Страница 12 из 25
– Как тебе? – спрашивает Эскобар, пока мы спускаемся к автостоянке.
– Я тронута до глубины души, это самый ценный опыт в моей жизни. На расстоянии казалось, они живут как животные, вблизи же все эти люди оказались похожи на ангелов… И ты всего лишь хочешь вернуть их в человеческие условия, правда? Спасибо, что пригласил меня познакомиться с ними, за то, что ты для них делаешь.
Повисла долгая пауза, потом Эскобар кладет мне руки на плечи и произносит:
– Никто не говорил мне такого… Ты совсем другая! Как насчет того, чтобы поужинать со мной этим вечером? А поскольку я предвидел твой ответ, то взял на себя смелость удостовериться, что салон красоты будет открыт в любое время, чтобы ты смогла избавить свои волосы от здешнего зловония…
Отмечаю, что он тоже воняет, как скунсик. Радостно смеясь, Пабло восклицает, что к нему неприменимы уменьшительно-ласкательные суффиксы вроде «ик», потому что он – настоящий Зорро![31]
Мы входим в ресторан, сопровождаемые вереницей изумленных взглядов. Шепот сопровождает нас. Мы располагаемся за самым дальним столиком от двери, откуда видно всех посетителей. Я говорю Пабло, что никогда еще не ужинала с тем, у кого беру интервью, и уж тем более с политиком, а он отвечает: «Все когда-то случается в первый раз». Затем, пристально глядя на меня, с улыбкой добавляет:
– Знаешь, в последнее время, каждый раз, когда мне грустно, или я чем-то обеспокоен… я начинаю думать о тебе, вспоминая, как ты кричала на этих крепких парней, окутанная облаками слезоточивого газа: «Сохраняйте достоинство! Вам не стыдно? Прямо как девчонки!» – Ты, будто Наполеон во время Ватерлоо… Это самое забавное, что мне когда-либо приходилось видеть! Я смеюсь довольно продолжительное время, а потом…
Пока он останавливается, раззадоривая мое любопытство, я мысленно готовлю ответ.
– Потом я продолжаю думать о тебе, стоящей в ледяной воде, промокшей до нитки. Ты, как настоящая пантера, в своей прилипшей к телу тунике… – Довольно долго смеюсь… и говорю себе, что ты действительно очень… очень… смелая женщина.
Хочу добавить, что никто не замечал за мной подобных достоинств, но Пабло продолжает:
– И ты умеешь быть благодарной как никто. Хотя красивые женщины не имеют привычки быть благодарными.
Уверяю, я точно могу быть безгранично благодарной, так как не отличаюсь выдающейся красотой, никто никогда меня не одаривал, не замечал во мне каких-либо особых талантов. Пабло спрашивает, что же я тогда из себя представляю, и я говорю: «Собрание незаурядных недостатков, которые пока что не заметны, но с прошествием времени уж точно проявятся». Он просит рассказать, как я попала в компанию к Марго.
Я рассказываю, что в 1981 году это, в общем-то, был мой единственный шанс обрести профессиональную независимость. Я отказалась от должности ведущей программы новостей «24 часа» в семь вечера, потому что, когда речь заходила об «М-19», директор Маурицио Гомес вынуждал меня называть их «бандой душегубов», а я меняла название на «партизанский отряд, повстанцы, боевики или диверсионная группа». Маурицио почти ежедневно упрекал меня, угрожал уволить и напоминал, что я зарабатываю около 5000 долларов США в месяц. Я твердо заявляла: был бы он даже внуком самого консервативного президента Колумбии или сыном Альваро Гомеса[32], возможно, следующим, – не важно, сейчас он прежде всего журналист. В один прекрасный день я взорвалась и оставила самое хорошо оплачиваемое место на телевидении. Зная, что совершила огромную ошибку, я предпочла бы скорее умереть, чем признаться в этом кому-то.
Пабло благодарит за доверие, интересуясь, известно ли о моих заслугах «повстанцам, боевикам или участникам диверсионной группы». Отвечаю: нет. Я даже не знакома с ними. В любом случае я отказалась не из-за политических соображений, скорее пошла на принцип, придерживаясь определенных правил, как того требует журналистика.
– Так называемые «повстанцы» явно не руководствуются твоими принципами, похитив сестру Хорхе Очоа, как и многих других. Я хорошо теперь их знаю, да и они меня.
Тем временем я вспоминаю, что где-то читала про освобождение девушки. Прошу Пабло рассказать, как им это удалось.
