Страница 12 из 17
– Ты что здесь богуешь? – зловеще процедил Клюквин. – Я думал – за тобой сила, а ты голый! Или на две тачанки понадеялся? Да тебя мои ребята в капусту порубят!
– Испугал! – усмехнулся Семенов. – В Кривой балке весь мой эскадрон дожидается! Как выстрелы услышат… Иди, мразь!
Ухватив притихшего Клюквина левой рукой за сорочку, а правой сунув маузер под челюсть, Семенов потащил его на крыльцо. По дороге шепнул:
– Ошибешься – с удовольствием вышибу тебе мозги! А мы уйдём по-любому!
Вокруг штаба уже собрался клюквинский эскадрон. Но с первого же взгляда командир «Беспощадного» понял: уйти им не помешают – настроение у бойцов не то. Клюквинцы выглядели растерянными и не знали, как себя вести. Все уже осведомлены о причинах резких действий «Беспощадного» и понимали, что правда не на их стороне. А если ещё дойдёт до пальбы по своим, то дело кончится расформированием эскадрона и расстрелами… Ко всему прочему, наставленные на них «Максимы» тачанок, и ручные пулемёты «ангелят» охлаждали боевой дух и не располагали к необдуманным действиям, а печальное положение командира ставило в оценке ситуации завершающую точку.
– Все в порядке! – крикнул Клюквин с крыльца. – Наши гости уже уходят. Я их провожу и вернусь. Никто не скачет следом!
На всякий случай, комэска-три запихнули в тачанку и на ходу выбросили в степи уже далеко за околицей, когда стало ясно, что их никто не преследует. Клюквин долго смотрел вслед, а потом сплюнул и, скособочившись, пошёл обратно.
Когда приближались к Сосновке, Иван Семенов придержал коня и подождал Сидора:
– Спасибо, братуха, ты мне жизнь спас!
– Третьего дня ты мне, теперь я тебе, – ответил Сидор. Повязка на его плече пропиталась кровью. – Квиты будем!
– Какие счеты между братьями! – скупо улыбнулся Иван.
Когда прибыли в расположение, то оказалось, что «Беспощадный» находится в полной боевой готовности, и комиссар Буцанов уже собрался вести его на логово Клюквина. Семенов скомандовал отбой и никак этот факт не прокомментировал, но про себя действия комиссара оценил и одобрил.
Глава 2
На гражданской войне только пушки в цене…
По небу плывут белые облачка, свежий ветер – как привет из мирной жизни, густо пронизан запахом вызревающих злаков. Продовольственный обоз, прибывший позавчера, был на редкость наварист: не только мука и лук, как обычно, но ещё и перловка, и квашеная капуста, и свёкла, и даже немного тушенки. В такую погоду да при таких обстоятельствах, пришедшее из штаба полка сообщение о том, что в связи с выравниванием линии фронта эскадрон будет отдыхать несколько дней, а то и неделю, откликнулось в красноармейцах давно забытым спокойствием и умиротворением. Выпадали и раньше «Беспощадному» такие дни – считай, краткосрочный отпуск, только редко. И каждый раз после этого случалась настоящая мясорубка, перемалывающая четверть, а то и половину эскадрона. Но о плохом в такие моменты не думается, особенно когда сошлось одно к одному: погода, постой в дружественно настроенном селе, продвижение по всему Южному фронту, предвещающее победу Мировой революции.
– Чем займем людей, Иван? – спросил Буцанов. – Соревнования были, учения постоянно идут, надо бы им праздник устроить…
– Самое время назначить банный день, – ответил Семенов. – Пусть ребята расслабятся и отдохнут – кто знает, сколько кому еще жизни отмерено…
Комиссар это решение одобрил. Впрочем, они жили душа в душу, и разногласий между командирской и партийной властью практически не было. Такое взаимопонимание случалось редко – чаще командир и комиссар грызлись, как кошка с собакой, писали друг на друга рапорта и ставили палки в колеса. И все ради того, чтобы доказать – кто главней…
– Мы тут с комиссаром посовещались и решили вечером устроить праздник по случаю наших побед над белой гидрой по всему фронту, – объявил комэск на утреннем построении.
– А также в честь храбрости, верности делу революции, соблюдения строгой воинской дисциплины и высокой сознательности бойцов «Беспощадного», – торжественно добавил Буцанов. – А сейчас – банный день!
