Страница 11 из 12
Айме выпрыгнула из узкого окна и ударилась о землю; от боли она зашаталась, потащила за собой ушибленную стопу, и остановилась, не зная, куда идти. Хриплый отчаяния вырвался из горла:
- Хуан, Хуан!
- Айме! Почему так кричишь? Ты с ума сошла? – заметила Моника, понизив голос, и приблизилась к сестре.
- Хуан! Хуан! Найди его, беги за ним, Моника! Останови его! Он сошел с ума!
- Он хотел уехать и уехал. Он уехал!
- Он не уехал, Моника! Он спятил! Хочет отомстить!
- Его единственная месть – сдержать данное мне слово: уехать навсегда. На этот раз бесполезны кричать и рыдать. Он ушел навсегда! Я со слезами умоляла его, и он сдержит обещание.
- Не будь дурой! Я же сказала, он не уехал. Ты не поняла? Не уехал! Он остался, чтобы отомстить. Он сказал, что женится на тебе, чтобы наказать меня и свести с ума, чтобы я знала и сильнее страдала, он знает, что больше всего на свете меня ранит, что ты, что ты и он…!
Разъяренная Моника де Мольнар встала перед сестрой. Белые руки вцепились в плечи Айме, она тряхнула ее, заставив посмотреть в свои глаза, где сверкали молнии, и возмущенно приказала:
- Замолчи! Замолчи! Не говори ни слова, иначе я не отвечаю за себя! За кого ты меня принимаешь? Думаешь, что я такая же, как ты, гнилая и презренная распутница? О чем ты вообще думаешь? Замолчи уже!
- Это тебе нужно замолчать! Ты либо не знаешь, что произошло, либо не хочешь знать! Или уже знаешь и согласилась уехать с ним!
- Уехать с кем? О чем ты говоришь?
- Ты только следишь за мной и соперничаешь из-за тех, кто любит только меня! Сначала из-за Ренато, а затем из-за Хуана!
- Замолчи! – воскликнула выведенная из себя Моника, дав ей звонкую пощечину.
- Моника! Айме! Что случилось? – удивился Ренато, который тихо подошел к возбужденным сестрам.
- Ренато! Ты видел… – забеспокоилась Моника.
- Я видел, как ты дала пощечину сестре, сочла ее необходимой.
- Моника не простила, что я раскрыла ее, – прервала Айме, владея положением. – Она вне себя, потому что ты узнал и заставляешь ее выйти замуж. И на это ей нечего возразить. По-моему, ты переусердствовал. Если она не хочет, зачем принуждать ее?
Моника сжала губы, опустила глаза и оперлась о колонну, а сильный гнев, что зажег ее кровь, сменился холодом, свинцовой тяжестью проникнув в тело и душу. И она почти не слышала, безразличная к силе страдания, к словам сестры:
- Она как сумасшедшая, и поэтому я прощаю ей дурное обращение. В конце концов, этот вопрос тебя не касается, Ренато. Лучше оставить в покое Хуана Дьявола, отправить маму с Моникой в Сен-Пьере. Сжалься надо мной, потому что я уже не могу, у меня нет сил!
Со слезами она кинулась в объятия Ренато, но тот холодно отстранился. Он смотрел на Монику, на измученное тело у колонны, сжатые губы, закрытые глаза, поднятое лицо с выражением наивысшего отчаяния. Спокойно и сдержанно он произнес:
- Если Хуан действительно имеет долг перед тобой, Моника, то нельзя отказываться. Если ты в порыве слабости кинулась ему в объятия, то нельзя такой женщине отказываться от замужества. Плохо или хорошо, но ты должна, а если тебя пугает его скромное положение, то после свадьбы все изменится. Прости, если настаиваю, но мне необходимо знать, любишь ли ты Хуана, любила ли, была ли с ним близка, ты… А если так, то нельзя отвергать предложенное мной – справедливое и порядочное – стать его женой.
- А если она не любит его? – взбунтовалась Айме.
- Я люблю его, Ренато. Я выйду замуж, уеду туда, куда он отвезет меня. Я согласна, и это мое последнее слово!
