Атомный ангел

Йодэлл остановился, чтобы перевести дух. Для него это была самая простая часть лекции, но для публики, пожалуй, самая сложная. Он пожевал губу и глубоко вздохнул.

– К сожалению, в процессе расщепления атомного ядра выделяется немало побочных продуктов, известных под общим названием «радиоактивные вещества». Безусловно, радиоактивность опасна и должна находиться под жестким контролем: особенно важно беречь от нее людей – кроме некоторых случаев использования ее в медицине, о которых мы поговорим далее. Есть нейтронные частицы – и когда они пролетают сквозь нас со скоростью двадцать пять тысяч миль в секунду, сами понимаете, это не очень полезно для здоровья; кобальт-шестьдесят, йод-сто тридцать один, криптон-восемьдесят пять, стронций-девяносто, плутоний-двести тридцать девять, альфа-лучи, бета-лучи, гамма-лучи – все они очень вредны для человека. Альфа-гамма- и бета-лучи поражают ткани организма. У многих из них очень короткая продолжительность жизни – так называемый период полураспада. Под периодом полураспада мы понимаем временной отрезок, в течение которого радиоактивное вещество теряет половину своей силы. У некоторых радиоактивных веществ период полураспада очень короткий, длиной в несколько секунд; у других, как, например, у криптона, намного дольше. Период полураспада у криптона составляет девять с половиной лет, у стронция-девяносто – двадцать восемь лет, у плутония-двести тридцать девять – двадцать четыре тысячи триста лет. Необходимы очень серьезные меры предосторожности, чтобы защитить от этих веществ человечество – не только сейчас, но и в будущем. Первая линия защиты – сам ядерный реактор. Стены защитной оболочки состоят из армированного бетона в два метра толщиной; оболочка имеет форму купола и способна выдержать высочайшее давление. При испытаниях купола этого типа в него вре́зался на скорости шестьсот миль в час полностью нагруженный реактивный лайнер – и купол устоял. От самолета ничего не осталось, а на куполе даже не появилось заметной вмятины. Но даже на случай повреждения купола в Хантспил-Хеде имеется план. Защитная оболочка соединена со вторым строением такого же объема, в котором постоянно поддерживается вакуум. При появлении трещин в защитной оболочке клапаны перехода между двумя строениями открываются автоматически, и весь пар засасывает во второе строение.

Йодэлл снова перевел дух. В горле пересохло, глаза слезились от яркого света, и страшно хотелось почесать в паху.

– Помимо всех внешних систем безопасности, которые вы видели, когда входили на станцию, существуют и внутренние системы безопасности – и их намного больше. Все, что происходит на станции, постоянно мониторят не менее трех независимых друг от друга компьютеров. В случае если получаемые ими данные – на любой стадии – не совпадают, они запрограммированы на то, чтобы автоматически начать процедуру остановки реактора, пока не будет выявлена и исправлена причина сбоя.

О безопасности – особенно о безопасности населения местного городка Хантспил – Йодэлл говорил очень долго. Хантспил в его изображении получился каким-то центром вселенной: даже если рухнет весь остальной мир – не стоит огорчаться, ведь Хантспил (кстати сказать, не получающий от своей АЭС ровно ничего) устоит.

– Говоря об опасности радиации для населения, мы измеряем ее в «единицах». Под «единицей» понимается человек, который все годы своей жизни, двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю находился бы на территории АЭС, питался рыбой, плавающей в жидких отходах, и эти отходы пил. Так вот: в течение года этот человек получит приблизительно тот же объем радиации, что и житель сорокового этажа небоскреба или человек, один раз перелетевший на самолете из Лондона в Нью-Йорк. Или, выражаясь точнее, менее одного процента безопасной годовой дозы!

Йодэлл с торжествующей улыбкой оглядел своих слушателей, однако ответной радости не встретил. Многие в зале добирались сюда куда дольше, чем из Лондона в Нью-Йорк, и вовсе не были счастливы услышать, что получили при этом дозу радиации, пусть и совсем небольшую. Чуть раньше Йодэлл выиграл очко – теперь он очко потерял.

