В лесной чаще

Баллард и Пьер вытаращили глаза на своего собеседника. Такого поворота событий они не ожидали.

– Да-да, это и есть суть того, что я пытаюсь до вас донести. – подытожил наконец Кхамап – «Азад Хинд» превратилось в жёстко-структурированное преступное сообщество, или даже в секту. Они являются самой авторитетной группой влияния в Индии, поскольку в их рядах не только головорезы на вроде тех, что вы видели в Кашмире, но и высокопоставленные политические фигуры. Считается, что «базой» этой структуры остаётся именно Порт Блэр, вот почему даже сегодня контрабанда и налоговая офшоризация в нашем регионе остаётся возможной и столь эффективной.

Над столиком повисло молчание, индус отпил немного кофе, которое успело заметно остыть, а Пьер в это время спросил, нарушая тишину:

– Ты хочешь сказать, что этот Арнав может быть членом «Азад Хинд»?

Кхамап только пожал плечами и ничего больше не ответил.

– Не имеет никакого значения, к какой группе он принадлежит! – сказал наконец Баллард, но сам того не желая, он произнёс это слишком громко, из-за чего ему пришлось осмотреться, наблюдая не прислушивался ли владелец веранды к разговору мужчин – Он вызвался за очень немалую плату выполнить нехитрое поручение для меня, вот и всё.

– Уважаемый профессор, – отозвался Кхамап – я бы вам посоветовал воспользоваться услугами Арнава только один единственный раз, и сделать это так, чтобы у него не возникло желания вас в чём-то подозревать. Люди из «Азад Хинд» не знают жалости, а то, что вы англичанин, во многом усугубляет ситуацию.

Баллард перевёл дух. Так как никто больше ничего не говорил, профессору ничего не оставалось, как взять свой телефон и сделать один единственный звонок. Пьер слышал, каким коротким был разговор с человеком на другом конце. Когда разговор был окончен, Баллард объявил, что в два часа после полуночи катер Арнава будет на оговорённом месте.

Пьер быстро заснул, очевидно, сказалась усталость и обилие впечатлений, которые на него произвели недавние события и открытия, сделанные благодаря его спутникам и его собственному решению поддаться в водоворот приключения.

Поставив будильник на час ночи, Пьер пробудился за полчаса до полуночи, чувствуя себя выспавшимся и вполне отдохнувшим. Мужчины остановились в доме того же самого индуса, который владел небольшой кофейней. Владелец кофейни не пришёл в восторг от предложения позволить путникам провести несколько часов отдыха в его доме, хотя Кхамап и предлагал ему более чем внушительную сумму.

«– Очевидно, бедолага всё-таки кое что услышал из нашей беседы!» – заключил позже Кхамап – «Его насторожили наши упоминания о группах влияния и о «Азад Хинд», этого стоило ожидать»

Пьер, таким образом, имел лишний шанс убедиться в правоте суждений своих компаньонов. Местные жители в действительности были напуганы малейшей перспективой оказаться вовлечёнными в дела групп влияния. Они понимали, что завышенные гонорары и компенсации за оказываемые чужеземцам услуги не могли компенсировать им стоимости их жизней. Очевидно, далеко не все здесь разделяли ту убеждённость Кхамапа относительно предопределённости судьбы и безразличного принятия смерти. Да и сам Кхамап, чем дальше – тем больше, забывал про эту свою доктрину, поскольку на горизонте уже маячило нечто более осязаемое, чем простая искорка надежды.

Отчалив ночью от берега, ещё до рассвета они должны были достичь сокровенного острова, безымянного клочка суши в океане, которому было дано столь много имён и ни одно из которых так и не осталось при нём.

Пьер осмотрелся, не вставая с циновки, и обнаружил, что его компаньонов не было на их спальных местах. Выйдя на веранду, туда, где минувшим вечером мужчины пили кофе, Пьер обнаружил Балларда, сидевшим за столом, с большой, полулитровой, кружкой чая. Хозяин кофейни, судя по всему, проникся неким радушием к профессору и обслуживал его прихоти даже ночью. Впрочем, оплата окупала все неудобства.

