Следователь и Демон

- А слуги?

- Все слуги на ночь покидают усадьбу, расписываясь у охраны в ведомости и сдавая ключи. Так что это кто-то из нас, постояльцев.

...Они решили ужинать в комнате следователя. Камин, наконец, прогрел маленькое помещение и теперь от стен поднимался явный запах сырости, а высокие окна неистово потели, заливая широкие подоконники потеками воды.

- А не мог убийца уйти через окно?

- Не думаю. - Фигаро взял в руки вилку и нож. - Здесь, правда, всего-то второй этаж, но очень высокий. К тому же окно было закрыто и заперто на защелку, а запереть его можно только изнутри.

- Я как-то видел один фокус; там человек запирал дверь изнутри. Нужна веревка и такая хитрая петля...

- Знаю, знаю. Сам видел. Но там необходимо, чтобы под дверью была щель. Окна же здесь прилегают к рамам очень плотно, почти герметично. Как, кстати, и двери. Да и как бы он спустился? По веревке? А потом закрыл окно изнутри, как-то снял веревку... Нет, чушь. Королевская охрана ходит вокруг усадьбы. Окно комнаты министра попадало в их поле зрения каждые две минуты. Убийца бы просто не успел уйти.

- А, может, у него был сообщник.

- Вы опять мыслите как следователь, - Фигаро рассмеялся и сунул в рот кусок мяса. - М-м-м, эфо бофефстфенно! А тфуфеля! Ум-м-м!

- Не стану спорить... А что это? В розетке?

- Икра трески. Это надо на хлеб, а потом вот с этим соусом...

- Очень вкусно!

- А то...

Некоторое время они жевали, пыхтели и отдувались. Затем Гастон сказал:

- Но ведь тогда, если по уму, получается, что главный подозреваемый - министр?

Фигаро сразу загрустил.

- Выходит, что так. Но, во-первых, убить генерала в его комнате - идеальный способ подставить Рамбо; об этом тоже нужно помнить. Алиби-то ни у кого нет, даже у нас с вами. А во-вторых, король правильно сказал: такие господа, как тут собрались, не стреляют друг в друга из пистолетов - эдак бывает только в тех детективных романчиках, что продают на железнодорожных станциях. Если министру чем-то не угодил генерал, то он бы нанял профессионалов. И тогда Штернберга нашли бы в гостиничном номере с пачкой снотворного в руке и запиской «Прощай, жестокий мир!».

- Но это могла быть самооборона.

- Опять-таки хорошо. - Фигаро довольно кивнул. - Мы из вас еще сделаем следователя, Гастон... Вот только в комнате нет никаких следов борьбы. И если бы генерал с министром поскандалили, то наверняка перебудили бы всю усадьбу - помните, какой у Штернберга был голосина? Что твоя труба. Но - допустим. Допустим, что это была самооборона.  Как вы себе это представляете? Врывается генерал к Рамбо с саблей наголо... Или нет, лучше так: размахивая револьверами...

- Оружия при нем не было?

- Нет. Его, конечно, можно и спрятать, да только почему тогда пистолет, из которого кокнули Штернберга оставили на полу? Ну не удалось бы обставить это дело как самоубийство, хоть ты тресни! Выглядит это так: ранним утром генерал за каким-то чертом заходит в комнату министра. Тот стреляет в него, неведомо как запирает дверь изнутри и отправляется... - Фигаро полистал блокнотик с показаниями - ...отправляется вниз на кухню, где требует кофе и круасан.

- Чушь, но по времени все сходится.

- Это если мы примем на веру показания Воронцовой. Она говорит, что слышала что-то похожее на выстрел около половины шестого утра, а потом кто-то несколько раз хлопнул дверью. Если это был убийца, то логичнее всего предположить что она слышала именно Рамбо, покидавшего место преступления. Но если убийца - она... В это, кстати, я готов поверить: женщинам свойственна импульсивность. К тому же Мари великолепно стреляет.

- Опять двадцать пять, - вздохнул Гастон, уплетая бутерброд с икрой. - А этот... Музыкант?

Фигаро изобразил страдальческую мину. Когда Клерамбо вернулся в усадьбу - было уже около половины пятого - то, узнав о смерти генерала, закатил целую сцену со слезами, истерикой и нервными судорогами.

«Убийца! - вопил музыкант, заламывая руки и то и дело сморкаясь в огромный кружевной платок, - среди нас убийца! Душегуб! Здесь, в этих стенах! О-о-о, я не вынесу! Смерть, кругом смерть!»