Дрожащая Айме слушала слова Моники; что-то изменилось и прояснилось в суровом лице Ренато. На секунду он переместил взгляд от бледной женщины у колонны и пронзил им лицо жены. Айме де Мольнар тоже побледнела, как Моника, ее губы дрожали, а блестящие агатовые глаза вспыхнули недобрым блеском. Свет озарил лицо Ренато и сразу погас, когда с его губ просочилась тонкая болезненная усмешка:
- Видишь? Не нужно прибегать к крайностям, чтобы убеждать ее в справедливости. С каждым случается минутная слабость, но люди благородного происхождения всегда исправляют ошибки, и Моника оправдала свою породу. А к тебе, Айме, у меня один вопрос: как ты выбралась из комнаты?
- Я? Ну, через окно. Твоя глупая затея вынудила меня так поступить, и пользуясь возможностью, хочу сказать, что не готова терпеть такое обращение…
- Боюсь, тебе придется терпеть вещи посерьезнее, дорогая, – мягко объявил Ренато со зловещей затаенностью. – Вернемся в комнату. Оставь Монику в покое. Она понимает больше тебя и полностью приняла ответственность за свои поступки. Правда, Моника?
Бледная Моника подняла на него ясные, непорочные глаза, и пронзила гордым взглядом, непроизвольно внушая уважение:
- Действительно, Ренато. Я смело смотрю на последствия своих поступков.
5.
- Сядь и отдохни. Завтра тебя ожидают великие волнения, завтра, которое уже наступило.
Айме и Ренато подняли голову. В открытом окне они увидели край светлеющего неба. На нем сияла красным угольком звезда, как огненный бутон, как жгучая капля крови.
- Все будет готово: бумаги, священник, судья. К счастью, у нас дома есть нотариус. Не совсем готов добрый Ноэль, но скоро развернет бурную деятельность, узнав, что это касается жизни Хуана Дьявола. Он всегда питал удивительную слабость к моему брату.
- А? – поразилась Айме. – Что ты сказал, Ренато?
- Думаю, ты пропустила эту деталь. Да, Хуан Дьявол мой брат. Конечно, в гербе Д'Отремон есть побочная ветвь; хотя нет, ведь он простой ублюдок. Плод измены, позора, предательства женщины и неверности друга. Больно говорить, но этим другом был мой отец, но такова голая правда.
Айме еще ниже опустила голову, закрыв лицо руками. Сердце так сильно колотилось, и она решила, что оно уже не выдержит. Все вокруг представляло сплошной кошмар, безумный вихрь, в то же время грубые, насмешливые, леденящие и звенящие слова Ренато словно парили в мрачной бесконечности:
- Как раз вчера ночью я убедился, что он мой брат. И посмотри-ка, какие мы олухи, чувствительные, мягкосердечные. Я почувствовал нежность и бесконечную радость, когда пошел сжать его в объятиях, предложить ему то, что согласно моему утопическому взгляду на жизнь, принадлежит ему: половину состояния. Слезно умолять мать дать ему имя моего отца, чтобы он стал таким же, как я. Какой же я дурак, правда?
- Почему ты так говоришь? Почему твои слова источают горечь и ненависть?
- Ты в самом деле спрашиваешь? Не знаешь? Иногда достаточно луча света, чтобы увидеть пропасть; достаточно минуты, чтобы жизнь в корне переменилась, – Ренато скорчил гримасу, и поток яда стал еще горше: – Да, мой брат, пропащий брат, контрабандист, почти пират, как твоя сестра Моника – притворная и подлая, циничная и легкомысленная. Правда?
Он долго ждал ответа, и наконец, дрожащие и мокрые от слез губы Айме проговорили:
- Ты очень суров к ней, Ренато. Сжалься и взгляни на них снисходительней, более…
Задыхаясь, она замолчала, а Ренато шагнул к открытому окну, откуда виднелась панорама долины, засеянных зеленых полей, вершин гор, первыми получавшими лучи солнца. Взгляд опустился ниже, и он вздрогнул, увидев человека со скрещенными руками, мрачного и хмурого, перед жилищем Д'Отремон, тоже наблюдавшего за восходом солнца. Затем горько усмехнулся и протянул к Айме руки, заставляя встать и взглянуть в окно:
- Взгляни на Хуана. Он ждет солнечного дня своей свадьбы. Дня, когда жизнь этих людей изменится. День его свадьбы!
- О Хуан! Что ты делаешь?
- Уже видите, позавтракайте со мной как все моряки: это первое, что мне попалось под руку. Слуга в этом доме позволил делать все, что хочется. А где ряд этих прислужников в белых рубашках? Они случаем не охраняют все пути с оружием?