Страница 9 из 17
– Конечно, – подтвердил хозяин, – это весьма почтенный господин. Кстати, это не вы, юноша, пришли с мистером Бэлфуром?
– Да, я самый.
– Не друг ли вы ему? – полюбопытствовал хозяин: по шотландскому обычаю такой вопрос означал, не являюсь ли я родственником Эбенезера Бэлфура.
– Нет, – сказал я, помотав головой.
– Вот как, – удивился хозяин, – а между тем у вас, как и у него, во взгляде есть что-то похожее на мистера Александра.
– Эбенезера здесь, кажется, недолюбливают?
– Да, – кивнул хозяин, – он злой старик, и многие желали бы видеть его в петле, например Дженет Клоустон и другие, кого он разорил дотла. Раньше он тоже был славным малым, пока не распространился слух о мистере Александре. С тех пор Эбенезер стал совсем другим человеком.
– Какой слух? – насторожился я, замерев на месте.
– Будто бы он убил Александра. Вы разве не знаете?
Я чуть не открыл рот от изумления:
– Зачем ему убивать его?
– Затем, чтобы присвоить себе имение.
– Имение? Шоос-хаус?
– Конечно, другого нет.
– О, – чуть не застонал я, – неужели это правда? Разве мой… разве мистер Александр был старшим сыном в семье?
– Надо полагать, иначе Эбенезер не совершил бы преступления, – пробурчал хозяин, отвернулся и отошел от нас явно раздраженный затянувшимся разговором.
Как помнят читатели, я уже давно заподозрил неладное, но одно дело догадываться, а другое – знать наверняка. Я сидел как громом пораженный теми фактами, что на меня обрушились. Представить только: я, почти нищий, два дня тому назад явившийся в Шоос-хаус из какой-то глухомани, на самом деле богач, мне по праву принадлежат обширные земли и огромный дом, и я мог бы завтра же вступить во владение ими, если бы знал, как это устроить. Сотни приятных мыслей теснились в моей наивной голове, пока я сидел у окна гостиницы, никак не реагируя на то, что творилось вокруг. Помню только, что взгляд мой задержался на капитане Хозизене: он стоял на молу и отдавал приказания матросам, а потом зашагал обратно к гостинице. В нем не замечалось той неуклюжести, что свойственна морякам на суше: высокий, статный, подтянутый, он невольно привлекал к себе внимание, а его мужественное лицо, как и прежде, выражало строгость и спокойствие. У меня не оставалось никаких сомнений в том, что Рэнсом – лгунишка: так мало его рассказы соответствовали благородной наружности капитана «Конвента». Я тогда еще не знал, что на самом деле Хозизен не был ни таким хорошим, как я думал, ни таким дурным, как обрисовал его Рэнсом: в Хози-Ози уживались два человека, и лучший из них исчезал, едва капитан ступал на борт своего судна. Окрик дяди вернул меня к действительности, они с Хозизеном уже покинули гостиницу и стояли на дороге. Я подошел. Капитан заговорил со мной серьезно, как с равным, что всегда лестно для юноши.
– Сэр, – сказал он, – мистер Бэлфур хвалит вас, да и мне лично вы очень нравитесь. Я хотел бы получше познакомиться с вами. Предлагаю воспользоваться тем временем, что у нас осталось. Приглашаю вас к себе на бриг до начала отлива, выпьем хорошего вина и потолкуем – это займет от силы полчаса.
Нельзя выразить словами, как мне хотелось рассмотреть внутреннее устройство судна, но я помнил о грозившей опасности и ответил, что мы с дядей условились пойти к стряпчему.
– Да-да, – улыбнулся Хозизен, – мистер Бэлфур сообщил мне об этом. Шлюпка высадит вас возле мола, что в двух шагах от дома Ранкэйлора. – Капитан вдруг наклонился и шепнул мне на ухо: – Берегитесь старого лиса, он замышляет против вас недоброе. Поедемте на корабль, мне нужно побеседовать с вами. – Он взял меня под руку и повел к лодке, на ходу громко вопрошая: – Что вам привезти из Каролины? Друг мистера Бэлфура может заказывать мне все, что пожелает: табак, экзотические перья, мех редких зверей, пенковую трубку, дрозда-пересмешника, который мяукает, точно кошка. Не хотите ли красного, как кровь, американского зяблика? Выбирайте что вам угодно.
