Эрбат. Пленники судьбы

— Помощь — это правильно и по делу. Но вот что перед этим надо сделать?

— Не понимаю…

— Лиа, в следующий раз, не сомневайся, я дам тебе хороший подзатыльник! А то и парочку. Для ума. Ну, сколько можно твердить вам, моя дорогая, что во многих ситуациях, прежде чем проявлять человеколюбие к очередному страдальцу, того человека неплохо бы обыскать! Все же не со святыми угодниками дело имеем! И при том обыске искать следует не золото, о чем ты могла бы подумать, а все то же оружие, которым тебя могут неплохо задеть…

— Ой, и верно! Я опять забыла…

— На твое счастье, я помню — Кисс ловко обшарил тело мальчишки и вытащил еще один хорошо заточенный нож. — Хоть предку скажи, пусть тебе почаще напоминает о том, что надо делать прежде всего, раз у самой памяти нет…

В этот момент мальчишка открыл глаза и с ненавистью посмотрел на нас. Потом он что-то зло прошипел сквозь зубы, а Кисс не менее неприязненно ему ответил… Ох уж эти мне их разговоры на совершенно неведомом мне языке, где вроде и слова понятны, если каждое слово произносится само по себе, но вот в целом смысл разговора я уловить никак не могу, как ни стараюсь!

— Кисс, — попросила я парня, — подержи этого мальчишку, или хотя бы скажи ему, чтоб не очень кричал, когда я из него сюрикены попытаюсь вытащить.

— Сам вытащу — Кисс достал свой нож.

— Погоди! Надо сначала обезболить! И потом, нож у тебя уж очень…

— А он потерпит — неприятно ухмыльнулся Кисс. — Так ведь, пацан? И не криви рожу, я по твоим глазам вижу, что ты понимаешь наш язык. Кстати, Лиа, у меня хороший нож, чистый…

— Кисс!

— Что, Кисс? — мой спутник распорол пропитанную кровью ветхую ткань штанов на ноге у парня. — Этому пацану прекрасно известно, что за тот номер, что он пытался выкинуть с нами еще совсем недавно, его должны были вздернуть первым. Причем повесили бы его на самом высоком дереве, и в назидание другим. И никто, в отличие от тебя, не стал бы думать о том, что этот сопляк мал, неразумен и что со временем он еще может исправиться. Да за одну только пораненную лошадь его должны были просто размазать по дороге!

— Эй, ты там поосторожнее! — не выдержала я, глядя на то, как лихо Кисс орудует своим ножом, извлекая застрявшие звездочки из тела мальчишки. — Все же в живом теле копаешься, не в дорожной сумке!

— Зато он бы с удовольствием покопался в наших бездыханных телах… Так, пацан?.. Лиа, забирай трофеи — и Кисс попытался сунуть мне в руки сюрикены.

— Сам отдай эти звездочки Трею! А я парня посмотрю… Бинты принеси!

— Ага, подай, принеси, унеси…Кстати, парень, сразу предупреждаю тебя: еще раз попытаешься укусить эту девушку — и я в тот же миг эти звезды, что только что выковырял из твоего тела, воткну назад, причем затолкаю их поглубже. Усек? Советую даже не пытаться проверить это мое обещание. Сдержу.

Пока я осматривала раны мальчишки и перевязывала из принесенными бинтами, все так же зло глядящий на нас мальчишка стал что-то говорить Киссу, причем в его детском голосе, кроме неприязни, стали появляться нотки отчаяния. Когда я попыталась было вмешаться в их разговор, Кисс махнул рукой — иди, дескать, отсюда, дай нам поговорить, здесь бабам слушать нечего… Что ж, надо, так надо, беседуйте, коты бродячие…

Пошла к остальным. Пусть Оран и сказал, что наши парни из схватки вышли всего лишь с царапинами, но, тем не менее, у них кое-где на одежде были пятна крови. В особенности не помешает поглядеть на рану Стерена — судя по тому, как у него идет кровь, «царапина» в том месте должна быть довольно глубокой. С этим следовало сейчас же разобраться, на такой жаре раны запускать никак нельзя…

Несмотря на возражения пожилого стражника, заставила его снять и рубаху, и кольчугу. Что ж, я была права в своем предположении: хотя удар мечом был им получен вскользь, но, тем не менее, по касательной задело шею, так что тут требовалась срочная помощь. Остановила кровь, соединила рассеченную мышцу, наложила повязку…

— Ну, чего там? — а наш стражник, несмотря ни на что, все же понимает, что к таким ранам, как у него, не стоит относиться наплевательски.

