Страница 9 из 16
– Да, но почему вы считаете, что русские достигнут большего успеха в своем предприятии?
– Кори, это так очевидно! Китайские власти не простили нам победы в опиумной войне, а в Индии достаточно подданных Далай-ламы, которые доносят ему о некоторых недовольствах, имеющих место быть среди ламаистского населения. И в то же время территории Центральной Азии, недавно присоединенные к России, в большой мере населены адептами ламаизма. Далай-лама вполне может счесть полезным для себя наладить дружественные сношения с царем Александром. А наша задача, в свою очередь, этого не допустить.
– Но я не представляю, как это возможно. Мы не имеем никакого влияния на Лхасу. И даже регенты императора Гуансюй для нас недосягаемы. – Озабоченность Кори явственно читалась на его обычно скучном и невыразительном лице.
– Вы меня удивляете! – сердито буркнул в ответ Дизраэли, раздраженный непонятливостью обычно весьма сообразительного помощника. – Используйте проверенные методы, разошлите наших агентов по пути следования экспедиции, не жалейте средств. Местное население должно быть уверено в том, что русские… – он пощелкал пальцами, словно помогая дельной мысли поскорее оформиться, – желают похитить Далай-ламу. И, кстати, было бы неплохо лишить их возможности закупки продовольствия на территории Внутренней и Внешней Монголии. Надеюсь, это вам по силам? – постукивая пальцами по подлокотнику кресла, поинтересовался Дизраэли, одаривая своего секретаря чуть презрительным взглядом. – Не жалейте денег, на наше с вами счастье, китайские чиновники так же алчны, как и прежде. Подкупайте проводников, распускайте слухи. Свяжитесь с лордом Литтоном и подготовьте записку в Форин-офис, пусть тоже поработают. Если русские проникнут в Тибет и сумеют взять его под свой контроль, они буквально возьмут нас за горло. Мы не можем этого допустить. Действуйте, Кори. Действуйте немедленно! Обо всех новостях, связанных с экспедицией Пржевальского, докладывайте немедленно. И да, – спохватился он, останавливая пятившегося к дверям кабинета Кори, – я не буду сильно страдать, если господин Пржевальский в этой экспедиции погибнет. Согласитесь, преодоление Гоби, да еще неведомых науке горных хребтов и перевалов, – дело рискованное… – Дизраэли мечтательно улыбнулся, прикрывая глаза.
Успех путешествия в таких диких странах, какова Центральная Азия, много, даже очень много зависит от таких условий, которые невозможно определить заранее. Необходимо рисковать, и в этом самом риске кроется значительный, пожалуй, даже наибольший шанс успеха.
– Ну что ж, друзья, с Богом! – стоя перед построившимся в шеренгу отрядом, перекрестился Пржевальский. – И пусть их там дипломаты ведут переговоры, торгуются из-за Кульджи, наше дело – исследование новых земель во славу Российскую и на благо отчизны! – Эти несколько напыщенные слова у Николая Михайловича прозвучали просто и проникновенно, и, сказав свою коротенькую торжественную речь, он вскочил на коня и дал команду маленькому каравану трогаться вперед.
Двадцать первого марта тысяча восемьсот семьдесят девятого года на восходе солнца вереница из тринадцати всадников, двадцати семи вьючных верблюдов, небольшого стада баранов и нескольких приблудившихся собак тронулась в долгий, полный опасностей путь.
«Итак, мне опять пришлось идти в глубь азиатских пустынь! Опять передо мною раскрывался совершенно иной мир, ни в чем не похожий на нашу Европу! Да, природа Центральной Азии действительно иная! Оригинальная и дикая, она почти везде является враждебной для цивилизованной жизни. Но кочевник свободно обитает в этих местах и не страшится пустыни; наоборот, она его кормилица и защитница. И, по всему вероятию, люди живут здесь с незапамятных времен, так как пастушеская жизнь, не требующая особого напряжения ни физических, ни умственных сил, конечно, была всего пригоднее для молодечествующего человечества»[1].
