Страница 18 из 91
— Он что, был построен поклонником идей нацизма?
— Что такое? А-а-а! Вы имеете в виду решетки с орнаментом в виде свастики… Нет, здание было построено еще до того, как нацисты избрали себе эту символику. У свастики древняя история, а само это слово пришло к нам из санскрита. Когда храм построили, этот изломанный крест символизировал нечто совсем другое — а именно: целостность вселенной.
В это время в комнату вошла Лаура Бимиш-Невилл. Она окинула быстрым неулыбчивым взглядом Кэти и Гордона и коротким энергичным движением пожала им руки.
— Я отведу вас к себе в офис, чтобы Стефан смог наконец заняться своими делами, — сказала она. Кэти заметила обозначившуюся на мгновение у нее между бровей глубокую морщину и проследила за ее взглядом. Женщина смотрела на мужа, который, снова опустившись в кресло, сосредоточенно созерцал ежедневник.
— Ты уже ходил на ленч, дорогой?
Ему потребовалось несколько секунд, чтобы ответить.
— Нет… нет еще. Так и не собрался. Из-за всех этих утренних потрясений.
— Я скажу, чтобы тебе принесли поесть с кухни. — Она повернулась к Кэти: — Пойдемте.
С этими словами она вышла из комнаты, уведя с собой Кэти и Гордона.
Ее офис находился в полуподвале. Спустившись по лестнице, молодые люди зашагали вслед за ней по выложенному каменными плитами сводчатому коридору мимо процедурных кабинетов, комнат для коллективной терапии и офисов, размещавшихся между поддерживавшими своды мощными каменными опорами. Подойдя к двери с вмонтированной в нее смотровой стеклянной панелью, она отперла ее и впустила их в свой кабинет, где находились металлический стол и стулья с металлическими сиденьями и ножками. На столе стояли телефон и видеосистема. У стены помещалась смотровая кушетка, а в противоположной от нее стороне выстроились в ряд металлические конторские шкафы с файлами. Над стулом хозяйки кабинета виднелось полукруглое оконце, прорезанное в толстой стене и напоминавшее амбразуру. Висевший под каменными сводами потолка плафон с флуоресцентными трубками заливал помещение неуютным холодным светом.
Поначалу Кэти показалось, что общаться с Лаурой, говорившей коротко и по делу, будет легче, нежели с Бимиш-Невиллом.
— Мой муж слишком много работает. — У Лауры были правильные черты лица, длинная шея, гордая осанка и светлые волосы, стянутые в аккуратный хвост на затылке. Она была моложе мужа минимум лет на десять. Ее светлые, с удлиненным разрезом глаза, лишенные нормального человеческого тепла, от утомления казались тусклыми. — И все эти потрясения ему ни к чему.
— Что, трагедия произошла в особенно трудное доя клиники время? — спросила Кэти, стараясь говорить с сочувствием в голосе, хотя ее поражало очевидное равнодушие, которое Лаура демонстрировала по отношению к смерти Петроу.
— У нас всегда трудные времена.
— Я просто интересуюсь, не находился ли Петроу перед смертью в состоянии длительного переутомления.
Лаура сощурила глаза.
— Обычно в конце лета нас всех посещает чувство, что мы малость вымотались. К примеру, в этом году никому из нас так и не удалось вырваться в отпуск.
— Скажите, каковы ваши обязанности в клинике, миссис Бимиш-Невилл?
— Я отвечаю за выполнение лечебных процедур. Стефан назначает курс терапии для каждого пациента, я же составляю индивидуальное расписание лечебных мероприятий, увязываю его с общим расписанием и слежу за тем, чтобы оно соблюдалось. Кроме того, я осуществляю общий контроль за ходом процедур и тому подобными вещами. Как-никак я проработала пятнадцать лет медицинской сестрой.
— Из этого следует, что вы хорошо знали Алекса Петроу?
— Разумеется.
— Как вы в целом его оцениваете?
— Не очень высоко. Он умел производить впечатление, но ему всегда не хватало основательности. Имел тенденцию терять интерес к делу, когда речь заходила о трудных случаях. Предпочитал спихивать их другим. При этом он пользовался у некоторых пациентов большой популярностью.
— У мужчин или женщин?
Она пожала плечами:
— И у тех, и у других.
— Кто-нибудь из них оказывал ему особое предпочтение?