— Сейчас около дела… Нормально, в общем. Все, одевайся — я кивнула Стерену на брошенную одежду. — Только не в это… Достань чистую рубаху, а не то прежняя кровью залита. И кольчугу свою на какое-то время убери подальше. Ничего, ты у нас мальчонка крепкий, заживет на тебе все, как на собаке.

Стерен только ухмыльнулся и пошел к своим дорожным сумкам за чистой одеждой. Ладно, а мне бы не помешало также осмотреть остальных раненых, а то Орану в одиночку сложно это делать: все же в помощи нуждаются как мои товарищи по обозу, так и напавшие на нас — они все такие же люди, как и мы. Кстати, наши лошади тоже получили болезненные раны, во всяком случае те лошади, которых мальчишка успел достать ножом — наверняка. Тоже поглядеть бы не помешало…

— Эй, вояки, к вам вопрос — это Кисс, несет на руках того самого мальчишку. Спрашивает он, между прочим, на языке Харнлонгра. А парень на его руках плачет, причем слезы, чувствую, самые настоящие, не притворные, вызванные подлинным горем. Как видно, Кисс нашел общий язык с этим парнишкой. Ну, то, что Кисс всегда находил точки соприкосновения с такими вот мальчишками — это я уже давно заметила. Любой, даже самый недоверчивый ребенок оттаивал в его присутствии, а чуть позже и вовсе был готов пойти за Киссом хоть на край света. Вспомнить хоть Толмача с Лисом — оба парня чуть ли не в голос плакали при расставании с ним… Я уже давно поняла, что дело здесь было не только в необыкновенном обаянии светловолосого парня. Здесь присутствовало еще что-то, куда более личное. Возможно, в обращении Кисса с детьми сказывалось нечто из того одинокого детства, о котором он как-то обмолвился мне. Впрочем, говорить о том периоде своей жизни парень отказывался наотрез…

Опустив парнишку на землю подле наших телег, Кисс спросил:

— Вояки — неудачники, не ответите мне на самый простой вопрос: отец этого пацана жив или нет?

— Тебе что за дело? — огрызнулся кто-то из лежащих на земле.

— Значит, есть дело, если спрашиваю. Ну, чего молчите?

Никто из раненых ничего не ответил, лишь некоторые отводили глаза в сторону.

— Тогда, может, ответите мне: кого вчера вечером повесили на площади в поселке? Только не говорите, что не знаете. При том присутствовали, считай, все, кто только оказался в тех местах. Молчите? Можете не отвечать, мы тоже знаем, что повесили тех троих, кого захватили живыми в схватке у дороги. В числе тех повешенных был и отец этого парнишки. Правильно?

Опять никто ничего не ответил, но общее молчание было красноречивее многих и многих слов. Значит, я не ошиблась: тот мужчина, и верно, был отцом этого взлохмаченного парня…

— Понятно… — протянул Кисс. — Парень, который из них пообещал тебе, что если ты остановишь обоз и поранишь лошадей, то твоего отца отпустят?

— Его здесь нет… — парень вытер мокрое лицо замызганной ладонью. — Нет его здесь… Они меня привезли сюда и сказали, что надо делать… Сказали, что если я все сделаю, как они велели, то батьку освободят… — и мальчишка снова заплакал, но уже без крика и визга, а тихо, как плачут обманутые дети.

— Молодцы — презрительно скривился Кисс, глядя на лежащих на земле людей. — Давно таких орлов не встречал. Ребенком прикрылись… Герои, одним словом. Прямо хоть награждай вас за сметливость и отвагу! Я мог бы понять, если б это еще правдой было — то, что его отец жив, и что его отпустят, если пацан вам поможет… А ведь вы все хорошо знали, что отец этого парня еще вчера был казнен! Он уже второй день на Небесах, и сейчас уже не имеет смысла уточнять, на какие из Небес он угодил, и за какие именно грехи там оказался. Я просто спрашиваю: вам, здоровым лбам, не стыдно было так ребенка обманывать? Или и ему собирались потом по горлу ножиком махнуть?

— Тоже мне, праведник выискался… — пробурчал один из лежащих на земле, высокий мужчина с перебитым носом. — Проповеди читать вздумал… Можно подумать, ты святее самого Всеблагого…