Предгорья Тянь-Шаня. «Проводник-тургоут, взятый нами с Гашун-нора и плохо вообще знавший даже до сих пор направление пути, теперь окончательно сбился с толку, войдя в горы, не имеющие никаких резких примет для ориентировки. Тем не менее монгол не сознавался в своем неведении и водил нас наугад из одной пади в другую. Так, блуждая, сделали мы целый переход. На следующий день повторилось то же самое. Тогда я прогнал негодяя-проводника, который и раньше того не один раз обманывал нас, за что, конечно, получал должные внушения.
Вообще путешественнику в Центральной Азии редко когда удается иметь хорошего проводника. Обыкновенно бывает одно из двух: или плут, или дурак. Притом же тот и другой одинаково получают от китайцев приказания следить за тем, что мы делаем, не говорить ничего лишнего и возможно больше обманывать нас во всем, чего мы не можем увидеть собственными глазами. Поэтому все расспросы, в особенности про окрестную страну, ее производительность, быт населения и т. п., из десяти раз на девять приводят к совершенно отрицательным результатам. Даются показания ложные, а если проводник глуп, да притом еще усердствует отличиться перед своим начальством, то обыкновенно рассказывает совершенную галиматью».
– Оазис! Оазис! – подлетая к каравану и радостно размахивая нагайкой, сообщил Иринчинов. – Где Николай Михайлович? Впереди Хами, завтра к полудню можем дойти! – Подскакавший к Роборовскому казак с трудом сдерживал танцующую лошадь.
– Не спеши, Дондок, – делая очередную зарисовку гор, посоветовал Всеволод Михайлович. – На охоте он, они с Егоровым ускакали, к вечеру будут, а про Хами – это хорошо, хоть помоемся как люди, – почесывая карандашом загривок, посетовал поручик. – Два месяца в пути! У меня от грязи уже чесотка начинается. А, Эклон? Хочешь в баню?
– Хочешь, – отвлекаясь от съемки местности, кивнул Эклон. – Только откуда же в Китае бани? Дремучий ты человек.
– А как же они моются? Моются ведь?
– Моются. Вообще-то они народ чистый, но вот попариться не рассчитывай.
– Почему?
– Они в бочках моются. Большие такие, по самое горло. На дно бочки раскаленные камни кладут, чтобы воду нагреть, и – бултых, – не отрываясь от дела, пояснил Эклон.
– А хоть бы и в бочке, лишь бы отмыться, – махнул рукой ставший неприхотливым в походе Роборовский. – Лишь бы уж поскорее.
На следующий день около полудня, как и обещал Дондок, отряд увидел далеко впереди небольшой оазис, а чуть погодя стало возможно различить невысокую глиняную зубчатую стену города.
«По своему положению Хамийский оазис весьма важен как в военном, так и в торговом отношении. Через него пролегает главный и единственный путь сообщения из Западного Китая на города Са-чжеу и Ань-си, в Восточный Туркестан и Джунгарию. Других путей в этом направлении нет и быть не может, так как пустыня пересекается проложенною дорогою в самом узком месте на протяжении трехсот восьмидесяти верст от Ань-си до Хами, да и здесь путь весьма труден по совершенному почти бесплодию местности. Справа же и слева от него расстилаются самые дикие части Гоби: к востоку песчаная пустыня уходит через Ала-шань до Желтой реки; к западу та же недоступная пустыня протянулась через Лоб-нор до верховьев Тарима. Таким образом, Хами составляет с востока, т. е. со стороны Китая, ключ ко всему Восточному Туркестану и землям притяньшаньским. Раз этот пункт будет занят неприятелем – вся китайская армия, находящаяся к западу, будет отрезана от источников своего снабжения, т. е. от собственно Китая.
Не менее важно значение оазиса Хамийского и в торговом отношении. Через него направляются товары, следующие из Западного Китая в Восточный Туркестан и Джунгарию, а также идущие отсюда в Западный Китай. Этот транзит еще более усилится, если только упрочится и разовьется, согласно недавно заключенному трактату, наша торговля в застенных владениях Китая. Но для этого прежде всего, конечно, необходимо, чтобы китайцы не на одной только бумаге, а в действительности желали вступить с нами в торговые сношения».
1
Здесь и далее Н. М. Пржевальский «Из Зайсана через Хами в Тибет и на верховья Желтой реки».