— Особое предпочтение? Я говорю лишь о том, что кое-кому из пациентов нравилась его… хм… скажем так, манера общения. Но не более того. Он и в самом деле обладал даром привлекать к себе сердца, относился к людям с сочувствием. Но ничего сверх этого за ним не замечалось.
— А обслуживающий персонал? У него были близкие друзья среди сотрудников? Он с кем-нибудь из них тесно общался?
— Ничего об этом не знаю. Скажем так: слухи о слишком тесных дружеских отношениях между ним и другими сотрудниками до меня не доходили.
— Когда вы в последний раз его видели?
— Не вчера. Это было в субботу днем. Он занимался в гимнастическом зале дальше по коридору. Я пришла в свой офис поработать и видела, как к нему в зал заходили пациенты.
— Вы с ним разговаривали?
— Перемолвилась несколькими словами.
— Вы знаете, что он делал в воскресенье вечером?
Она отрицательно покачала головой:
— Нет. Уж извините.
— Вы не замечали у него признаков депрессивного состояния?
— Нет. Ничего подобного я у него не замечала.
Потом миссис Бимиш-Невилл рассказала о том, как пропела воскресенье, подтвердив своим рассказом отчет своего мужа. Она, кроме того, сообщила, что когда он во второй половине дня отправился в свой офис, она также выходила излома около пяти или пяти пятнадцати, чтобы подготовить все необходимое для концерта в гостиной клиники. Она вошла в главное здание через полуподвал, но когда проходила по коридору нижнего этажа, дверь в гимнастический зал, где Лонг ранее находился в компании Петроу, была заперта и она ни того ни другого не видела.
Кэти попросила показать ей гимнастический зал. Лаура повела ее с Гордоном дальше по сводчатому коридору; в скором времени они остановились перед дверью в каменной нише. Дверь оказалась заперта. Лаура достала из кармана белого халата ключ, отперла замок и провела их в помещение, где пахло сыростью, настоянной на застарелых запахах кожаных матов, талька и пота.
— Алекс оборудовал это помещение собственными руками. — Лаура Бимиш-Невилл зажгла свет. В гимнастическом зале были такие же низкие сводчатые потолки, что и в коридоре. Здесь находились штанги с набором весов, различные тренажеры, разбросанные по полу маты. В углу под потолком крепилась решетка, закрывавшая вытяжное вентиляционное отверстие, окна в стенах отсутствовали.
— Вас беспокоит то обстоятельство, что он не оставил прощального письма, не так ли? — неожиданно произнесла миссис Бимиш-Невилл. — Но известно, что самоубийцы далеко не всегда оставляют подобные записки.
Впервые за время их знакомства Кэти почувствовала, что эта женщина пытается завязать с ней серьезный разговор, а не просто стремится от нее отделаться.
— Да, — согласилась она. — Но мы до сих пор не нашли ни одного человека, которому хотя бы на минуту пришла в голову мысль, что Алекс находился в состоянии депрессии.
— В конце концов, мог иметь место обыкновенный несчастный случай.
— Что позволяет вам выдвинуть подобное предположение?
— Бросьте, сержант… — Лаура посмотрела на нее в упор. — И вы, и я сталкивались по работе с весьма странными вещами. Не отрицайте, случайные повешения бывают. Кто знает, может быть, такого рода эксперименты с веревкой были для него источником дополнительного адреналина или нездорового возбуждения.
Из коридора до них донеслись приглушенные звуки голосов: настало время дневных процедур, и пациенты возвращались в полуподвал.
— Значит, вы, зная его, считаете подобное возможным?
— Да, — сказала Лаура, отворачиваясь. — Думаю, что такое вполне возможно.
Она направилась было к выходу, но тут дверь словно сама собой неожиданно распахнулась, и в дверном проеме возник Джеффри Парсонс с пылавшим от волнения лицом. Он увидел ее и затараторил как автомат:
— Лаура! Что ты здесь делаешь? Я думал, мы… — Тут он заметил стоявших в глубине помещения Кэти и Гордона, которые с удивлением на него смотрели. — Ох… извините. — Он заморгал. — Извините… Я не знал, Лаура, что ты занимаешься гостями. Увидимся позже. — Он повернулся и выскочил из комнаты. Лаура Бимиш-Невилл одарила Кэти виноватой улыбкой. — Мы все сейчас здесь немного того, — сказала она. — То, что случилось, так ужасно…