Страница 14 из 19
— Да, — сказала Чага. — Семейство Имки.
Такое впечатление, что незнакомец растерялся.
— Двое? — спросил он.
— Да.
Седоватые брови рухнули на глаза, с боков жесткого рта залегли глубокие, как шрамы, складки.
— Значит, не убереглась, — проворчал он как бы про себя и, помолчав, коротко спросил у Чаги что-то непонятное, кивнув при этом на Влада.
— Нет, — сказала она. — Металл оглушил.
Кажется, его собираются выдать за контуженного. Ну что ж, в общем, так оно и есть — грянуться вместе с капсулой о грунт…
Ступая по скрипучему хрусткому щебню, словно специально насыпанному для того, чтобы никто не мог пройти неуслышанным, они спустились в балку. Был полдень, под ногами шевелились рваные солнечные пятна, лучи простреливали листву навылет. Влад оглянулся, уверенный, что старик со шрамом пожирает глазами Седого, но ошибся. Тот стоял, как-то странно сгорбившись, и в их сторону не смотрел вообще.
Поодаль, где балка распадалась надвое, у просвеченного насквозь ручья в полном молчании мылись четыре женщины. Священнодействовали в чем мать, родила. Одна старательно посыпала пеплом мокрую голову, две другие не менее старательно вымывали эту дрянь из волос. Четвертая вычерпывала кожаным ковшиком замутившуюся воду из вырытого на берегу углубления. Купаться в самом ручье было не принято — ночлег для всех…
— Три семейства, — не оборачиваясь, тихо сообщила Чага. — Кажется, все с юга…
Влад хмуро пожал плечами. Да хоть бы и с юга… Сделав вид, что поправляет на Седом тюк, покосился украдкой на женщин. Все четыре, прервав омовение, провожали пришельцев пристальным взглядом.
В центре большого круга золы горел аккуратный костерок. Возле него, чуть присев, стояли друг против друга двое мужчин и, играючи, ломали хворост. Делали они это так: один брал средней толщины жердь и внезапно кидал ее другому. Тот, ни разу не поддавшись на ложный выпад, ловил ее раскинутыми руками, и там, где его пальцы смыкались в кулак, жердь с хрустом ломалась. Видимо, какая-то особая хватка, позволяющая дробить хворост одной рукой. Хворост, ключицы, ребра…
Первый нагнулся за очередной жердиной, но, увидев Седого зверя, выпрямился. В благоговейном изумлении он смотрел, как мимо него проводят косматого после бега благородного гиганта.
— А вот паука тебе железного за пазуху! — насмешливо крикнул ему второй. — Все равно ведь не обернусь!..
Но он все-таки обернулся. И точно так же замер, увидев Седого, красивый ладный парень с запекшейся раной во весь лоб. Влад уже видел однажды это лицо, только тогда оно было залито кровью и исковеркано звериной ликующей радостью.
Он поспешно отвел глаза, не дожидаясь, когда нечаянный знакомец переведет взгляд со зверя на владельца, и прошел вслед за Чагой в конец балки, где они стреножили и принялись развьючивать животных.
— Зря мы сюда пришли, — сказал Влад.
— Ночью уйдем, — хмуро ответила Чага и, видя, что он нагнулся за гребнем, быстро наступила на костяной инструмент. — Не прикасайся!
— Почему?
Чага исподлобья смотрела мимо Влада, туда, где горел костер и вскрикивал ломаемый хворост.
— Они с юга, — сказала она. — У них мужчины зверей не вычесывают.
— Я на место положить хотел, — объяснил Влад.
— Вообще не прикасайся!
— Что? Так строго?
— Я же тебе говорю: они с юга! — злобным шепотом произнесла Чага. Увидят с гребнем, поступят как с женщиной!..
Стареющий высокий мужчина со шрамом на левой щеке шел по испятнанной солнцем балке, направляясь к их костерку. Чага и Влад видели, как его остановил парень с запекшейся раной во лбу и начал что-то горячо доказывать. И, хотя в сторону новоприбывших не было брошено ни единого взгляда, оба почувствовали, что речь о них. Точнее, о Седом.
Высокий слушал, нахмурившись, потом неопределенно качнул пегой головой и двинулся дальше. Парень с явным вызовом бросил ему в спину негромкий, но, надо полагать, язвительный вопрос. Высокий обернулся и смерил сопляка презрительным взглядом.
