Гибель богов

- Может, и я с тобой?

- А ее куда? Испужаится еще... Охраняй уж...

...Потом он подсел к ней, и она была рядом. Снова что-то нахлынуло, как там, первый раз, и он приобнял ее, и ему показалось, что плечи ее, на которые он положил руки, вдавились вместе с его рукой. Он почувствовал, что она неподатлива, что она как-то боится его.

- Ты что? - зашептал он.

- Не надо, Саша.

- Чего не надо-то?

- Не надо, миленький.

- Так, а как же ты?.. В прошлый раз-то... Сама же хотела...

- То было, Саша, в прошлый...

- А теперь, значит, отрезала, не любишь, значит? - Он ерничал. - Про того Мослова, или Мосолова, вспомнила? Или как его по-другому?

- Сашенька, что же ты говоришь-то? Я люблю тебя, одного тебя... Но не надо, Сашенька... Ты сам будешь ругать себя... Замучаешь себя...

Он долго молчал.

- Все, завязано! - сказал приобнимая. - Не надо. Действительно, Нюша, не надо...

18

Лишь на четвертый день они догнали воду - слишком много времени потеряли на демагогии, как определил потом, признавая общую вину, Иннокентий Григорьев. Искусственный канал соединился, когда сняли перемычки. Вода из озера хлынула вниз, несколько часов она лила шустро, и три четверти леса, поваленного безалаберно в разных местах лощины, они волоком, по воде, перетащили за сутки. Потом, когда вода в речке упала и озеро "потекло" в сторону реки, работы пошли тяжелее, а последние лесины буквально тащили по грязи...

В те часы была их жизнь неимоверно тяжелой, жестокой и суровой. Они зверски орали друг на друга, и на своего бригадира, кажется, в первую очередь. Это он выдумал им такую программу! Он, ни кто иной. Забыли, как день назад хвалили его, превозносили и делали богом - решил-то он пронблему, можно сказать, полушутя-полусерьезно. Всего день назад он был в их глазах особый, замечательный парень, он упал им в качестве подарка с неба - хозяин, деятель и борец, счастливый человек трудной судьбы. Иннокентий так говорил, подмазываясь, и тот же Иннокентий, когда уловил другое настроение людей, стал потихоньку их уводить в иной бок. Зачем стоило, мол, затевать все это даже без малой механизации? Чужой, злой его голос бил хлестко, и от губительных суждений эти и без того злые люди, пахавшие без передышки почти трое суток, сатанели.

- Хватит, - закричал первым Метляев, - к черту эту остальную часть.

Можно было его понять. Весь он почернел, ибо, как простаку, ему вместе с самим бригадиром и Васькой Вахниным в этих условиях доставалась самая тяжелая часть работы: лесины им надо было выковырять из болотной жижи и тоском тащить до канала, где еще осталась какая-то часть воды.

- Доделаем, - рассудительно успокоил бригадир, подталкивая жердь под очередную лесину. - Ну, взяли, Коля! Еще один плотик, и баста!

Они взяли еще и еще, потом еще, и уже выбились из сил перед самым обедом. Нюша им принесла обед сюда, все потянулись к лужку, где она расстелила скатерку. Лишь Акишиев не уступал, пихая к каналу очередную лесину.

...Если бы кто-то потом описывал его историю, он, конечно, сказал бы: Акишиев здесь первый раз подорвался, здесь он, потеряв в них веру, решил доказать: до последней лесины можно вызволить, до последнего бревна привезти в строящийся поселок. Он не ушел даже тогда, когда остался один: ушел и Мокрушин.

Лишь помогала ему Нюша. Последнюю лесину они перекатывали долго и бесполезно, Акишиев не сдался и после того, как где-то под ребрами у него ойкнуло, в глазах поплыли черные мухи, он уткнулся коленом в грязь... Потом он встал, потом он дотащился до плотов, потом он последнее бревнище увязал, еще что-то Нюше сказал, и упал на еловую постель, сготовленную кем-то. Он уснул мертвым сном.

19

"Стоит ли это все того, чтобы отдавать свою жизнь капля за каплей? Совершать такие поступки, умирать на плоту от боли? Есть-то дела крупные, благородные! Что же метать бисер перед свиньями?" - "Тихо, Нюшенька, сладко поспи! Не стоят они того!" - "Одни живут и поражают своей исключительностью, а он... Он, знаете о чем рассказывал, когда упал на плоту и говорил мне тихо, скрывая страдание: "Метляева ты зря так не долюбливаешь! Привлекательный человек! Хочет ведь лучше стать"... Это о том самом Метляеве, который по сути первым поставил Сашу-то в такое положение. "Верить надо в людей, Нюша! Человек сложный, умный, но изломанный... Он десятым в бедной семье рос... Доброту-то и этот леший в себе скрывает. Говорит, запряжет, бывало, тятя в бричку Орлика. На душе сладко от езды быстрой!"... Они бросили его, он надорвался, а виду не показал"... - "Спи, спи!" - "Как же... как же... Идут люди, их в кино показывают... мысль о долге каждого перед человечеством... а тут... тут всего простой пример... Как же теперь буду жить! Без Сашеньки, без его смеха, без дела его..."

Акишиев упал на еловую постель. Внутри все разрывалось, боль усиливалась с каждой минутой.

- Ты-ка, дай мне водички, - попросил он.

Нюша опрометью бросилась за кружкой, которая была в куче посуды там, на лужке.

- Зачем? Ты из ладошек...

Она, волнуясь, спешно вымыла руки и зачерпнула в большие свои ладони студеной речной воды.

Он стал нежадно пить.

- Пахнет-то, - сказал он, глядя на нее ласково, - снегами... Как это ты пела-то? Идут белые снеги, и я тоже уйду?

- Где болит, Сашенька? - Она впервые так назвала его и прильнула к его тяжело поднимающейся и опускающейся груди.

- Ничего, уже проходит... Который теперь час-то?

- Рассветает, поди, - сказала она.

- Вот жизнь! - он тихо улыбнулся. - Все свет и свет, ни тебе полнолуния, ни тебе темноты...

- А полнолуние, Сашенька, теперь и есть... Ты-ка взгляни на небо-то...

- Ага, полнолуние... Ты не обидешься на меня, что я тебе скажу? Нет?

- Нет, - тихо прошептала она, догадываясь, о чем он ей скажет.

- Ты самая красивая девушка, Нюша... Но согрешил я... Согрешил с Клавкой... Совесть меня мучает...

Она замерла, напружинилась вся.

- Клавка-то растерялась... Растерялась... И вдумчивая, и мучает ее что-то, а я-то и вовсе болезненно сознаю, что теперь-то нельзя ничего переиначить... Нельзя...

Она не отвечала ему, в душе тяжело что-то билось, и она не понимала, как надо поступать ей.

- Вот и вся мудрость... Самая ты красивая девушка, а совесть меня мучает... Это все-то не придумаешь и не пропоешь, как в песнях, это все потому, что в обратную сторону не повернешь... Почитай мне что-нибудь... легче, глядишь, будет!