Мы подошли к шлюпке, и он ввел меня в нее. Я и не пытался сопротивляться: я, деревенский простак, по глупости верил, будто нашел в капитане наставника, и радовался, что увижу бриг. Как только мы уселись, лодка отчалила от мола и устремилась к судну. Я так восхищался открывшимся живописным видом берегов, так засмотрелся на корабль, который, по мере того как мы приближались, вырастал прямо на моих глазах, что едва понимал, о чем говорит капитан, и отвечал ему наобум.
Едва мы оказались у борта «Конвента» – я буквально разинул рот, изумленный высотой судна, шумом волн, ударявшихся о борта, и оживленными возгласами матросов, – Хозизен объявил, что мы с ним как гость и хозяин взойдем на корабль первыми, и приказал спустить тали[5] с грот-рея. Меня поспешно подняли на воздух и опустили на палубу, где капитан уже дожидался и тотчас же опять взял меня под руку. Так я стоял некоторое время, чувствуя головокружение, скорее даже страх, потому что все вокруг колыхалось. Но мне понравились новые объекты, которые я увидел, а капитан, указывая на самые интересные из них, объяснял мне, для чего они предназначены, и громко произносил их морские названия.
– А где дядя? – спохватился я, озираясь по сторонам.
– Да, – отозвался Хозизен, и лицо его внезапно приняло свирепое выражение, – в том-то и вопрос.
Я понял, что погиб. Собрав все силы, я вырвался, бросился к борту и заметил шлюпку, уже развернувшуюся в сторону города; дядя сидел на корме.
– Помогите, помогите, убивают! – пронзительно закричал я, и мой вопль разнесся по обе стороны гавани.
Дядя обернулся – я встретил его искаженный злобой и ужасом взгляд. Это последнее, что я запомнил: сильные руки оттащили меня от борта. Потом вдруг ударила молния – я увидел вспышку света и упал без чувств.
Глава VII
Плавучая тюрьма
Я очнулся в темноте и ощутил ноющую боль во всем теле, я был связан по рукам и ногам, и меня оглушало множество незнакомых звуков. Я различил рев воды, как у громадной мельничной плотины, тяжелые всплески волн, сильный шум парусов и громкие крики матросов. Все кругом то с головокружительной быстротой вздымалось, то столь же быстро устремлялось вниз, а я чувствовал себя таким разбитым, что вообще не понимал, где нахожусь. Путаные мысли мелькали в моем мозгу, пока я не осознал, что лежу где-то внутри злосчастного брига, что ветер, похоже, усилился и начался шторм. Мною овладели мрачное отчаяние, горькое раскаяние в своем безрассудстве и безумный гнев на дядю. Я снова впал в забытье.
Когда я пришел в себя, тот же рев, те же беспорядочные сильные толчки оглушили меня и принялись трясти, как куклу. Ко всем моим страданиям добавилась морская болезнь человека абсолютно непривычного к морю. Пока я рос, я перенес немало испытаний, но ни одно из них не могло даже сравниться с тем, что я пережил в первые часы пребывания на «Конвенте», ни одно так не терзало мне душу и тело. Я услышал пушечный выстрел и рассудил, что, наверное, экипаж брига не в состоянии справиться со стихией и подает сигналы бедствия. Я обрадовался: уж лучше погибнуть в океане, чем сгинуть в рабстве. Как же я ошибался! Позже я узнал, что из пушки палили по приказу капитана, – вот пример того, что даже худшие из людей имеют свои положительные стороны. Оказалось, мы крейсировали тогда в нескольких милях от Дайзерта, города, где построили «Конвент» и где несколько лет назад поселилась миссис Хозизен, престарелая мать капитана. Теперь, куда бы ни направлялся корабль – домой или в рейс, – в дневные часы он никогда не проходил мимо Дайзерта, не салютовав из пушки и не вывесив флаг.
Я потерял счет времени: в той вонючей конуре внутри судна, где я лежал, день ничем не отличался от ночи, часы тянулись вдвое дольше обычного, и положение мое не оставляло ни малейшей надежды на лучшее. Я молил только об одном: чтобы бриг разбился в щепки о какой-нибудь утес или погрузился носом вперед в глубину океана. Наконец спасительный сон избавил меня от сознания моих несчастий. Пробудился я от луча света – надо мной, направляя мне в лицо ручной фонарь, стоял человек лет тридцати, невысокого роста, с зелеными глазами и рыжими всклокоченными волосами.
5
Тали (мор.) – грузоподъемное приспособление из двух соединенных между собой тросом блоков, подвижного и неподвижного.