— Лоб залечи, — низко проклокотал он. — А потом будешь Армаю советовать…
Подойдя, присел у костерка на корточки. Помолчали.
— Меня зовут Армай, — ворчливо представился он, обращаясь в основном к Чаге.
— Я слышала о тебе, — почтительно отозвалась она. — Меня зовут Чага. Его зовут Влад.
Вздернув седоватую бровь, Армай еще раз оглядел Влада.
— Совсем не слышит? — спросил он.
— Слышит, — сказала Чага. — Понимает не все.
Армай кивнул.
— Плохо. — Он взял не глядя толстую хворостину и рассеянно сломал ее одной рукой. Бросил оба куска в костер.
— Я знал Имку, — неожиданно сообщил он. — Чуткая была. Металл за день слышала. Девчонка еще, а уже Мать семейства…
Влад покосился на Чагу и увидел, что она слушает Армая с величайшим изумлением. А тот, не замечая, продолжал:
— Да… Ваши тогда кочевали в верховьях Большой реки. Если бы Имка захотела уйти к нам, я бы отнял у нее камни. Но она не захотела… Как она погибла?
Чага потупилась.
— Влада оглушил металл, — запинаясь, проговорила она.
— Я осталась с ним, а остальные ушли вперед, и там их прижало к роще.
Она умолкла. Армай тоже молчал. Ребристая от мышц рука, дрогнув, потянулась за следующей хворостиной. Влад с боязливым уважением смотрел, как толстые, чуть ли не квадратного сечения пальцы смыкаются на хрупкой коричневой палке, готовясь безжалостно ее перекусить.
— Стальная птица, — процедил Армай, и Влад вздрогнул. — Говорят, что их насылают Приручившие металл. Вранье! Молодые закон забыли: стариков оставляют в степи, а зверей им не дают. Потому и металл поднимается, и стальные птицы падают! Последний год живем… На западе разоренные земли, на севере разоренные… Кто уцелел, бежит сюда… Ты должна знать Камаха.
— Я его знаю, — тихо сказала Чага.
— Вчера он ушел к озерам. С ним всего три человека, и он родственник Имки, он должен вас принять. — Армай помолчал и вдруг спросил, глянув пристально из-под тяжелых бровей: — Ночью бежите?
Чага быстро опустила голову, но Влад все же заметил, как сильно она побледнела.
— Да, — еле слышно сказала Чага.
— Постарайтесь к утру добраться до озер, — сказал Армай, поднимаясь. — Своим я запрещу, но тут еще два семейства, и им ваш зверь тоже нравится. — Он снова помолчал и заговорил с горечью: — Раньше так не было. Раньше, если кто нападал на слабое семейство, против него вся степь поднималась. Забыли закон…
Чага и Влад долго смотрели ему вслед. Фыркали звери, трещал костер.
— Ты ему веришь? — тревожно спросил Влад.
— Старый дурак! — с неожиданной яростью бросила Чага.
— Имка у него чуткая была! Да она нас чуть ли не каждый день металлу подставляла!..
— Погоди, Имка— это Мать?
— А то кто же! — От бешенства на смуглых щеках Чаги проступил румянец. — Дряблая матка! Дура! Да если бы не она!..
— Успокойся, — попросил, Влад. — Не знаю, как у вас, а у нас о мертвых плохо не говорят.
Он выбрал хворостину потоньше и, взяв ее посередине в хитро сложенный кулак (не зря он наблюдал за Армаем), нажал. М-да… С тем же успехом он мог сжимать ее до вечера. А если рывком? Нажал рывком и чуть не сломал палец. Криво усмехнулся и перехватил хворостину в обе руки.
— Не вздумай ломать об коленку! — быстро предупредила Чага.
— Ладно, — сказал Влад. — Не буду.
Сломал на весу и бросил половинки в костер.
— А ночью они за нами не погонятся?
— Побоятся, — сказала Чага. — Ночью один металл хорошо видит…
По балке гуляли сквозняки, растопыренные солнечные пятна шарили вокруг неярко горящего костра, то ощупывая невзначай обнаженный бицепс Влада, то украдкой оглаживая серебристый бок Седого…
Потом к ним подошла Мать одного из семейств, довольно молодая женщина с властным грубоватым лицом, и заговорила с Чагой. Предложила два мешочка соли, если Седой покроет одну из их самок. Чага согласилась, и Седого увели на случку.