– Ура-а-а-а! – раскатисто прокричал строй.
– А праздник с самогонкой? – звонко выкрикнул кто-то. Семенову показалось, что это Васька Сергеев – известный бузотер из третьего взвода.
Вопрос был справедливый: какой же праздник «насухую»?
Комэск и комиссар переглянулись. Буцанов кивнул: дескать, не возражаю.
– Раз комиссар согласен, то и я не против, – сказал Семенов.
По рядам пронёсся одобрительный гул.
– Но чтоб себя блюли и меру знали! – добавил он строго. – Под ответственность взводных командиров!
– За малейший проступок вводится сухой закон, – подытожил Буцанов.
– Правильно, комиссар, – кивнул Семенов. – Так что, гулять – гуляйте, а за порядком присматривайте!
– Товарищ командир! – раздалось из строя. – Разрешите обратиться?
– Разрешаю.
Строй расступился, вышел невысокий скуластый боец в стареньком, но чистом и отутюженном кителе.
– Мы тут с мужиками покумекали, – сказал боец. – Сейчас дичи в лесу много. Дозвольте… то есть, разрешите охоту снарядить.
Семенов улыбнулся.
– Сам с утра подумывал… да потом патронов жалко стало… Ну, так и быть, – махнул он рукой совсем уж по-свойски, будто с приятелями договаривался. Бойцам это нравится.
– Только не из винтовок шмаляйте, а то людей постреляете. Ружья возьмите, выберите самых метких: от взвода по два человека, не больше. И рыбалку заодно организуйте. Ушицы поедим.
Бань в Сосновке – чуть не в каждом дворе. Выбрали получше да почище, на каждый взвод, отрядили бойцов на заготовку дров и веников. Через пару часов над трубами курился дым, бойцы по очереди заходили в маленькие избушки, откуда выскакивали красные, распаренные, исхлестанные вениками, с криками обливались холодной водой из колодца и, одевшись, садились в тенек, расслабленно курили, травили байки и громко хохотали.
Охотники разошлись по окрестным перелескам бить фазанов и зайцев, рыбаки рассыпались по берегу удить рыбу. Трое самых заядлых, пользуясь всеобщим благостным настроем, отпросились на озеро в полутора верстах к северу, под самой линией фронта: местные раззадорили их байками про водящихся в озере гигантских сомов. Те, кто с купеческой жилкой, предались радостям свободного обмена: меняли у сосновцев гуталин на сало, муку на соль и чай, по курсу два к одному – сэкономленную перловку на выманенную из крестьянских запасов гречку.
Иван позвал к себе Сидора – посидеть, побалакать за жизнь. Поддавшись общей благодушной атмосфере отдыха, братья устроились возле штаба, под развесистой шелковицей, за столом с горячим самоваром и кусочками колотого сахара в расписной плошке. Душевно почаевничали и уже собирались идти париться, когда быстрым шагом во двор вошел Буцанов – в расстёгнутом кителе, хмурый и злой.
– Что случилось? – Семенов сразу догадался: комиссар пришёл с плохой вестью. – Докладывай!
Комиссар присел на колченогую табуретку, оглянулся – не слышит ли кто, повернулся к столу.
– Только что сообщили: в бане увидели у Федунова на шее золотую цепочку с крестиком, – сказал Буцанов. – Он ее сразу снял, но Петрищев заметил и сигнализировал. И знаешь, у него ведь всегда физиономия кислая, а тут прямо просиял весь!
– Так-так-так, – Семенов вздохнул, потёр ладонью лицо. – Не о Петрищеве речь… Это какой Федунов? Такой невзрачный, вроде как пришибленный? Молчит всегда?
– Ну да. Ты ещё ему сапоги с френчем отдал. Себе не взял, а этому…
– Точно… я и забыл… Так откуда у него золото, комиссар? Он же крестьянин, из бедноты, золото не то, что в руках не держал – даже не видел!
– Вот то-то и оно, – Буцанов посмотрел исподлобья на комэска. – Боюсь, дело тут нечистое…
Семенов отодвинул от себя недопитую кружку.
– Лукин!
Ординарец, поправляя на ходу ремень, подбежал к столу.
– Иди к Коломийцу, скажи, чтобы задержал Федунова из второго взвода.