Он успокоился лишь тогда, когда Малефруа отрядил двух милых служаночек отпаивать истерика сердечными каплями. Следователь же, представив себе процесс допроса Клерамбо, почувствовал себя дурно, поэтому просто отрядил для этого (с позволения Фунтика, конечно) двух приятного вида господ из королевской охраны.

Через час выяснилось следующее: музыкант проснулся примерно в то же время, что и следователь, потребовал в комнату молока с медом и пирожков с капустой, после чего оделся и около половины десятого отправился на прогулку. Все это подтверждалось показаниями слуг; на момент убийства у Клерамбо алиби тоже не было.

Но сейчас Фигаро вспомнил слова Лизы, услышанные им днем. И просто сказал:

- Я не знаю, Гастон. Клерамбо... Я бы сказал, что он темная лошадка. У него нет алиби, но есть идеальная маска восторженного дурачка. Я не доверяю ему, но само по себе это ничего не значит, потому что я не доверяю здесь никому... Ну, кроме вас, разумеется. Иначе я бы сейчас с вами не кушал...

...Жандармы из Старгорода прибыли только к вечеру. По пути их карета дважды застряла в дорожных ямах, а уже на подъезде к усадьбе тарантас представителей закона, влетев в скрытую под поверхностью необъятной лужи кочку, лишился переднего колеса.

Пока кучер и молодой сержант, исторгая ужасающие проклятия, занимались ремонтом, остальные жандармы отправились на место преступления. Однако до боли знакомых Фигаро перебранок, хамоватых «р-р-разойдись!» и соленых шуточек по прибытию «синих мундиров» не последовало. Никто никого не таскал за вихры, никого не допрашивали с пристрастием, никто не поднимал на уши всю усадьбу криками «а ну-ка тащи сюда соседей, курва мать, будем свидетелей спрашивать!». Жандармы с вытянутыми лицами ходили на цыпочках, говорили шепотом, обращались ко всем на «вы», краснея задавали вопросы и, получив ответ, тут же раскланивались, извинялись, и исчезали где-нибудь за углом.

Фигаро, которому в конце концов осточертели эти «танцы на цырлах», отловил жандармское начальство - красномордого лейтенанта с крашеными подусниками и сломанным носом, вытащил служивого во двор и ткнул ему под нос свое удостоверение следователя ДДД. Жандармы и Департамент Других Дел относились друг к другу нейтрально; им нечего было делить в правовом поле, поэтому Фигаро мог рассчитывать на некоторую откровенность.

Главжандарм, с которого при виде «корочки» Фигаро слетела значительная часть кротости, ругнулся, закурил вонючую цигарку, и, разведя руками, сказал:

- Вы, господин следователь, не взыщите, а только дело такое, что мне из тутошних господ проще всего на вас «браслеты» нацепить.

Фигаро кивнул.

- Да, я это уже и сам понял. Что вы собираетесь делать?

- Делать? - жандарм сплюнул. - А что и всегда: жмура на ледник, «ствол» в мешок, под сургуч. Снимем пальчики, сделаем вскрытие... Да только кому я обвинение предъявлю?! Министру? Или, может быть, Их Величеству?! - он горестно махнул рукой. - А, ну его все... Скажусь завтра больным. Пущай начальство думает, что и как, у него голова большая...

Фигаро, в общем, его понимал. Он подумал, что не хотел бы сейчас оказаться на месте жандарма, но вспомнил, что, фактически, уже на нем оказался. Поэтому следователь просто матюгнулся и пошел помогать с тарантасом - проклятое колесо никак не садилось на ось.

...Покончив с рябчиками, Фигаро достал трубку, набил ее, закурил и шумно вздохнул.

- Ладно, Гастон! Мы тут с вами обсуждаем убийство, но, по-моему, кое о чем забываем. И покойный генерал, и министр, которого мы записали в главные подозреваемые и все остальные являются предполагаемыми жертвами некоего существа...

- Черный Менестрель? - Гастон почесал нос. - Вы думаете, что у кого-то вконец съехала крыша?

- Не исключено. Понимаете, длительные психологические - а особенно псионические - атаки часто становятся причиной реактивных психозов... Может, у генерала, наконец, не выдержала голова. А, может, она не выдержала у кого-то другого... Рассказывайте, что вы за сегодня накопали.