Страница 7 из 12
Термин «научная культура» или «культура науки» используется в разных вариантах и означает место науки в культуре страны или ином культурном контексте. Эти взаимозаменяемые термины преобладали в дискуссиях последних нескольких десятилетий. Один из вариантов, на который явно оказала влияние концепция «двух культур» Чарльза Перси Сноу, сопоставляет научную культуру с культурой гуманитарной, искусством, оспаривая их разделение и недостаток общественного внимания к науке (Snow 1959). Другой вариант употребления фактически взаимозаменим с пониманием науки обществом в более традиционном и ограниченном значении. Такое использование термина приравнивает научную культуру к уровню научной грамотности, а также вниманию и интересу публики к проблемам науки; таким образом, общественность переходит с дефицитно-диффузионистской точки зрения к принятию и поддержке достижений науки и техники. Такое употребление термина было расширено, чтобы он охватывал также и технику, как во французской формуле CSTI (culture scientifique, technique et industrielle) или как в недолгое время принятом Европейской комиссией сокращении RTD culture, относящемся к научно-техническим разработкам (Miller et al. 2002).
Узкая диффузионистская интерпретация научной культуры подвергалась критике как ограниченная и плохо обоснованная (см. выше Дефицит, Модели). Как показывают исследования, опасения и скептицизм по поводу достижений науки могут быть связаны с более высоким уровнем образования и информированности (иначе говоря, с более высокой научной культурой), и напротив, слепое доверие к науке – а в некоторых случаях даже ожидание от нее чудес – может быть совершенно оторвано от реальных знаний и понимания науки (см. Bucchi 2009; а также главу, написанную для этого пособия Бауэром и Фаладе). Узкое понимание научной культуры в духе построений Сноу подразумевает, что она представляет собой отдельный, целостный и монолитный объект, который может быть внедрен в общую культуру и общество с помощью соответствующих коммуникаций.
Более широкий подход подчеркивает разнообразие и фрагментированность научной деятельности, значительную проницаемость границ между современной наукой и жизнью общества, взаимное оплодотворение образов и нарративов в культуре и научных идеях и концепциях, заметное присутствие в общественной жизни и современном искусстве деятелей науки и научных концепций. Такое понимание взаимодействия научной культуры и жизни общества включает не только восприятие общественностью научных знаний как таковых, но и осознание науки частью общества и частью культуры и, следовательно, способность открыто, уравновешенно и критически обсуждать и оценивать роль науки, ее приоритеты и влияние. С недавних пор идет дискуссия об индикаторах измерения научной культуры как комбинации традиционных показателей (например, инвестиций в науку и их отдачи), показателей активности научной коммуникации (от освещения в СМИ до посещаемости научных музеев) и отношения общества к науке.
Проблемы изучения научной коммуникации
Концепции, подобные рассмотренным выше, будет использоваться и дальше, и бóльшая ясность относительно их применения поможет будущим исследованиям. Однако, как упоминалось выше, в этой сфере наблюдаются значительные сдвиги, требующие новых подходов, а возможно и новой терминологии. Так, для описания доступности (во всех смыслах этого слова) ученых и научных организаций к практике и логике общедоступных медиа была предложена концепция медиатизации (Weingart 1998; Peters et al. 2008; Rödder et al. 2012). Она может оказаться продуктивным способом перестроить коммуникационные отношения и прежде всего отойти от представления науки и общества как отдельных и отличных друг от друга. Вероятно, это остается центральной проблемой современного изучения научной коммуникации, но есть и ряд связанных с ней проблем, порожденных коэволюцией науки, общества и средств коммуникации. Мы попытаемся определить наиболее важные из них.
Взаимопроницаемость науки и общества и их разнородные связи накладываются на растущую фрагментацию «аудиторий», медиа и их социальных функций. Научные организации и деятели науки все более разнообразят свои подходы и действия, в том числе в сфере коммуникации, что делает проблематичным дальнейшее использование таких привычных терминов, как «научное сообщество», предполагающих внутреннюю общность и приверженность особым нормам и ценностям (Bucchi 2009; 2014). Не менее важно осмыслить и исследовать определения и разнообразие «аудиторий» в научной коммуникации. Традиционно используемое понятие «аудитории» несет в себе идею пассивной «целевой» аудитории читателей и зрителей, к которой обращаются покровительственно. Нельзя отрицать, что немалая доля аудитории потенциально может остаться отлученной от взаимодействия с наукой и связанной с ней деятельности. Тем не менее очевидно, что социальные изменения, в описаниях современного общества связанные с чувствами неопределенности, риска и недоверия, наряду с изменением медиатехнологий и их использования играют важную роль в переопределении и увеличении количества площадок для научной коммуникации. Эти перемены требуют от исследований в области научной коммуникации более точных карт взаимосвязей между наукой и обществом.
Сегодня цифровые медиа, помимо всего прочего, дают научным организациям и ученым возможность предоставлять конечному пользователю беспрецедентное количество и разнообразие материалов: например, интервью с учеными, тематические подборки новостей, видео. С учетом того, что научные организации все активнее ведут работу по связям с общественностью, это приводит к явлению, которое можно назвать кризисом посредников. Этот кризис не специфическая черта научной коммуникации или даже научной журналистики, в кругах которой он активно обсуждается, но он весьма важен для всей этой сферы. Привычные посредники в сфере научной коммуникации – газеты, журналы, теле- и радиопрограммы, научные центры и музеи, традиционно служившие фильтрами и гарантами качества информации – утрачивают свою роль. Возможно, какие-то ожидания относительно того, что цифровые медиа заново откроют науку широкой общественности (Trench 2008a), оказались ошибочными или преждевременными, но все более широкое использование интернета заставляет ученых воспринимать его как нечто большее, чем просто канал распространения научной информации.
Приведенные выше соображения подводят нас к тому, чтобы тщательно обсудить тему качества в научной коммуникации. Профессионалы обычно гарантируют качество, полагаясь на бренды и репутацию своих СМИ. Читатели, зрители и посетители, как правило, принимают как должное, что материалы, подготовленные отделами науки The New York Times или Il Corriere della Sera, транслируемые по Би-би-си и представленные в экспозициях главных научных музеев и выставок, будут высококачественной выжимкой идей и открытий, просочившихся из научных сфер. Но современный переизбыток информации заставляет пользователя стать более компетентным, а это требует новых определений качества. Научно-общественная коммуникация сегодня должна быть достаточно зрелой, чтобы перейти от героического периода, когда рассказывать о науке можно было как угодно, к стадии, когда критерий качества становится главным для всех участников процесса. Это подразумевает разработку показателей и стандартов предоставления материалов и делает более важной проблему оценки информации (см. написанную Нересини и Пеллегрини главу этого пособия). По мере того как в социальных сетях развиваются основанные на взаимном доверии механизмы оценки самых разных сфер деятельности, например туризма, нечто подобное может возникнуть и в оценке научной информации. Считать гарантией ценности и аутентичности научных публикаций то, что они проверены компетентными специалистами, едва ли будет эффективно. Это еще и серьезный вызов той практике связей с общественностью, которую ведут научные организации, и, следовательно, оценке значения этих институций для общества (см. написанную Борхельтом и Нильсеном главу этого пособия).