Лектор вздохнул и перешел к статистике – вывалил на слушателей гору цифр, доказывающих, что соотношение цены и эффективности у АЭС выше, чем у электростанций любого другого типа. Публика слушала, зевая. Цифрами этих людей было не удивить – и все они знали, что, жонглируя цифрами, знающий статистик может доказать что угодно. Жесткие пластиковые стулья, пестрые слайды, сменяющие друг друга над головой лектора, необычный выговор Дугласа Йодэлла – все это утомляло. Хотелось уже перейти к более увлекательной части – к вопросам, когда можно будет порвать лектора в клочки, а потом, сыто отвалившись от растерзанных останков, пойти на обед.

– С помощью радиоактивных изотопов, производимых на таких атомных электростанциях, как эта, во всем мире проводится сто пятьдесят миллионов диагностических процедур в год, – продолжал Йодэлл.

Теперь он перешел к использованию радиации в медицине – тема куда более благодарная: спасение от смертельных болезней интересует всех, в том числе и матерых акул пера.

– Терапевтическое облучение кобальтом уже продлило жизнь больных раком во всем мире в общей сложности на одиннадцать миллионов лет, а в следующие двадцать лет, как ожидается, эта цифра увеличится более чем до пятидесяти миллионов. Без атомных электростанций, производящих кобальт в качестве побочного продукта, данное лечение было бы невозможно, поскольку стоимость производства делает его недоступным даже для самых хорошо финансируемых медицинских учреждений.

Семьсот журналистов дружно склонились над блокнотами. Дуглас Йодэлл выиграл еще одно очко.

– Кроме того, радиация играет важную роль в стерилизации продуктов питания. Персики из Южной Африки на полках продуктовых магазинов облучаются небольшими дозами гамма-лучей. Эти лучи убивают бактерии и увеличивают срок хранения персиков в десять раз. По оценкам Всемирной организации здравоохранения, тридцать процентов продуктов в мире портятся прежде, чем попадают к нам на стол. Радиация продлевает срок хранения молока, уничтожает сальмонеллу, не влияя на вкус куриного мяса, и не оставляет после себя никаких токсичных отходов.

Судя по лицам семисот журналистов, мысли о курятине, облученной гамма-лучами, и о южноафриканских персиках, черт знает сколько хранящихся на полках магазинов, не вызвали у них энтузиазма.

Йодэлл объявил, что лекция окончена, и предложил задавать вопросы. А чтобы сократить срок экзекуции, добавил: после вопросов участников ожидает приглашение на обед.

Судя по лесу рук, взметнувшемуся в воздух, обеду грозило превратиться в ужин. Первой заговорила женщина с сильным австралийским акцентом:

– Сэр, каков, по вашему мнению, может быть самый худший сценарий катастрофы на атомной электростанции?

– Никакие катастрофы здесь практически невозможны. Как я уже говорил, на станции действуют три независимые друг от друга системы автоматического отключения. Все возможные сценарии, как естественные, так и рукотворные, мы проработали на симуляторах и пришли к выводу, что системы безопасности станции абсолютно надежны. Иначе мы здесь не работали бы – уж я-то точно. На станции трудится более тысячи человек, и поверьте, они ничего не опасаются. Кстати, на опасных работах люди получают надбавку за риск. У нас здесь надбавку за риск не платят. Я ответил на ваш вопрос?

– Нет, сэр. Я спросила не о том, может ли в принципе произойти катастрофа, а о том, какой она может быть. Итак, худший из возможных сценариев?

– Что ж, худшее, что может произойти, – это треснет одна из труб, по которым поступает пар. Однако если такое произойдет, немедленно откроются клапаны вакуумной камеры, и весь пар втянется туда.

Встал научный редактор «Таймс».

– Вы говорите, что катастрофы на атомной станции невозможны. Тем не менее в семьдесят девятом году на станции Три-Майл-Айленд в США, с таким же типом реактора, как здесь, произошел очень серьезный инцидент. Почему он не может повториться?