Страница 2 из 41
Анна Максимовна с восьмилетним сыном Олегом и Феня - Феодора Максимовна - с шестилетней дочерью Полиной приехали из Ленинграда проводить любимого брата. Феня в 1933 году вышла замуж за Степана, который работал на заводе, где служил муж Анны. Степан Васильевич жил в общежитие, поэтому предприимчивый Иосиф разменял одну большую квартиру, доставшуюся им от Максима Селифановича, на две поменьше. Он с Анной поселился на Петроградской стороне, а Феодора со Степаном переехали на восьмую линию Васильевского острова. Они избежали уплотнения, сохранив собственное отдельное жилье.
Песни, музыка, слезы и смех сопроводили новобранца до теплушки на железнодорожной станции, и будущий воин впервые в своей жизни покатил прочь от дома, сытости, вечеринок и девушек.
Глава 2
Анна Максимовна смахнула рукой навернувшуюся слезу, помахала рукой удалявшемуся поезду и повернулась к отцу:
- Вот и Ваня вырос, в армию пошел, а давно ли ребенком носился по двору. Кто же ему будет теперь завтраки подавать? Время струится тихонько песочком сквозь пальцы, молодежь взрослеет, мы старимся. Так и не заметим, как жизнь пробежит мимо.
- Да, младший сын стал мужчиной, а тебе, Аннушка, рано причислять себя в старухи. Бога не гневи, ведь, тридцать три года стукнуло всего-то, все у тебя, как говорится, впереди. И все есть уже у тебя: муж, сын, здоровье. Сама, смотри, какая красавица стала - высокая, статная, лицом чистая, как родниковая водица. Так что не жалуйся на судьбу! А от службы не будет нашему Ивану вреда, только пользу принесет парню.
- Я и не плачу, папочка. У меня все в порядке, как и у нашей Фенечки. Теперь живи и радуйся, лишь бы не было войны, а то смутное предчувствие какое-то на душе, - оправдывалась обычно насмешливая дочь, хотя все заметили, как вспыхнуло румянцем ее щеки от похвалы всегда сурового и скупого на похвалу отца.
- Ть-фу-ты! - выругался Максим Селифанович. - Как старуха причитает. Какая война?
То, что происходит в Испании, нас не коснется, я читал в газетах.
Максим был грамотный, любил читать газету "Правда", которая сдержанно комментировала о поддержке фашистской Германией Франкистского режима в 1939 году. - Дай-то Бог!
- И запомни, Анна, если случится беда. Мой дом примет всегда детей и внуков.
На следующий день Анна Максимовна с сыном вернулась в Ленинград из Старой Русы.
Весна была в разгаре. Снег растаял почти и только кое-где виднелись небольшие снежные потемневшие от пыли бугорки.
Анна Максимовна с сыном поднимались по гулким лестничным ступенькам на четвертый этаж. Она не стала открывать дверь своим ключом, чтобы не ставить мужа в неловкое положение.
Анна, когда уезжала, оставила на хозяйстве свою подругу Марию. Анна Максимовна всегда заботилась, чтобы Иосиф ни в чем не нуждался в ее отсутствии - уж очень любила мужа.
Дверь открыла Мария. Иосиф был еще на работе.
- Ты же говорила, что задержишься на неделю, а побыла всего-то пару дней. Я не ждала тебя сегодня, - белокурая и высокая подруга Анны прикрыла рукой большие груди, выпирающие из разреза халатика, и поздоровалась с мальчиком, когда они вошли в квартиру. - Привет, черноглазый! Понравилось гостить у дедушки?
- Угу, - буркнул Олег. - Только побыли мало.
- Хватит с тебя, в другой раз дольше задержимся, - Анна Максимовн придирчиво осматривала прихожую - все ли в доме хорошо. Она так любила чистоту и порядок, что у нее портилось настроение, если видела брошенную вещь или пятно на мебели. Но придраться было не к чему, и Анна поставила на керосинку остроносый чайник, чтобы согреть воду для чая.
Мария сразу собрала свои вещи и попрощалась:
- Ну, принимай хозяйство и мужа в целости и сохранности, а я пошла домой, загостилась у тебя.
- Спасибо тебе! - не стала ее задерживать Анна Максимовна. - Приезжай к нам на дачу, когда поспеет редиска.
