Страница 39 из 98
Таким образом, полководец расчленяется даже при военном руководстве войной.
«При моей чудовищной перегруженности работой и моей тяжелой ответственности, я мог терпеть вокруг себя только самостоятельных прямых людей, от которых я требовал, чтобы они откровенно высказывали свое мнение, что они иногда очень основательно и делали. С глубокой верой в собственные силы, стойко и прочно стояли около меня мои сотрудники. Они были самоотверженными и в то же время самостоятельными помощниками, проникнутыми высочайшим сознанием долга. Право решения, разумеется, принадлежало мне, так как ответственность, которую я нес, не допускала колебаний. Война требовала быстрых действий. Но в моих решениях не было своеволия, и когда я уклонялся от предложений моих сотрудников, я никогда их не оскорблял. В этих случаях, а также, когда происходил обмен мнений, я старался, не впадая в неясность, признавать воззрения, не совпадавшие с моими».
Правда, по свидетельству Гофмана, ближайшего помощника Людендорфа на Востоке, последний неискренен в своих заявлениях, и в 1918 году Гофман, уже начальник штаба главнокомандующего на Востоке, разойдясь по взглядах с Людендорфом на условия Брестского мира, много претерпел неприятностей от ставки, придя к заключению, «что и большие люди бывают мелочны».
Мы не будем вдаваться в личную жизнь Людендорфа. Он был служебно общителен, а «в общем я держался совершенно замкнуто, так как я слитком хорошо знал людей», – откровенничает он.
На этом мы кончаем нашу экскурсию для знакомства с теоретическим обликом полководца.
Из этого беглого знакомства, без излишних доказательств, видно, насколько был прав Наполеон, который советовал «сознать и уяснить: создан ли я для войны или нет». Очень и очень хороший совет и для наших дней, и мы горячо рекомендовали бы ему следовать не только кандидатам в полководцы, но и вообще всякому военному деятелю. Правда, иной может переоценить свои силы, но все же и для него такой внутренний анализ будет полезен, заставив задуматься над своими действиями и тем, что недостает для пополнения необходимых качеств и познаний.
Глава VI
Думы о начальнике генерального штаба
В предыдущей главе мы более или менее подробно останавливались на теории о «полководце», так как положения ее нам будут необходимы не только, чтобы разобраться в личности Конрада) но и при дальнейшем исследовании службы генерального штаба вообще.
Мы не будем утруждать читателя изложением своей теории о полководце, ибо считаем, что классики за нас сказали все и гораздо авторитетнее, нежели бы мы стали излагать, вернее, пересказывать их мысли. Нами будут лишь отмечены некоторые мысли современности.
Вернемся к бывшему начальнику австрийского генерального штаба. Наше первое с ним знакомство не может, конечно, быть исчерпывающим, но полученное впечатление позволяет дать Конраду некоторую оценку.
Мы рассматриваем начальника генерального штаба, как «полководца», но не в старом понимании, а лишь как «мужа государственного», как члена «коллектива», который руководит войной. Набросанное нами выше свидетельствует, что мы далеки от передачи «полной свободы» в руки «полководца» в руководстве войной.
Нужно сказать, что в нашей военной литературе по этому вопросу уже имеются вполне здоровые мысли. А. Свечин в «Стратегии», говоря об «интегральном полководце», приходит к выводу, что «войну ведет верховная власть государства; слишком важны и ответственны решения, которые должно принимать руководство войной, чтобы можно было доверить его какому-либо агенту исполнительной власти».
«Наши представления о руководстве извращаются применением термина „верховный главнокомандующий“, – продолжает он, – мы связываем его с лицом, которому подчиняются действующие армии и флот и которое объединяет всю власть на театре военных действий. В действительности такой главнокомандующий не является верховным, так как ему не подчинено руководство внешней и внутренней политикой и всем тылом действующих армий, поскольку ему не принадлежит вся власть во всем государстве. Стратег-главнокомандующий представляет лишь часть руководства войной… Полная мощь избранному полководцу – это устаревшая, впрочем, никогда не отражавшая какой-либо действительности формула».
Признавая необходимость объединения руководства войной на фронтах «политической, экономической и вооруженной борьбы», А. Свечин находит, что «такая задача по плечу лишь руководящий головке господствующего класса, олицетворяющей в себе наивысшую в государстве политическую компетенцию, осуществляющую верховную власть… Коллектив этой головки является интегральным полководцем».
Мы слышали, что и Клаузевиц видел в главнокомандующем полководца без приставки «верховный», а потому нами начальник генерального штаба и рассматривается как «стратег-главнокомандующий, представляющий лишь часть руководства войной».
Теория с непреложностью говорит о необходимости у полководца равновесия ума и характера, при чем как тот, так и другой должны быть и высокой степени развиты, выделяя полководца среди прочих военных деятелей.
Что касается умственных способностей Конрада, то они, безусловно, отличали его не только среди генералов австро-венгерской армии, но и начальников генеральных штабов других армий Европы. Ум полководца, по мнению Клаузевица, должен быть более пытливым, объемляющим, нежели творческим и односторонне изучающим. В первом свойстве ума – в пытливости, мы не можем отказать Конраду, но что касается широты его, то, схватывая более или менее верно военные явления, начальник австрийского генерального штаба в постановке политического прогноза не поднимался выше остальных бюрократов Дунайской империи. В этом отношении ум Конрада был именно «односторонне изучающим», мало соответствовавшим той высокой должности, которая занималась героем нашей повести.
С молодых лет Конрад усиленно занимается изучением военного дела. Широкое знакомство с историей последних войн, вплоть до посещения полей сражений, извлечение из этих войн опытных данных, постоянное размышление о войне – все это способствовало развитию умственных способностей начальника австрийского генерального штаба. Нельзя сказать, что Конрад понял и предугадал характер будущей мировой войны, – нет, в этом он не дошел до величия полководца, но что и здесь он был не ниже остальных начальников генеральных штабов иных армий, а может быть и превосходил их, сомнений быть не может.
Конрад признается нам, что он с неохотой втянулся в политическую жизнь, предварительной подготовки к которой у него не было. В этом, конечно, мы видим естественное последствие воспитания военных деятелей конца XIX века, подкрепленных к тому же взглядами Мольтке. Но, раз вступив на путь политики, Конрад смело шел вперед, выявляя в своих суждениях мысли знаменитого германского фельдмаршала. Для Конрада политика, «к сожалению», также была неотделима от стратегии, поэтому все стремления начальника генерального штаба направлялись к обезвреживанию политики. Получая указания свыше о работе в контакте с политикой, сам об этом часто повторяя, Конрад фактически стремился вести самостоятельную политику, наиболее отвечающую, по его понятиям, военному положению государства.