Страница 33 из 44
Трамвая не было долго. К остановке медленно подкатывалось свободное такси. Молодой чубатый шофер присматривался, не кончилось ли у кого терпение. Антон встретился с ним взглядом и в какую-то секунду принял решение.
— В аэропорт, — подбежав к такси, торопливо сказал он шоферу и, захлопнув за собою дверцу, попросил: — Только как можно скорее.
— На самолет опаздываем? — участливо поинтересовался шофер.
— Хуже, друг. Гони вовсю.
Таксист понимающе кивнул и, отпустив тормоза, переключил скорость. Машина рывком взяла с места. Стрелка спидометра мигом проскочила начальные деления шкалы и перевалила за «50». Антон неотрывно смотрел на часы. Минут через десять попросил еще прибавить скорость. Стрелка переползла деление «60». Вырвавшись на Красный проспект, машина понеслась отсчитывать зеленые огоньки светофоров. Только у одного из них пришлось задержаться. Неопытный любитель, подставив зад своего «Запорожца» чуть не вплотную к радиатору «Волги», прозевал предупредительный свет и никак не мог взять с места.
— Козел, какой козел… — цедил сквозь зубы вошедший в азарт таксист; вывернув машину, он объехал «Запорожца» и рванулся вперед, успев все-таки показать любителю кулак и зло крикнуть: — Трижды козел!
Выскочив из городской сутолоки на загородное шоссе, шофер еще прибавил скорость, и стрелка спидометра теперь уже задрожала за «90». Лихо затормозив перед аэропортовским вокзалом, он устало откинулся к спинке сиденья и спросил:
— Успели?
Антон посмотрел последний раз на часы и отрицательно покрутил головой.
— Из-за того запорожского козла у светофора с минуту потеряли, — шофер сердито сплюнул в открытое окно машины. — Быстрее гнать нельзя было. И так на пределе жал.
Антон расплатился с таксистом и невесело вошел в здание аэровокзала. Появившееся на трамвайной остановке предположение не подтвердилось — даже гоня такси на пределе, Айрапетов за сорок пять минут не мог успеть съездить из аэропорта до обувного комбината, чтобы встретиться с Остроумовым и вернуться обратно. На это ему потребовалось бы, в лучшем случае, не меньше полутора часов.
Вокзал был полон пассажиров. Динамики, перекликаясь металлическим эхом, то и дело неразборчиво и хрипло выкрикивали номера рейсов отлетающих и прилетающих самолетов. На взлетном поле гудели турбины. Сновали носильщики. Задумчиво Антон прошелся по залу. На глаза попалась вывеска «Сберкасса». Постояв перед нею, он решительно вошел в кабинет управляющего и, предъявив удостоверение, объяснил суть дела.
— О том, что тайна вкладов охраняется законом, вы, как сотрудник уголовного розыска, безусловно, знаете? — осторожно спросил управляющий.
— Безусловно, знаю, — подтвердил Антон.
— В таком случае придется подождать одну-единственную минуту.
Оставив дверь открытой, управляющий вышел из кабинета и зашептался с женщиной, сидящей за стеклянной перегородкой с табличкой «Контролер». Женщина, кивнув головой, полистала картотеку и одну из карточек подала управляющему. Тот внимательно ее разглядел, возбужденно вернулся к Антону, закрыл за собою дверь и заговорил почти шепотом:
— Смею заметить, Айрапетова Игоря Владимировича в числе наших вкладчиков нет, а Владимир Андреевич Остроумов вчера сделал первый вклад, — управляющий показал в карточку пальцем. — Обратите внимание — счет номер восемьдесят семь тридцать семь. Вклад составляет пять тысяч рублей — сумма немалая.
Сюрприз, как сказал бы Степан Степанович, был налицо. Но еще более интересное приготовил Слава Голубев, сравнительно легко отыскавший таксиста, с которым Айрапетов уезжал из аэропорта. В одной из сберкасс города Игорь Владимирович снял со своего счета ровно пять тысяч рублей.
— Что будем делать? — спросил Степана Степановича Антон.
— Допрашивать Остроумова, — ответил Стуков. Остроумов явился на допрос, понуро опустив лысую голову и по привычке держа руки за спиной. Увидев его, Голубев быстро написал Антону: «Этот человек вчера был в аэропорту после приезда Айрапетова из сберкассы». Антон понимающе кивнул.
