Страница 4 из 143
— Послушай, на твоем месте я бы крепко подумал насчет отдыха в горах. Я почти наверняка уверен, что Анне он не по душе.
— Не по душе? — изумился Виктор. — Да ведь это ее идея.
Я уставился на него.
— Не может быть!
— Еще как может. Говорю тебе, дружище, она без ума от гор. Она их боготворит. В ней же валлийская кровь. В ту ночь на Сноудоне меня поразили ее смелость и выдержка. Метель да страх за Анну вымотали меня донельзя, а она выступила из тумана, как богиня с другого мира. Я никогда не видел ее такой. Она спускалась с этой чертовой горы, словно провела ночь на Олимпе, а я плелся позади, как побитая собачонка. Анна — удивительная личность, ты это понимаешь, не так ли?
— Да, — помедлив, ответил я. — Тут ты совершенно прав.
Вскоре мы разошлись по спальням. Я разделся, натянул пижаму, согретую теплом камина, рядом с которым она висела, заметил термос с горячим молоком, оставленный на случай, что ночью мне захочется пить. Прохаживаясь в мягких шлепанцах по толстому ковру, я вспоминал голые стены комнаты Анны, ее узкую жесткую лежанку. И, уж не знаю зачем, отбросил тяжелый шерстяной плед, положенный поверх одеял, и, прежде чем лечь в постель, распахнул окна.
Уснуть я не смог. Огонь в камине потух, холодный воздух наполнял комнату. Мерно тикал мой будильник, отсчитывая минуту за минутой. К четырем утра я не выдержал и с благодарностью вспомнил о горячем молоке. Перед тем как выпить его, я решил закрыть окно.
Выбравшись из постели, дрожа от холода, я пересек спальню. Виктор оказался прав. Мороз покрыл землю белым налетом. Сияла полная луна. Я постоял у открытого окна и тут увидел какого-то человека, вышедшего из тени деревьев и остановившегося на лужайке под моим окном. Не скрытно, как незваный гость, не крадучись, словно вор. Неизвестный стоял не шевелясь, в глубокой задумчивости, подняв лицо к луне.
Только тут я осознал, что это Анна. В ночном халате, перевязанном поясом, с распущенными по плечам волосами. Она безмолвно застыла на побелевшей от инея лужайке, и вдруг, к своему ужасу, я заметил, что ее ноги босы. Окаменев, я стоял у окна, но внезапно меня пронзила мысль о том, что увиденное мной глубоко личное, тайное, не имеющее ко мне ни малейшего касательства. И я закрыл окно и лег в постель. Интуиция подсказала мне, что я не должен делиться увиденным ни с Виктором, ни с Анной. И потому в душу мою закралась тревога, даже предчувствие беды.
Наутро ярко светило солнце, мы охотились с собаками, Анна и Виктор держали себя как обычно, были веселы, и я даже подумал, что прошлой ночью у меня слишком разыгралось воображение. Если Анна хотела гулять босиком под луной, она имела на это полное право, и я вел себя недостойно, подглядывая за ней. Оставшиеся дни прошли спокойно. Мы все были довольны и счастливы, и мне очень не хотелось уезжать.
Я увиделся с ними вновь, походя, несколько месяцев спустя, перед самым отъездом в Америку. Я заглянул в «Мэп Хауз», книжный магазин на улице Сент-Джеймса, где торговали географическими картами, чтобы купить полдюжины книг, с помощью которых я собирался скоротать долгое плавание в Америку, — в те дни подобное путешествие требовало немалого мужества, так как еще не забылась трагедия «Титаника», — и увидел Анну и Виктора, склонившихся над расстеленными картами.
Поговорить нам не удалось: остаток дня у меня был занят, так же как и у них, поэтому мы обменялись десятком фраз.
— Мы готовимся к летнему отпуску, — сообщил Виктор. — Вот выбираем маршрут. Отменяй поездку да присоединяйся к нам.
— Невозможно, — я покачал головой. — Если все будет нормально, я вернусь в сентябре. И сразу напишу вам. Так куда вы отправляетесь?
— Выбирает Анна, — ответил Виктор. — Она думала не одну неделю и выбрала вершину, которая кажется совершенно недоступной. Во всяком случае, мы с тобой не бывали в тех местах.
Он указал на крупномасштабную карту, расстеленную перед ними. Проследив за его пальцем, я увидел поставленный Анной крошечный крестик.
— Монте Верите, — прочел я и, подняв голову, натолкнулся на взгляд Анны.
— Совершенно незнакомая территория, по крайней мере для меня, — заметил я. — Сначала посоветуйтесь со сведущими людьми, а потом уж начинайте восхождение. Подберите местных проводников и все такое. Почему вы выбрали именно этот горный массив?
Анна улыбнулась, и вновь я ощутил собственную никчемность.
— Гора Истины, — ответила она. — Дойдемте с нами, пойдемте.
Я покачал головой и отплыл в Нью-Йорк.
В последующие месяцы я думал о них, завидовал. Они покоряли вершины, а я отдавал время не моим любимым горам, но тяжелой работе. Как часто я сожалел, что мне не хватает мужества бросить все дела, повернуться спиной к цивилизации и ее сомнительным радостям и вслед за моими друзьями отправиться на поиски истины. Лишь одно удерживало меня: карьера моя представлялась весьма успешной, и было бы глупо обрывать ее на полпути. Цель жизни для меня уже определилась. Перемены запоздали.
В Англию я вернулся в сентябре и, к своему изумлению, не обнаружил весточки от Виктора среди груды ожидавшей меня корреспонденции. Он обещал написать о том, что они увидели и испытали. Телефона у них не было, связаться с ними я не мог, но решил, что напишу Виктору, как только разберусь с деловыми бумагами.
Спустя пару дней, выходя из клуба, я столкнулся с одним нашим общим приятелем. Тот задал какой-то вопрос о моей поездке в Америку, а потом, когда я уже собрался спуститься по ступенькам, добавил: «Бедняга Виктор. Вы еще не успели навестить его?»
— О чем вы? Что с Виктором? — встревожился я. — Несчастный случай?
— Он в санатории, здесь в Лондоне, — последовал ответ. — Нервное расстройство. Вы знаете, что от него ушла жена?
— Мой бог, нет! — воскликнул я.
— Да, да. Это и послужило причиной болезни. Он просто обезумел. Вы же знаете, как он ее любил.
Я окаменел.
— Вы хотите сказать, что она ушла к другому?
— Боюсь ошибиться, но, похоже, так оно и есть. Никто не может добиться от Виктора вразумительного ответа. Во всяком случае, в санатории он уже несколько недель.
Я спросил адрес, тут же остановил извозчика и поехал в санаторий.
Сначала мне ответили, что Виктор никого не хочет видеть, но я упросил отнести ему мою визитную карточку. Я не верил, что он не захочет встретиться со мной. И действительно, вскоре сиделка препроводила меня на второй этаж.
Когда она открыла дверь, я ужаснулся. Виктор сидел в кресле у газового камина с осунувшимся лицом, исхудавший, изменившийся.
— Мой дорогой друг, — я бросился к нему, — я лишь пять минут тому назад узнал, что ты здесь.
Сиделка прикрыла дверь, оставив нас одних.
К моему огорчению, глаза Виктора наполнились слезами.
Казалось, он лишился дара речи и лишь сидел, сжавшись и сгорбившись, а по щекам катились слезы. Никогда я не чувствовал себя таким беспомощным. Вялым жестом руки он указал мне на стул, я пододвинул его, сел, ожидая, что он скажет. Если бы он не захотел рассказать о том, что произошло, я бы не стал настаивать. Я думал лишь о том, чтобы успокоить его, как-то поддержать.
Наконец он заговорил, и я едва признал его голос.
— Анна ушла. Ты это знаешь? Она ушла.
Я кивнул и положил руку на его колено, словно он был маленьким мальчиком, а не мужчиной моего возраста, старше тридцати лет.
— Я знаю, — мягко ответил я, — но все будет хорошо. Она вернется. Не сомневайся в этом.
Виктор покачал головой. Никогда я не видел такого отчаяния, столь абсолютной убежденности.
— О нет, она не вернется. Я слишком хорошо ее знаю. Она нашла то, что хотела.
С душевной болью смотрел я на него, совершенно раздавленного свалившейся бедой. Виктор, обычно такой сильный, уравновешенный.
— Кто он? — спросил я. — Где она его встретила?
Глаза Виктора широко раскрылись.
— О чем ты? Она никого не встретила. Дело в другом.
Если бы речь шла о мужчине, было б гораздо легче…