павел не помышлял больше бежать. Он понял тщетность попыток, решил, что лучше работать в поле, чем быть повешенным за непослушание.
Он не знал, что творится в мире, как идут дела на войне, но по отношению немцев к военнопленным, понял, что она идет к концу.
Как у литовского хозяина хутора когда-то, здесь Павел тоже спал в сарае на соломе вместе с поляком, который уже год трудился на подворье.
Баур сносно кормил и был благодарен русскому парню, что тот отремонтировал ему трактор, на котором разрешил умельцу пахать землю.
Невестка хозяина Ельза всегда улыбалась синеглазому парню, и Павел в ответ степенно кланялся, чем очень смешил белокурую девушку. Вскоре хозяин заметил обоюдные симпатии молодых людей, предложил Павлу Семеновичу:
- Пауль! Скоро война закончится, оставайся у меня. Ельзу отдам в жены, она хорошая девушка и не жила совсем с моим сыном Ерихом. Только расписались и на следующий день его забрали в армию. Говорят, что русских солдат, побывавших в плену, отправляют в Сибирь. А здесь будешь спокойно жить, своих детей растить.
Глава 30
Отряду, в который входила Елена Ершова, было не суждено вернуться с задания. Их накрыла волна наступающих советских войск в районе города Холм. Как прошлом году, когда немцы обогнали стадо колхозных коров, которое перегоняла на восток Елена Ершова, в январе этого года маленький партизанский отряд оказался на передовой.
Выстроенные в три эшелона войска 3-ей ударной армии наносили удар врагу в направлении города Великие Луки. Полки 4-ой ударной армии наступали на Пено, Охват, Андреаполь. Сосед 3-ей, 34 армия, которая находилась справа, левым флангом наносила удар на Ватолино, обеспечивая наступление правого крыла своей же армии.
Севернее Осташкова в районе станции Охват наступающие войска А.И.Еременко встретили боевую группу 81-й пехотной дивизии в составе 189-го пехотного полка, усиленного дивизионом 181-го артиллерийского полка дивизии. Боевая группа дивизии попала в классический "мотти", горькие уроки которых Красная Армия извлекла из финской кампании. По опыту финской войны в СССР были сформированы отдельные лыжные батальоны, которые придавались дивизиям и армиям для обходов и охватов по
глубокому снегу. Применение лыжных батальонов в насыщенной населенными пунктами местности на западном направлении встречало определенные трудности. В наступлении на Холм и Торопец лыжники были применены по прямому назначению. Два лыжных батальона обошли оборонявшуюся боевую группу по льду озера с тыла и перехватили ее пути отхода.
Их разведчики засекли четырех партизан на лыжах в лесу и доставили в батальон. После проверки мужчин отправили в стрелковую роту - каждый солдат был на вес золота, а Елена Ершова стала санитаркой медицинского отделения боевой группы из пятисот бойцов - все, что осталось от двух батальонов.
Бои с окруженными немцами шли несколько дней, с 13 по 15 января 1942 года. Боевая группа была практически полностью уничтожена врагом, к Торопцу вышли всего 40 человек, в том числе и красноармеец Елена Трифоновна Ершова.
Задорная и беспечная до войны девушка повзрослела на крови, страданиях и лишениях. Она не вздрагивала от минных разрывов, не пригибалась от каждого свиста пуль, привыкла к стонам раненых бойцов. Девушка перевязывала покалеченных мужчин, поила водой и оттаскивала с поля боя.