Показания Остроумов давал по существу, без излишних отступлений. Чувствовалось, что он приучен на допросах говорить под запись.
— Давайте уточним, — сказал Антон и вспомнил, что точно так же обращается к допрашиваемым подполковник Гладышев. — Значит, вы утверждаете, что сами в магазине не были, а только показали Мохову магазин и отключили сигнализацию. В качестве доли за это взяли от Мохова часы…
— Бритовку тоже взял, — угодливо сказал Остроумов.
— Еще одно уточнение. Как вы могли отключить сигнализацию, если сами в райцентре не были?
Остроумов вытер вспотевшую лысину, заискивающе улыбнулся:
— Вы еще очень молоды, потому так легко поверили моему алиби. Когда шел на дело, я не собирался приходить в уголовный розыск с повинной. Съездил на рыбалочку с женой, перед соседями покрутился. В таком деле все надо предусмотреть. На след угрозыск нападет, а моя хата с краю: «Извините, дорогие сотруднички милиции, днем культурненько отдыхал, вечером с соседками семечки лузгал, чаек допоздна с соседом швыркал». Я, гражданин инспектор, стреляный воробей. Меня куда уж только жареный петух не клевал…
— Продолжаете утверждать свое?
— Бог не даст соврать, — Остроумов показал пальцем в потолок, — всевышний все видит, — и заторопился. — Да вы, гражданин инспектор, не сомневайтесь. На суде темнить не буду, повторю слово в слово свои показания. Пройду с ребятками по второй части восемьдесят девятой — кража по предварительному сговору. Там до шести лет, но, учитывая мое чистосердечное раскаяние, прокурор попросит года два, а судьи и того меньше присудят. Обвинительное хоть сей миг готов подписать.
— В статье восемьдесят девятой есть и третья часть, — Антон открыл «Уголовный кодекс» и прочитал вслух: — «Кража, совершенная особо опасным рецидивистом или в крупных размерах, наказывается лишением свободы на срок от шести до пятнадцати лет с конфискацией имущества или без таковой». Как видите, прокурор может попросить самое малое шесть лет.
По вискам Остроумова поползли струйки пота.
— Зачем так жестоко?.. Я ж… Я ж с повинной пришел, часики вернул, а из тряпок ребятки взяли всего-ничего, кот наплакал.
— Мы не на базаре, где можно рядиться, — строго сказал Антон. — Рецидивист вы особо опасный — судимостей у вас не перечесть, убыток, причиненный магазину, является крупным. Поэтому следственные органы обязаны обвинить вас по третьей части, и судьи могут вынести постановление конфисковать не только те пять тысяч рублей, которые вы вчера положили в сберкассу аэровокзала, но и домашнее имущество.
Хотя допрос Остроумова Антоном был продуман заранее, но такого эффекта он не ожидал. Остроумов буквально разинул рот, словно ему мертвой хваткой сдавили горло, и уткнулся лицом в ладони. Больше минуты он приходил в себя и еле-еле выдавил поникшим голосом:
— Пять тысяч — мои сбережения.
— Не узнаю Кудрявого, — вмешался Степан Степанович. — Так по-детски вы, Остроумов, никогда на прежних допросах не лепетали.
Плечи Остроумова затряслись, будто он заплакал.
— Не надо истерик, — строго сказал Антон. — Говорите начистоту, на суде это зачтется. Будете запираться, придется напомнить еще одну статью из уголовного кодекса. Сто семьдесят четвертую. Знаете такую? Там за получение взятки тоже до восьми лет лишения свободы полагается.
Остроумов поднял голову и уставился на Антона остекленевшими круглыми глазами. По впалым щекам катились частые слезы, но взгляд был решительным, злым. Проглотив слюну и глубоко втянув воздух носом, он заторопился:
— Деньги дал мне врач Айрапетов, чтобы магазинчик от себя отмести. Чувствую, Игорь Владимирович сблатовал на него ребяток и попался с бритовкой. Ради всевышнего, не пишите мне сто семьдесят четвертую, расскажу все как на исповеди у батюшки.
— Вы знаете, чем оговор наказывается?
— Кудрявый никогда свою вину не клеил другим! Чужую на себя брал, бывало такое, но чтобы свою на кого… — Остроумов вытер лицо, заискивающе повернулся к Стукову. — Степан Степанович, разве я когда был сявкой?