– А где Кхамап? – спросил Пьер, когда понял, что Баллард увидел его.

– Очень интересный вопрос. – угрюмо, глядя изподлобья, ответил профессор – Хотел бы я знать, куда исчез этот хлыщ! Когда я проснулся, его не было в комнате, и я вышел сюда. Масул вон говорит, что видел, как наш друг наспех собрался и был таков.

Потратив не более двух-трёх секунд на то, чтобы обдумать услышанное, Пьер почувствовал как на душе вновь сделалось неспокойно.

– Ты говоришь, – продолжал профессор – мы можем ему доверять?

Но Пьер ничего не ответил, он только лишь подошёл к импровизированной стойке, за которой стоял владелец кофейни и попросил у того стакан воды. Однако, мужчина разумеется не понял просьбы и продолжал глазеть на Пьера улыбаясь, ожидая, как если бы клиент мог вдруг заговорить на хинди или санскрите. Пьер вовремя опомнился и несколькими жестами объяснил индусу, что он хотел. Вместо воды мужчина подал Пьеру стакан холодного чая. За то короткое время, что длилось его недоумение, профессор уже успел объяснить ситуацию.

– У них здесь не принято пить простую воду, это небезопасно. Высока вероятность заражения холерным вирионом, это такой микроорганизм, являющийся возбудителем тяжёлого инфекционного заболевания, как правило, это брюшной тиф.

Они покинули кофейню, дополнительно оставив владельцу заведения некоторое вознаграждение и профессор попытался объяснить ему, чтобы тот не волновался не о чём. Индус кивал головой соглашаясь с каждым словом Балларда, но Пьер уже прекрасно понимал, что такое поведение здесь было обычным делом, если индусам приходилось общаться с клиентом-европейцем, который щедро платил. Деньги заменяли все лингвистические нормы, однако смысл, передаваемый этим средством, всегда лежал на поверхности. Выйдя из заведения за полчаса до назначенного часа, мужчины не прогадали, им понадобилось двадцать с небольшим минут, чтобы достичь места, в котором их должен был ждать катер.

Улицы почти полностью опустели, но некоторые жители окрестных трущоб продолжали слоняться от дома к дому, предаваясь своему, только им одним понятному, образу жизни. Путники двигались быстро, по возможности скрытно, чтобы не привлечь к себе внимание местных. На каком-то интуитивном уровне Пьер понимал, что дневное показное радушие индусов по отношению к иноземцам, теперь, ночью, могло обернуться совершенно иной реакцией. Ему вдруг вспомнился иллюстративный пример из английской истории колонизации северо-востока Индии и той её части, которая впоследствии стала Пакистаном. Англичане, прибывшие в эти территории, обнаружили удивительное архитектурное явление. В наиболее бедных районах города, всякий жилой дом имел минимум два этажа, даже если жилые помещения были только на одного человека или на одну семью. При этом, первый этаж зданий не имел ни окон ни дверей. Входная группа всегда обустраивалась уже на уровень выше и обитатели таких жилищ традиционно поднимались по вертикальной, деревянной лестнице, чтобы попасть в своё жилище. Всё это не могло не удивить иноземцев, но уже первым же вечером их удивление и всевозможные догадки были развеяны реальностью положения дел. Оказалось, что в этой части страны, прирост населения традиционно опережал экономическое развитие, а распределение ресурсов, традиционно, складывалось в пользу очень ограниченного круга лиц. И местные правители нашли выход, объявив «час ночной индульгенции», когда одни бедняки, могли безнаказанно, под покровом ночи, врываться в дома к соседям и убивать их, присваивая себе любое имущество. Разумеется, всё это дозволялось делать лишь в течение определённого времени по ночам, но эффект оказался столь сильным, что население стало сокращаться, и вся социальная энергия была направлена внутрь своего же социума, где бедняки боролись друг с другом, а не с теми, кто создавал для них подобные условия. В результате, появилась традиция строить дома таким образом, чтобы по наступлению позднего вечера, можно было попросту поднять лестницу и головорезам было бы не с руки пытаться проникнуть в труднодоступное жилище. Вскоре этот пример распространился, и большое количество домов стали строиться именно на таком принципе.