– Я нашел восемьсот человек, приставил их к каждой из восьмисот телефонных будок Медельина. Затем мы отслеживали звонки в шесть вечера – время, назначенное похитителями для обсуждения способа оплаты выкупа в двенадцать миллионов долларов. После долгих часов слежки мы одного за другим отсеивали невиновных, пока не вышли на «партизан», потом вычислили главаря банды и похитили всю его семью. Так мы освободили Марту Ньевес, и тогда «боевики, партизаны и диверсанты» поняли: с нами шутки плохи.
Удивленная, я спрашиваю: как в одиночку можно так быстро заручиться поддержкой восьмисот человек.
– Это всего лишь вопрос правильного выбора стратегии. И хотя это было нелегко, другого варианта у нас не было. В ближайшие дни, если позволишь, я познакомлю тебя с остальными городскими и общественными проектами, тогда ты поймешь, откуда взялись все эти люди. Но сегодня я хочу говорить только о тебе. Что случилось с Анибалом? Вы оба казались такими счастливыми.
Поясняю: благодаря «горкам» кокаина, которыми Пабло его угощал, я решила, что мне не подобает жить с наркоманом, но добавляю, что обсуждать мужчину, которого любила, с другим – не в моих правилах. Эскобар отмечает, что это в самом деле необычная черта, и тут же интересуется, правда ли, что я была замужем за аргентинским режиссером на двадцать лет старше меня. Признаюсь, что, к сожалению, мы до сих пор женаты:
– Хотя имущество уже поделили, он наотрез отказывается подписать развод. Не дает мне заново выйти замуж, чтобы самому не жениться на женщине, которая понимает, с чем мне приходилось мириться.
Эскобар молча смотрит на меня, как будто запоминая последнюю фразу, затем резко меняется в лице и безапелляционным тоном указывает, что я должна делать:
– Завтра твой адвокат позвонит Дэвиду Стивелу[33], чтобы назначить ему срок подписания развода до среды. В противном случае ему не избежать последствий. Мы с тобой поговорим после закрытия нотариальных контор, расскажешь, как все прошло.
С глазами, сияющими в янтарном блеске свечей, я спрашиваю, способен ли «Зорро» убить «чудовище», которое держит принцессу в башне. Взяв мою ладонь, Пабло очень серьезно отвечает:
– Только если он храбрый. Я не трачу пули на слабаков. Но за тебя не жалко и умереть, так ведь, любовь моя?
Две последние фразы, вопрошающий взгляд и легкое прикосновение позволили мне наконец понять: мы уже не просто друзья, нам суждено стать любовниками.
Когда Пабло звонит вечером в среду, у меня для него плохие новости.
– Так, значит, подписывать он не собирается… Упрямый парень попался… Хочет усложнить нам жизнь… Крепкий орешек! Разумеется, до того как что-то предпринять, я должен спросить: когда ты наконец станешь свободной женщиной, поужинаем снова в ресторане моего друга Окампо «Пелуса»?
Отвечаю: мне слабо верится, что к 2000 году я до сих пор буду свободна, а Эскобар восклицает:
– Нет-нет-нет! Я говорю про пятницу, послезавтра, пока какое-нибудь другое «чудовище» не попалось мне на пути.
Смиренно вздохнув, я замечаю, что такие проблемы не разрешаются за сорок восемь часов.
– Послезавтра ты будешь свободна и будешь здесь, со мной. Доброй ночи, любимая.
В пятницу, когда я прихожу домой на обед, просидев на студии, редактируя телепрограмму со свалки, моя домработница сообщает, что господин Эрнан Харамильо звонил три раза, он срочно хочет поговорить со мной. Я набираю своему адвокату, он вскрикивает:
– Этим утром звонил раздосадованный Стивел и сказал, что должен подписать «этот проклятый развод» до полудня, или ему крышка! Бедолага пришел в нотариальную контору мертвенно-бледный, словно из воска. Дрожа как лист, почти на грани инфаркта, он еле-еле подписал документ. Потом, не сказав ни слова, выскочил, словно за ним гнался дьявол. Не могу поверить, что ты три года была замужем за таким трусом! Ладно, теперь ты свободна! Поздравляю, сейчас можешь готовиться к следующему замужеству, но на этот раз это должен быть хороший и богатый парень!
31
Зорро (El Zorro) – дословно: лис (исп.).
32
Альваро Гомес Уртадо (Alvaro Gomez Hurtado) – колумбийский адвокат, политик, писатель и журналист. Сын экс-президента Лауреано Гомеса.
33
Дэвид Стивел (David Stivel) – писатель, продюсер, кино- и телережиссер, работавший в Аргентине и Колумбии.