- Приеду! - крикнула уже за дверью она. Между двумя молодыми женщинами было все негласно определено. Мария всегда желанный гость в доме, но ничего лишнего не позволяла, когда Анна рядом с мужем. Но когда та уезжала на дачу или к родителям, Мария оставалась за нее хозяйкой в доме. Анна Максимовна отлично понимала, что пухленькая красавица не оставит равнодушным любого мужчину, на это и рассчитывала. Пускай муж гуляет со знакомой женщиной, чем бегает куда попало. Она не ревновала подругу, лишь бы Иосифу было хорошо. Такая уж у Анны Максимовны зародилась любовь к своему мужчине. Можно сказать, создала своим руками шведскую семью. А что же Иосиф? Вопрос напрашивается сам по себе. Ответ: а ничего! Он принимал все, как должное: всегда ухожен, накормлен, обстиран и ни одного дня без женской ласки. Иосиф любил свою темноволосую Аннушку, сына. Что говорил в их отсутствии неотразимой блондинке Марии, что чувствовал, любил ли ее тоже, навсегда осталось тайной.
Глава 3
Когда горе переполнило неокрепшую душу Павла так, что, казалось, вот-вот выплеснется отчаянным криком наружу, подросток забежал на сеновал и повалился на колкое прошлогоднее сено, зарывшись в него лицом. Он долго и горько плакал в пахучую траву, не понимая, за что судьба так жестоко обошлась с ним, отняв маму. Его рассудок до умопомрачения не хотел мириться с такой несправедливостью, и пятнадцатилетнему парню показалось, что все - неправда. Павлу стоит выйти из сарая и он увидит на подворье мать, которая ласково потреплет на голове сына светлые кудряшки, любовно заглянет в голубые глаза и заспешит по делам.
- Павлуша, сынок! - он услышал голос матери. - Принеси воды в дом.
Мальчик стремительно и радостно вскочил на ноги, скатился с сеновала и выскочил из сарая на улицу, залитую солнечным светом и пригретую майским солнцем. Возле ограды палисадника, за которым виднелись нежные ростки цветов, заботливо посаженные мамой, буднично бродили куры, над крышей дома деловито носились ласточки. Конечно же в такую погоду в их дом не могло вселиться горе.
Отец Павла, Семен, стругал возле амбара фуганком длинные тесины, и яркий приветливый дневной свет снова померк в потемневших глазах, когда мальчик понял: для чего готовятся доски. Невысокого роста мужчина взглянул на сына, и Павел уловил, как тяжело отцу - столько скорби и отчаяния отразились в его глазах, что перехватило дыхание.
Подросток тяжело вздохнул и принялся помогать отцу.
- Послышалось, вроде мамка звала, - безразлично, но с затаенной надеждой сказал он.
Семен внимательно посмотрел на сына и нахмурился, жалея мальчика:
- Не мать это зовет. Душа твоя кричит, кукожится. Ты бы поберег себя, сын, поменьше думал о горе. Мать уже не вернешь, а так переживая, заболеешь еще.
В день похорон возле тесового гроба, кроме отца и Павла, скорбно стояли с поникшими головами сестры и братья мальчика: Вера, Анна, Василий, Александр, Иван. Все проклинали болезнь, которая лишила их матери. На исходе весны, когда пришло тепло, природа радовалась, оживившись после холодов, мама получила воспаление легких и зачахла за короткое время, оставив большую семью без женских заботливых рук. Отпевание прошло недалеко от их деревни Алексино в Луговской церкви, затем усопшую понесли на руках на церковный погост. Когда опускали гроб в могилу, дети заплакали под приглушенные звуки, доносящиеся из рупора радио на крыше сельского совета деревни Луги, передавали речь Сталина на съезде стахановцев.
Отрывок из нее навсегда засел в памяти юноши:
- Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее. А когда весело живется, работа спорится...
После смерти жены отец Павла, Семен, кроме шестерых детей, унаследовал большое единоличное хозяйство: две молочные коровы, две лошади, несколько поросят, пронырливых кур и неуклюжих уток. Кряжистый и жилистый мужчина обладал недюжинной силой, но он загрустил, оглядывая новый дом и просторное подворье, поставленные на собственной земле родной деревни Алексино ровно год назад: