Страница 18 из 26
– Лагерь экспедиции в этих горах! – говорит Пономарев. – Здесь есть большая прогалина, нужно угадать на нее, – и, мельком взглянув в испуганное лицо Нины Павловны, поспешно добавляет: – Угадывать будут летчики, наше дело – прыгать.
Лес и горы вдруг оказываются сбоку: самолет заходит в вираж.
– Сначала прыгнете вы, – продолжает Пономарев. – Не забывайте моих наставлений и не бойтесь. На планете встретимся.
У Нины Павловны такой беспомощный вид, что парашютист считает нужным пошутить:
– Опускаться будете медленно; вы такая маленькая, могли бы прыгнуть с обыкновенным зонтиком. Верьте мне, на первых же секундах спуска вы запоете на всю вселенную.
Нина Павловна молчит. Очень уж безмятежна улыбка Пономарева: "Успокаивает, как я больных, – может быть, перед смертельной операцией…"
Внезапно наступает тишина. На переборке вспыхивает красная лампочка, раздается звонок. Пономарев ведет Нину Павловну в хвост самолета; за ней тянется прикрепленная сзади фала – тонкий канат, он должен сам раскрыть парашют.
Нина Павловна стоит около дверки. В голове пусто, в груди холодно. Все кажется далеким, зачеркнутым, не имеющим значения. Есть только эта металлическая дверка.
Дверка раскрывается. Ветер со свистом врывается в самолет, становится слышнее шум моторов, виден конец крыла – изжелта-серебристый, усеянный частыми заклепками.
– Мой саквояж? – каким-то слабым, чужим голосом спрашивает Нина Павловна и пятится назад.
– Будет доставлен. – Пономарев хлопает по саквояжу, привязанному к его поясу, и берет Нину Павловну обеими руками за плечи.
– Ну!
Звенит звонок, крыло плавно уходит вниз.
– Ну!
Нина Павловна плотно сжимает веки. Пробует сжать и зубы, но они дрожат, ляскают. Неожиданно для себя она пронзительно вскрикивает и делает шаг вперед…
Гудящий ветер охватывает ее со всех сторон. Ужас падения останавливает сердце. Нина Павловна не успевает ни о чем подумать – ее сильно встряхивает, и сразу же наступает необыкновенная, удивительная тишина.
Еще не веря, что она жива и невредима, Нина Павловна приоткрывает сначала один глаз, потом другой. В море воздуха и света полупрозрачный купол над головой раскинулся, как белый свод сказочного дворца. Впереди раскачиваются лес и горы. Солнце бьет прямо в лицо. Во всем теле – от пяток до волос – счастливая легкость и глубокий покой. Нина Павловна набирает полную грудь воздуха и вдруг начинает петь.
Земля приближается быстро и бесшумно, ее края у горизонта выгибаются, образуя исполинскую зеленую чашу. Парашют опускается в центре долины. "Угадал",- с благодарностью вспоминает Нина Павловна о человеке за штурвалом, лица которого как следует не рассмотрела, и тут же падает в траву.
Она лежит, как утопающий, выброшенный волной на песок, и дышит с жадным упоением. Нагретый воздух обнимает ее; в нем крепкие земные запахи – травы, смолы и прели. Нина Павловна не торопится вставать. Рядом с ее лицом по травинке ползет муравей. Его раздвоенное тельце виляет, тонкие лапки цепко перебирают по гладкому стебельку; на конце травинки копошатся зеленые блошки.
Гул мотора возвращает Нину Павловну к действительности. Над долиной появляется самолет, он идет по кругу, потом замирает на месте. От самолета отделяется черная точка и летит вниз – стремительно, как камень. "Раз, два, три, четыре…" – машинально считает Нина Павловна. Жутко смотреть на черный комочек, падающий из глубины неба. Подумать только, она несколько минут назад сама была такой черной точкой… Словно струя пены, над черным комочком взрывается, закипает белое облачко и превращается в зонт, под которым, раскачиваясь, висит человек; сейчас его уже можно рассмотреть, он машет рукой.
Нина Павловна вскакивает, хочет бежать к месту, куда опускается Пономарев, но лямки парашюта опрокидывают ее на спину. Она видит небо и в нем покачивающий крыльями маленький уходящий самолет.
"Качну серебряным тебе крылом", – вспоминает Нина Павловна и смеется, легко и чуть-чуть неестественно.
Темно-бурые пятна, выглядевшие сверху маленькими плоскими островками, оказались высокими, густо заросшими по склонам горами. Они тесно обступали долину, где приземлились Нина Павловна и Пономарев. Кусты ольшаника купами, как стога сена, были разбросаны по, дну долины. У опушки леса они переходили в извилистую линию, – очевидно, там протекал ручей. Сквозь полегшую желтую траву просвечивали земляные бугорки, кротовых норок, кое-где торчали, резко выделяясь свежей зеленью, молоденькие растопыренные сосенки.
Пока Пономарев складывал парашюты, Нина Павловна с интересом осматривалась.
– Смотрите, смотрите! – вдруг закричала она.
Над лесом показалась большая черная птица, она быстро уходила вверх, сильно взмахивая крыльями; в ее когтях билось какое-то маленькое существо. Птица уже достигла вершины отвесной скалы, когда неожиданно ударил выстрел. Хищник беспорядочно захлопал крыльями, выпустил свою жертву и вслед за ней, кувыркаясь, исчез за деревьями.
Из кустов, над которыми взлетело и развеялось легкое облачко дыма, вышел широкоскулый человек с ружьем в руке. Он снял меховую шапку и низко поклонился.
– Здравствуй, хороший доктор, товарищ Павлова. Теперь Аят опять настоящий охотник. Спасибо тебе… Видала?
– Усольцев! – воскликнула Нина Павловна. – Вы здесь? Значит… А ваш начальник, где он?
Охотник не успел ответить.
В кустах зашуршало так сильно, словно сквозь них пробирался медведь; оттуда вышел Белов, в клетчатой рубашке и брюках, заправленных в высокие сапоги. Ветер развевал обернутую вокруг его широкополой шляпы противомоскитную сетку с приставшими к ней сухими листочками и сосновыми иглами.
– Нина Павловна! Нина Павловна! Вот неожиданность, прямо как с неба упали!
– Так оно и было: на манер ангела, – усмехнулся Пономарев. Нина Павловна всплеснула руками, не скрывая радости.
– Андрей Ильич, честное слово, я почему-то чувствовала, что встречу вас здесь! А вам разве не было известно, что прилетит врач?
– Что врач – да, но что им окажетесь именно вы… – Он смутился и замолчал.
Они стояли друг против друга и, как тогда, на аэродроме, не находили слов. Наконец Нина Павловна спохватилась.
– Как ваш Климов, Андрей Ильич?
– Совсем плох. Если можно, тронемся немедленно. Идти недалеко, километра два. По дороге я расскажу. Давайте ваш саквояж.
Он нагнулся, взял в одну руку саквояж, а другой легко бросил на спину сложенный парашют. Пономарев забрал второй парашют. Усольцев вскинул на плечо ружье и пошел вперед, раздвигая кусты перед Ниной Павловной.
В зарослях ольшаника действительно прятался ручей; затененная, подернутая болотной плесенью вода казалась глубокой и неподвижной, как в омуте. Усольцев остановился и нерешительно посмотрел на Нину Павловну. Белов поспешно сунул ему саквояж и сбросил на землю парашют.
– Извините…
Он взял Нину Павловну на руки и, разбрызгивая сапогами воду, понес через ручей; его лицо, худое, обожженное до черноты, было совсем рядом, и Нина Павловна едва удержалась, чтобы не провести ладонью по впалой небритой щеке. Смуглая кожа виднелась сквозь порванную на плече полинялую рубашку. "Зашью. В первую же удобную минуту зашью", – решила она. Ей хотелось, чтобы Белов нес ее подольше, но она пересилила себя и почему-то шепотом сказала:
– Андрей Ильич, спасибо, отпустите…
Белов остановился, оглянулся на оставшийся позади ручей и, помедлив, поставил Нину Павловну на землю.
Лес раскинулся у подножия и по склону горы. Сразу стало сумрачно и прохладно; солнце дробилось в зеленых кистях пихт, в голубовато-серых лишайниках, причудливо свисающих с протянутых еловых лап, вспыхивало желтым огнем в янтарных сгустках смолы. Под ногами мягко оседал мох, засыпанный иглами и шишками. Дорогу преграждали трухлявые стволы упавших деревьев.